Цена измены. Вернуть жену - Юлия Валериевна Рябинина

– Не хочешь жрать, тогда просто посиди, уважь старика. А заодно поведай нам деревенским неугодным тебе родителям, зачем городская птица в деревню пожаловала?

– Валера. Хватит. Что ты к ней привязался, – мама только успела проговорить эти слова, как ей в лоб прилетела ложка.

Я тихо ойкнула, прикрыла рот ладонью, а мама вздрогнув, порывисто вздохнула и принялась есть суп. Старательно делая вид, что ничего страшного не случилось.

– Мама, – вырвалось изо рта.

– С ней все нормально, – отмахивается отец, – так ведь? Иришка?

Вижу как тяжело сглатывает мама обиду. Ее кадык дергается, его хорошо видно на тонкой шее.

– Да, Валер. Ася, правда, все хорошо, – отвечает мам не поднимая головы.

Отец самодовольно оскалился, выставляя на показ щербатый рот, погладил маму по голове, и вид у него был такой, как будто собаку за послушание приласкал.

“Как будто собаку,” – подумала с болью и тут же устыдилась своих мыслей.

Во мне вскипает кровь. Резко поворачиваюсь к отцу. Зло шиплю ему в лицо:

– Ты что о себе возомнил? Больной ублюдок, – толкаю его.

У отца аж ложка из рук выпала.

– Ася! – вскрикивает мама.

– Ах, ты сучара! Ты кому это мне сказала? Мне?! Родному отцу? – срывающимся на хрип голосом произносит отец, вращая ошалело глазами.

– Родной отец!? Да какой ты, черт побери отец!? Ты животное!

У меня нутро выворачивает наизнанку от боли. Инстинкты самосохранения стираются напрочь. Ярость хлещет через край. Чувствую себя бессмертной.

И когда отец наконец- то делает первую попытку встать, я его толкаю с такой силой, что он летит через стул на пол.

(Немного позже я пойму, что мне повезло лишь только по тому, что мужчина был в зю-зю пьяным).

– Ах, ты сучка, – шипит отец, операется на локти, пытается встать.

Раскорячив свою никчемную тушку на полу, тряся лысой засаленной головой из стороны в стороны, он вызывает во мне полное отвращение и омерзение.

Лучше бы я и не выходила. Лучше бы осталась в зале.

– Дочка, ну зачем ты так, – мать бросается к отцу, падает перед ней на колени, – Валера…

– Вырастила ты на нашу голову неблагодарную дрянь. Это где это видано, чтобы дочь на отца руку поднимала?! – кряхтит мужчина, а родительница пытается ему еще и помочь встать.

Больно это видеть. Резко разворачиваюсь и выхожу из кухни. Это выше моих сил.

– Давай. Давай. И валила бы ты лучше к своему столичному мудозвону. Че приперлась? жизнь нам с матерью испортить?

Пропускаю его едкие замечания мимо ушей.

Выхожу в коридор. Сдергиваю с гвоздя на котором висят куртки, фуфайку накидываю на себя. Ноги сую в валенки. Надо остыть. Не то, беды не миновать.

– Ася! Ты куда? – окликает меня мама тогда, когда открываю калитку.

– Пройдусь мам, – отвечаю ей резче чем следует.

– Ась, не глупи. Иди домой. Отец, щас пропустит пару стопок, и спать завалится. Иди домой.

Вижу, что у женщины на лице написаны искренние сожаления. Мне бы хотелось вернуться. Обнять ее, посочувствовать, но отчего-то ноги с места не двигаются, душа рвется, а тело не пускает.

– Я приду мам. Позже, – круто разворачиваюсь иду прочь от дома.

– Ася! Ася!

Но я лишь ускоряю шаг. Стремительно, насколько это возможно по узкой тропинки, иду прочь.

Домой возвращаюсь только тогда, когда на улице мне становится страшно.

Полная луна. Вой собак. И скрипучий снег под ногами, отчего то леденят кровь в жилах.

Замерзшая, словно сосулька, подхожу к двери. И затаив дыхание дергаю ручку. Открыто. Выдыхаю с облегчением. Я бы не удивилась на самом деле, если бы отец решив проучить меня закрылся. Это практика у него еще с моих юных лет присутствовала.

В крови снова заиграла вражада по отношениею к родителю.

Теперь мне становится понятным, почему меня все эти годы не тянуло домой.

И это не только из-за бедности, которая здесь процветала, но и из-за него.

Тряхнула головой. Нет. Лучше об этом думать не буду. И так еле успокоилась. Потому как если бы не сложившиеся обстоятельства в которых я нахожусь, то не задумываясь вызвала такси и уехала отсюда. Уж лучше к черту на кулички, чем жить с таким как отец-подонком под одной крышей. Представить боюсь, как он над матерью издевается, чувствую себя вольготно в стенах этого дома.

Тихо, стараясь не шуметь я захожу в дом. Скидываю фуфайку, стягиваю шапку, валенки и только делаю шаг в сторону зала, когда словно в подтверждение моим мыслям раздается угрожающее:

– … проси за нее прощения, сучка, – доносится до моих ушей, и я застываю на месте, оглядываюсь по сторонам, прислушиваясь пытаясь понять откуда идет голос. Это голос отца, без сомнения.

– Валера, прости ее, прости, – хрипло, на одном выдохе, произносит женщина и я уже готова сорваться с места, чтобы кинуться выручать маму, когда слышу, характерный звук шлепающих друг об друга тел, занимающихся сексом.

Меня обдает жаром. Я заливаюсь стыдом. Черт побери! Зачем я это услышала?! Зачем!?

Затыкаю уши, устремляюсь в зал. Меня мутит. Мне дурно. Это так неожиданно и так пошло слышать, как твои родители занимаются сексом, что готов сквозь землю провалиться, лишь бы все это забыть.

Падаю на диван. Накрываюсь с головой одеялом и еще подушкой сверху.

Но засыпаю я только под утро обессиленная внутренними терзаниями.

Это худшее, что со мной могло произойти за этот день. Хуже быть уже просто не может.

Так думала я, пока не проснулась утром от грохота, доносящегося откуда-то с кухни.

Глава 14

Из цепких оков