Дивергент - Вероника Рот

Но сегодня вечером я хочу побыть одна. Более того, я хочу вспомнить, почему явилась сюда и почему так хотела остаться, что спрыгнула с крыши здания еще до того, как узнала, что значит быть лихачом. Я пропускаю пальцы в ячейки сети под собой.

Я хотела быть как лихачи, которых я видела в школе. Хотела быть шумной, смелой и свободной, как они. Но они еще не были членами фракции; они всего лишь играли в лихачей. Как и я, когда спрыгнула с крыши. Я не знала, что такое страх.

За последние четыре дня я встретилась с четырьмя страхами. В одном видении я была привязана к столбу, и Питер поджигал дрова у меня под ногами. В другом снова тонула, на этот раз посреди океана, и волны бушевали вокруг. В третьем я смотрела, как мои родные медленно истекают кровью до смерти. А в четвертом меня под дулом пистолета заставили стрелять в них. Теперь я знаю, что такое страх.

Ветер задувает в дыру, овевает меня, и я закрываю глаза. Мысленно я снова стою на краю той крыши. Я расстегиваю пуговицы своей серой рубашки альтруиста, обнажая руки, открывая больше тела, чем кто-либо когда-либо видел. Комкаю рубашку и швыряю Питеру в грудь.

Я открываю глаза. Нет, я ошиблась; я спрыгнула с крыши не потому, что хотела походить на лихачей. Я спрыгнула потому, что уже была такой, как они, и хотела это продемонстрировать. Хотела признать ту часть себя, которую Альтруизм требовал прятать.

Я поднимаю руки над головой и снова зацепляюсь за сеть. Вытягиваю пальцы ног как можно дальше, занимая побольше ячеек. Ночное небо пустое и тихое, и мое сознание – тоже, впервые за четыре дня.

Я держу голову руками и глубоко дышу. Сегодня та же симуляция, что и вчера: кто-то держит меня под дулом пистолета и приказывает стрелять в моих родных. Подняв голову, я вижу, что Четыре наблюдает за мной.

– Я знаю, что симуляция не реальна, – говорю я.

– Можешь не объяснять, – откликается он. – Ты любишь своих родных. Ты не хочешь в них стрелять. Вполне естественно.

– Я вижу их только во время симуляции.

Хотя он говорит, что это необязательно, я все же чувствую потребность объяснить, почему мне так трудно встретиться с этим страхом. Я переплетаю пальцы и развожу руки в стороны. Ногти обкусаны до мяса – я грызу их во сне. По утрам мои руки в крови.

– Я скучаю по ним. Ты хотя бы иногда… скучаешь по своей семье?

Четыре смотрит вниз.

– Нет, – наконец отвечает он. – Не скучаю. Но это необычно.

Это необычно, настолько необычно, что я отвлекаюсь от воспоминания, как держала пистолет у груди Калеба. Какой была его семья, что ему больше нет до нее дела?

Я берусь за дверную ручку и оборачиваюсь на Четыре.

«Ты такой же, как я? – молча спрашиваю я. – Ты дивергент?»

Даже в мыслях слово кажется опасным. Четыре удерживает мой взгляд и с каждой безмолвной секундой выглядит все менее и менее суровым. Я слышу, как стучит мое сердце. Я смотрю на него слишком долго, но ведь и он смотрит на меня, и мне кажется, что мы оба пытаемся сказать то, что другой не может услышать, хотя, возможно, это всего лишь мое воображение. Слишком долго… а теперь еще дольше, мое сердце стучит еще громче, и его спокойный взгляд поглощает меня целиком.

Я толкаю дверь и спешу по коридору.

Нельзя так легко отвлекаться на него. Я не должна думать ни о чем, кроме инициации. Симуляции слишком мало меня беспокоят; они должны взламывать мое сознание, как происходит с большинством неофитов. Дрю не спит – тупо смотрит на стену, свернувшись в клубок. Ал каждую ночь кричит от кошмаров и рыдает в подушку. Мои кошмары и обкусанные ногти бледнеют в сравнении с этим.

Крики Ала будят меня каждый раз, и я смотрю на пружины над головой и гадаю, что со мной, черт побери, не так, почему я ощущаю в себе силу, когда все остальные ломаются. Я спокойна, потому что я дивергент, или дело в другом?

Возвращаясь в спальню, я ожидаю увидеть то же, что вчера: несколько неофитов, лежащих на кроватях или глядящих в никуда. Вместо этого они толпятся на другом конце комнаты. Эрик держит в руках классную доску, которая повернута ко мне задней стороной, так что я не вижу, что на ней написано. Я встаю рядом с Уиллом.

– Что происходит? – шепчу я.

Надеюсь, это не очередная статья, потому что я вряд ли выдержу еще одну порцию враждебности.

– Ранги второй ступени, – отвечает он.

– Я думала, после второй ступени никого не исключают, – сдавленно говорю я.

– Не исключают. Это всего лишь что-то вроде промежуточного отчета.

Я киваю.

При виде доски мне становится не по себе, как будто в животе что-то бултыхается. Эрик поднимает доску над головой и вешает на гвоздь. Когда он отходит, в комнате воцаряется тишина, и я вытягиваю шею, чтобы посмотреть, что там написано.

Мое имя на первом месте.

Головы поворачиваются в мою сторону. Я читаю список сверху вниз. Кристина и Уилл на седьмом и девятом месте. Питер второй, но при виде его времени я понимаю, что разница между нами заметна невооруженным взглядом.

Среднее время симуляции Питера – восемь минут. Мое – две минуты сорок пять секунд.

– Отличная работа, Трис, – тихо произносит Уилл.

Я киваю, не сводя глаз с доски. Стоило бы радоваться, что я на первом месте, но я знаю, что это значит. Если раньше Питер и его друзья меня не любили, то теперь просто возненавидят. Теперь я – Эдвард. Теперь я могу остаться без глаза. А то и хуже.

Я ищу имя Ала и нахожу его на последней строчке. Толпа неофитов постепенно рассеивается, и остаемся только мы с Питером, Уиллом и Алом. Мне хочется утешить Ала. Сказать ему, что единственная причина моего успеха – какое-то отличие в мозгу.

Питер медленно поворачивается, его руки и ноги напряжены до предела. Он бросает на меня не просто угрожающий взгляд – его глаза полыхают чистой ненавистью. Он идет к своей кровати, но в последний момент вихрем оборачивается и припечатывает меня к стене, держа руками за плечи.

– Я не позволю Сухарю меня обойти, – шипит он. Его лицо так близко, что я чувствую несвежее дыхание. – Как это тебе удалось? Как это, черт побери, тебе удалось?

Он притягивает меня к себе на пару дюймов и снова ударяет о стену. Я стискиваю зубы, чтобы не заплакать, хотя боль от удара пронзает позвоночник сверху донизу. Уилл хватает Питера за воротник рубашки и оттаскивает от меня.

– Оставь ее в покое! – рявкает он. – Только трусы запугивают маленьких девочек.

– Маленьких девочек? – фыркает Питер, сбрасывая руку Уилла. – Ты слепой или просто дурак? Она выдавит тебя из рангов и из Лихости, и ты ничего не добьешься, а все потому, что она умеет манипулировать людьми, а ты нет. Так что дай мне знать, когда поймешь, что она намерена стереть нас в порошок.