Черкес 5. Спасти кавказского пленника - Greko

class="p1">— Невероятно!

Я был взбешен. Вот вам и объективный суд, обещанный мне царем! Какая-то дьявольская насмешка над здравым смыслом и теми «цепями», о которых мне толковал император. Неужели повывелись на Руси приличные люди? Или те, кто был, все сгинули во глубине сибирских руд? Еще доживала последние дни старая Александровская гвардия, все те генералы, чьи портреты висят в Зимнем Дворце. Герои 1812- года, их дни сочтены, как у Розена. На смену им идут мерзавцы, сребролюбцы и подхалимы. Боже, спаси Россию!

Пока мы с княгиней возвращались в экипаже в Тифлис, я никак не мог успокоиться. Вновь и вновь вел внутренний диалог с императором. Так бывает после тяжелого бракоразводного процесса. Не меньше года споришь с покинутой супругой, пока не обретешь душевного равновесия.

Почему-то возбужденный ум родил сценку диалога царя с генералом. В духе филатовской сказки «Про Федота-стрельца».

В роли московского царя — царь Николай Павлович. В роли генерала — граф и генерал от кавалерии Чернышев.

Царь:

Отвечай-ка мне, зараза,

Почему не взял Кавказа?

Генерал:

Царь-надёжа, сам не рад!

Это Розен виноват!

Сдал старик в последни годы.

У него Альцгеймер, вроде.

Мух не ловит и не бдит!

Апосля обеда спит!

От него все наши беды

И отсутствие победы!

Царь:

Как такое может быть?

Как могли вы допустить,

Чтоб какой-то австрияк

Совершил такой косяк⁈

Генерал:

Сей Альцгеймер не австриец,

Немчура он и паршивец!

И болезня без вопросу

Косит всякого без спросу.

Ей что РОзен, что РозЕн

Хенде хох! И тут же в плен!

Царь: (сурово)

Моих немцев ты не трожь!

(вздыхает)

Нет вокруг достойных рож!

Лишь одни свиные рыла!

Ладно б спереди! И с тыла!

Отвечай мне, генерал:

Мы когда закатим бал

В честь победы над черкесом?

Не юли тут мелким бесом

В глаз смотри, держи ответ!

Генерал: (скулит про себя)

Отлучиться б в туалет!

Как же мне держать ответ:

Будут танцы, али нет?

Полонезы и мазурки…

Может, сразу прямо в дурку?

Там в палате Бонапарт

Будет мне так очень рад.

Треуголкою накроет

Приобнимет, успокоит.

Скажет мне: «Мон шер ами…»

Царь:

Ты царя-то не томи!

Мой вон Нестор письма шлёт

На вопрос ответа ждет.

Летопись никак не кончит

В потолок плюёт и точит

Перья! Всех гусей раздел!

Это ж полный беспредел!

Генерал (ломает руки):

Охватила меня дрожь!

Царь:

Так от то ж!

(приставляет пистолет ко лбу генерала)

Чтобы не было беды

От писателя-балды

Нужно завалить работой

Этого идиёта.

А посему

Быть с работою ему.

Видишь дуло?

Генерал:

Аж в желудке коротнуло.

Царь:

Облизнуть не хочешь пулю?

Генерал:

Царь-надёжа, может, дулю?

Царь

Шиш тебе с коровьим маслом!

И штанишки без лампасов!

(взводит курок)

Ждет ответа летописец!

Постарайся, не запнися!

Коли жить, собака, хошь

Я начну, а ты продолжь!

Я Черкесию поверг…

Генерал:

После дождичка в четверг!

Царь (убирает пистолет, цитирует классика):

Ты у нас такой дурак

по субботам али как?

Генерал:

Царь-надёжа, что не так?

Я старался как-никак…

Думал, мыслями истёк!

Указал на точный срок!

И синоптикам звонил

И с шаманом в бубен бил!

Чтоб не подвели с дождём!

Мы же можем! Мы — могём!

Царь:

И с шаманом⁈

Генерал:

Чтоб я сдох!

Царь:

Хм. Не плох, не плох,

План твой с дождичком в четверг.

Дрогнет, дрогнет наш абрек!

На коленях приползёт

О пощаде запоёт!

Генерал:

Боже, ты царя храни…!

Царь (зажимает нос):

Ты сходи, штаны смени!

Генерал (уходит за ширму):

Ну, а с Розеном чего?

Царь:

Нет надежды на него.

Генерал:

И кому же воевать,

И победный стих ковать?

Царь:

Видно, как твоим штанам

Смену нужно сделать нам.

Напиши тотчас указ:

Не его уже Кавказ!

Шутки шутками. Только смех — сквозь слезы. Все равно не помогло. Настроение осталось поганым. Я чувствовал, что мой роман с императором закончился, не успев начаться. В отличие от окружающих, я так и не смог посмотреть на него, как на божество. И не смогу.

[1]«Дорогой, вы роняете ваш сан висельника». Вероятно, эти слова были сказаны бывшему декабристу, получившему офицерский чин, а с ним и официальный пропуск в высшее общество. В те годы на Кавказ были переведены из ссылки многие участники событий 14-го декабря 1825 г. Часть из них снова выбилась в офицеры, часть погибла, а часть спилась.

[2] Речь шла не о родном брате, а о кузене, Павле Александровиче Катенине. Друг и безжалостный критик Пушкина, упомянут в «Евгении Онегине» («там наш Катенин воскресил Корнеля…»), он в нашей пушкиниане изображен в роли некоего гонимого страдальца. Нигде не найдете факта, о котором мы написали, цитируя мемуары Рукевича. Напротив, пишут: отправлен был в Кизляр комендантом по доносу командира полка. Ага, по доносу… Будто командиры только этим и занимаются. А на Кавказ бедный Павел как попал? Пойман за руку на мухлеже с поставками спирта казне. Все имущество взято в опеку. Надо на что-то жить. Остается лишь служба. А еще ранее, почему на Сенатской площади его не оказалось, хотя в связях с декабристами замечен? Опять же — выслан в деревню за аморальное поведение в театре в 1822 г. Всех удивило столь суровое наказание. Ходили слухи, что Александр I был сильно им разгневан. Тем, что мешал актрисам? Или слухи были куда грязнее?

Глава 15

Охота на Аслан-бека

Мы с княгиней Дадиани откладывать свой отъезд не стали. Конвой был выделен. Ответственные назначены. За наш проезд до Ларса отвечал душетский исправник, офицер вида безобразного по фамилии Пригожий.

Изрядный вышел каламбур, но мне было не до смеха. Вся эта тифлисская история отчаянно смердела. Помимо этого, крушение Дадиани и грядущая отставка Розена, немилость, в которую попал князь Султан — все это оставило меня без поддержки. Не то чтобы я рассчитывал на карьеру с помощью высоких покровителей. Но и надеялся отчасти. По крайней мере, ранее я мог уповать на то, что есть кому меня прикрыть. Теперь все придется начинать сначала. А ждать царских милостей? Я уже сполна получил возможность убедиться, сколь эфемерна сия субстанция. Как верно сказал классик, «минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».

Полагаться стоило лишь на себя. И на мой револьвер! Меня снова ждала Черкесия.

В Барсуковской я распрощался с княжной Дадиани. Пожелал ей счастливого пути, хотя в ее обстоятельствах это пожелание было на грани насмешки. Лидия Григорьевна уже взяла себя в руки. Настроилась на подвиг. Ей было