Подарок - Ахерн Сесилия

— Привет всем, — сказал он, приблизившись.

— Лу? — Квентин с удивлением вскинул на него взгляд, и Лу понял, почему на борту и без него оказалось шестеро. Квентин не поверил, что он будет участвовать в гонках.

— Надеюсь, я не опоздал? — осведомился Лу. — Ты вроде бы говорил о девяти тридцати. — Он старался не выдать своего разочарования.

— Да, все так, конечно… — Квентин тоже постарался скрыть удивление. — Только я, признаться… — Он обернулся к другим участникам гонок, застывшим в ожидании: — Разреши представить тебя экипажу. Это, ребята, мой брат Лу. На лицах некоторых мелькнуло удивление.

— А мы и не знали, что у тебя брат есть, — сказал один из команды, выступив вперед и протягивая руку. — Я Джеф. Добро пожаловать. Надеюсь, что с яхтами вы на дружеской ноге.

— Был когда-то, — ответил Лу и неуверенно покосился на Квентина. — В свое время мы с Квентином немало миль исходили, а такое не забывается. Это как велосипед, знаете ли…

Они засмеялись, приглашая его на борт.

— Куда ты хочешь, чтобы я встал? — Лу взглянул на Квентина.

— Ты и вправду думаешь, что сможешь поучаствовать? — спросил тот тихонько, чтоб не слышали другие.

— Конечно. — Лу сделал вид, что не обиделся. — Пойду, как всегда, на прежнем месте?

— Впередсмотрящим, да? — сказал Квентин.

— Так точно, капитан! — сказал Лу и с улыбкой отдал ему честь.

Квентин засмеялся, а затем опять повернулся J другим членам команды:

— Итак, ребята, я хочу, чтоб работали вы слаженно и дружно. Помните, что все следует передавать по цепочке, с тем чтобы вся информация шла ко мне и от меня. Если вы не выполнили команды, кричите, чтоб я был в курсе того, что происходит на борту. Если мы выиграем, для начала ставлю всем по кружке.

Известие всех приободрило.

— Ты молодец, Лу, — сказал Квентин и подмигнул брату: — Я знаю, как долго ты ждал этого дня.

И хотя было это абсолютной неправдой, Лу почувствовал, что возразить было бы неуместно.

— Наконец-то ты дорвешься до нашей «Александры».

В ответ на это Лу шутливо толкнул брата локтем в бок.

Рут провезла коляску Пуда под аркой Стрелков, после чего они очутились в Сент-Стивен-Грин, парке в самом центре Дублина. Здесь был устроен каток, манивший как покупателей из окрестных магазинов, так и приезжих из всех уголков страны приобщиться к этому необычному удовольствию. Пройдя мимо пруда с утками, а затем по мосту О′Коннела, они вскоре оказались в сказочной стране. На месте обычных ухоженных газонов раскинулся рождественский базар; в праздничном убранстве он казался экранным изображением рождественского веселья, декорацией, созданной специально для кино. В торговых павильонах торговали горячим шоколадом и зефиром, сладкими пирожками и кексами с изюмом и цукатами. Воздух был напоен запахом корицы и гвоздики, марципановым духом. Каждый торговец был наряжен эльфом, из рупоров неслись рождественские песнопения, а с крыш падали хлопья искусственного, машинного происхождения, снега.

Центром притяжения была хижина Санты. Перед ней змеилась очередь стремящихся попасть внутрь, и эльфы в зеленых одеждах и остроконечных туфлях из кожи вон лезли, развлекая толпу ожидающих. Вход в хижину окаймляла арка из гигантских красных в белую полоску леденцов, а из трубы в воздух летели мыльные пузыри. На клочке лужайки группа детей перетягивала канат, соревнуясь с громадной рождественской хлопушкой. Арбитром выступал эльф. В центре было воздвигнуто рождественское древо в двадцать футов высотой, украшенное огромными шарами и мишурой. С ветвей свисали водяные шары, атакуемые детьми, а чаще — взрослыми дяденьками, кидавшими в них разукрашенные шарики в надежде продырявить шары и получить заключенный внутри каждого приз. Краснорожий эльф, мокрый от льющейся из лопнувших шаров воды, бегал, собирая с пола призы, в то время как его товарищ наполнял новые шары и передавал их третьему члену команды для развешивания. Работали они не покладая рук, как заведенные.

Пухлым пальчиком Пуд то и дело тыкал из стороны в сторону, указывая на все новые и новые привлекшие его внимание предметы. Болтушка Люси неожиданно притихла. Шоколадного цвета волосы, постриженные под скобку, болтались у подбородка, челка едва не прикрывала огромные карие глаза. На ней было красное, до колен, пальтишко, двубортное, с несоразмерно большими черными пуговицами и с черным меховым воротничком, кремового цвета колготки и черные лакированные туфельки. Держась одной рукой за ручку коляски, она шла рядом с родителями, одновременно как бы витая в одном ей ведомом волшебном мире. Время от времени она видела там что-то, отчего поднимала глаза на Лу и Рут и широко и радостно улыбалась. Никто не произносил ни слова. Слова были не нужны, и все они это понимали.

За рождественским базаром открывался каток, где катались сотни людей, молодых и старых. На каток тянулась длинная очередь желающих, так что каждое падение на льду сопровождалось хохотом зрителей, потешавшихся над неуклюжестью того, кто упал.

— Почему бы вам пока не посмотреть представление? — предложил Лу, имея в виду разыгрывавшуюся на эстраде пантомиму. Зрителями были несколько десятков детей, сидевших на складных креслицах и, как зачарованные, следивших за действием, которое разворачивалось перед их глазами. — А я пока постою в очереди.

Предложение было великодушным и в то же время не без примеси эгоизма, так как перемениться сразу и вдруг Лу Сафферн все-таки не сумел. Он искренне хотел провести день в кругу семьи, но «Блэкбери» его уже раскалялся в кармане и мог прожечь там дыру, а то и попросту взорваться, не прими он соответствующих предупредительных мер.

— Ладно, спасибо, — сказала Рут, проталкивая коляску с Пудом к тому месту в очереди, где стоял Лу. — Мы ненадолго.

— Что это такое ты делаешь?! — в панике воскликнул Лу.

— Собираюсь на представление.

— Разве ты не берешь его с собой?

— Нет. Он же спит. И спокойно проспит все это время.

И она удалилась за руку с бежавшей вприпрыжку Люси, оставив Лу, который в тихой панике глядел на Пуда и возносил к небу единственную молитву: чтобы ребенок не проснулся. Одним глазом он косился на «Блэкбери», другой не сводил с Пуда, в то время как третий его глаз, о существовании которого у себя он даже не подозревал, был устремлен на стоявшую перед ним компанию тинейджеров, внезапно принявшихся вопить и прыгать от неожиданного гормонального всплеска, каждым криком своим и неуклюжим размахиванием рук грозя разбудить спящего ребенка. Только сейчас он осознал, как громки звуки «Джингл белз», несущиеся из репродуктора, и что информация о потерявшемся члене семейства, ожидающем возле «Страны эльфов», напоминает гудение пяти грузовиков, застрявших в пробке. Каждый звук отзывался в нем; каждый вопль ребенка на катке, каждый крик шлепнувшегося на лед родителя, каждый скрип суставов катающихся. Чуткий «Блэкбери», словно изготовившись отразить атаку, опять принялся мигать в его кармане красным огоньком. Очередь медленно подвигалась, и он двигался вместе с ней, толкая коляску.

Стоявший перед ним подросток что-то рассказывал приятелям, сопровождая рассказ пронзительными восклицаниями и судорожными, как у эпилептика, движениями рук. Дойдя до сюжетного центра своего повествования, парнишка отпрыгнул назад, задев коляску.

— Простите, — сказал он, обернувшись и потирая ушибленную руку. — Простите, мистер, с ребенком ничего не случилось?

Лу покачал головой, сделав судорожный глоток. Он готов был задушить парнишку, кинуться к его родителям, устроить им выволочку за то, что не научили сына рассказывать, не размахивая руками, без воплей и брызганья слюной. Он украдкой заглянул в коляску к Пуду. Чудовище проснулось. Глаза Пуда, осовелые, заспанные, еще не совсем готовые пробудиться, медленно раскрылись, посмотрели направо, налево. Лу затаил дыхание. Секунду они с Пудом напряженно вглядывались друг в друга, а потом, видимо, не одобрив испуганное выражение отцовского лица, Пуд выплюнул соску и заорал. Заорал во всю мочь.