Долгое ожидание - Микки Спиллейн

— Какая встреча! Я очень, очень рад. — Он захохотал и опять усадил ее на стул. — Теперь мы почти все в сборе. Жаль, не хватает Харлан, вот бы мы повеселились на славу.

— Ленни…

— Заткнись, ты, паршивая маленькая сучка. Не думаешь ли ты, что я позволил бы тебе сбежать? Ты хотела поживиться за мой счет, а потом выскользнуть из моих пальцев? На это можно было надеяться, когда Харлан была жива. Но не теперь.

Он опять ударил ее. На сей раз в зубы. Она повалилась назад вместе со стулом и осталась лежать на полу, прикрыв лицо руками. Она начала кричать. Он нагнулся, отвел ее руки и ударил еще и еще.

— Ленни! Не надо… о, мамочка… не надо!

Она не могла защититься от его ударов. Она вертелась на спине, визжала и всхлипывала, потом перевернулась на живот и на четвереньках поползла к стене. Ленни нанес ей страшный удар. Она повалилась и покатилась по полу, платье задралось почти до пояса. Ее окровавленные руки ухватились за ножки моего стула, и из последних сил она подтянула к нему свое избитое тело, очевидно, надеясь обрести защиту у моих ног. Сначала с ее разбитых губ срывались проклятия, потом они сменились судорожными рыданиями, которые сотрясали все ее тело.

Ленни улыбался. Он был доволен. Он подошел к столу, взял револьвер и проверил, заряжен ли он. Его глаза встретились с моими, и его улыбка превратилась в звериный оскал.

— Ты умрешь в приятной компании, Джони. Ты знаешь, почему она умрет с тобой?

Ленни понял по моему лицу, что я знаю, но мне хотелось, чтобы он сам сказал мне об этом.

— У тебя варят мозги, приятель. Конечно, она знала Харлан. Когда-то они выступали в одном шоу. Она знала, за что Харлан мотала срок, и вообразила, что здесь те же правила игры, что и на востоке. Она решила пощипать меня. — Он зло посмотрел на нее. — Я верну свои денежки, милочка.

Он шагнул вперед и приставил ствол револьвера к ее голове. Палец напрягся на спусковом крючке.

Я быстро сказал:

— Все ее деньги, полученные от тебя, перейдут по наследству ее родственникам, Серво. Тебе их не достать. Они в банке, и какая-нибудь ее тетушка получит их. Твои сорок пять тысяч.

Четыре пары глаз разом уставились на меня. Стало так тихо, что я услышал, как бурчит у Прыща в животе. Кровь хлынула к лицу Ленни, на шее, прямо над воротником рубашки, запульсировала вена.

Эдди пощелкал ножом:

— Черт с ними. Ей-то они тоже не достанутся.

— Нет, — рявкнул Ленни. — Я же сказал, что у парня башка варит. Эта шлюха так испугалась за свою жизнь, что, скорее всего, не успела снять деньги со счета.

Он взглянул на Пэкмена.

— Эдди! Ты знаешь, где в квартире лежат чековые книжки. Привези их.

— Как я поведу машину с такой рукой?

— Лобин поедет с тобой.

Верзила что-то буркнул.

Прыщ сказал, что он бы тоже съездил. Ему не мешает проветриться, он плохо себя чувствует.

— Хорошо, катите всей кучей. Вон! Через полчаса чтобы были здесь.

Значит, мы находились не слишком далеко от города. Полчаса — пятнадцать минут туда и пятнадцать обратно. Мы были где-то на окраине.

Трое покинули комнату. Машина взревела, резко взяла с места, и через несколько секунд ее уже не было слышно.

Ленни посмотрел сначала на меня, затем на окровавленную кучу мяса у моих ног и вышел. Было слышно, как он возится с входной дверью.

В моем распоряжении имелось в лучшем случае десять секунд. Не больше. Десять паршивых секунд, от которых зависела моя жизнь. Я пнул Трой. Я пнул ей ботинком в ребра, и она застонала. Я пнул ее опять, оттолкнув от стула. Носком ботинка я поддел подбородок и приподнял ее голову вверх.

— Ты способна выслушать меня? Ты понимаешь, что я говорю? Черт! Дай мне как-нибудь знать!

Ее глаза были бессмысленно пусты. Но вот один быстро моргнул.

— Слушай, слушай, что я говорю, — зашептал я ей. — В кармане под правым коленом у меня револьвер. Протяни руку и нащупай его. Черт! Трой, шевелись! Ты что, хочешь умереть? Он сейчас вернется!

Она не реагировала, глаза бессмысленно пялились на меня. Я убрал ногу, и ее голова упала. В ту же секунду вошел Ленни. Он закрыл за собой дверь, скривил губы и приблизился.

Снова настала моя очередь.

Серый туман окутал мой мозг, в глазах все поплыло. Потом уже было не больно. Просто голова моталась из стороны в сторону.

Когда я вновь обрел способность видеть, он обрабатывал Трой. На его лице плясала дьявольская улыбка, когда он бил ее ногами в живот, а потом по ребрам и почкам, когда она уткнулась лицом в пол. Вся бешеная ненависть, накопившаяся в нем, выходила наружу. Наконец он выдохся и вернулся к столу. Дважды он поднимал револьвер и целился в нас, и дважды он опускал его. Сорок пять тысяч даже для него были большими деньгами, которые ему не хотелось терять.

Серво положил револьвер на стол и придвинул стул. Трой застонала. На ее губах появилась кровавая пена. Она морщилась и стонала от боли, подтягиваясь ко мне на руках, подальше, подальше от этого изверга.

Одна ее рука легла на мой ботинок, вторая вцепилась в джинсы. Она вся затряслась от напряжения, но ей удалось сесть.

Ленни опять начал смеяться.

— Почему же ты не подашь ей руку, Макбрайд? Почему ты не поможешь даме? Ты ведь любил это делать там, в городе, не так ли? Дай же ей руку. Она очень нуждается в твоей помощи.

Полумертвая женщина и связанный мужчина показались ему такими смешными, что он откинулся назад и хохотал, пока слезы не покатились по его лицу. Передо мной сидел вонючий сукин сын, дешевый вымогатель, а не тот Ленни Серво, который любил роскошные офисы и модную одежду. Лучшие парикмахеры и портные не изменили его ублюдочной сути, и сейчас вся она проявилась на его лице. Он смеялся, смеялся, смеялся.

Ему было так весело, что он не заметил, как рука Трой тянется к карманчику под коленом, как она нащупывает револьвер и вытаскивает его. Он продолжал смеяться, когда она упала на пол, потому что была слишком слаба, чтобы сохранять тело в вертикальном положении. Я молился про себя.

И вдруг смех оборвался.

Ленни выругался, схватил револьвер, навел на нее — и раздался оглушительный взрыв. Комната наполнилась кислым запахом сгоревшего пороха.

Ленни стоял, и теперь на его лице застыло удивленное выражение. Из горла у него хлестала кровь.

Он не упал. Ноги у него подогнулись, он осел на пол. Еще секунды две он сидел, потом ткнулся носом в пол.

— Боже! — воскликнул я.

Трой жалостно посмотрела на меня. Одна ее рука потянулась к груди. Серво не промахнулся. Она умирала и знала это. Еще несколько минут — и все.

Мысли, проносившиеся в моем мозгу, наверное, отпечатались на лице. Она стала подползать ко мне. Я хотел сказать ей, чтобы она не делала этого, но не смог заставить себя разжать губы. Я хотел сказать ей, что не нужно тратить последние минуты жизни на то, чего она уже не в силах сделать.

Ее пальцы нащупали веревки. Я чувствовал, как обломанные ногти скребут по коже, и слышал, как ее дыхание вырывается из груди, надувая кровавые пузыри на губах. Она боролась за мою жизнь. Но у нее не было и одного шанса из миллиона развязать тугие узлы.

Трой поняла это и, взглянув на меня, потянулась за револьвером. Когда я увидел, что она собирается делать, я, кажется, прирос к стулу. Ствол револьвера уперся в узлы. Я растопырил ладони как можно шире, чтобы их не задело пулей, и, снова вспомнив о Боге, зашептал молитву.

Она нажала на спуск, и револьвер выпрыгнул из ее холодеющих рук. Ладони обожгло огнем. Я знал, что на одной содрана кожа — какие пустяки! Я попытался разорвать веревки. Не получилось. Я заматерился от души и попробовал еще раз. Нет, никак. Поминая всех святых, я поднатужился из последних сил, и они лопнули. Я повалился на Трой.

Она улыбалась мне. Душа уже улетала из нее, но она улыбалась. Я едва разобрал ее слова:

— Раздень меня.

Последний глоток жизни! Я покачал головой.

— Спасибо, детка. Я очень, очень обязан тебе.

Я дотронулся до ее щеки, наклонился и поцеловал в лоб. Она закрыла глаза, когда я сделал это, и открыла опять, в последний раз.

— Раздень меня.

Ее глаза закрылись. Все. Она умерла. Я провел рукой по ее обезображенному рту, жалея, что не я перегрыз глотку ее мучителю. Трой, прекрасная рыжеволосая Трой, которая была лишена одежды!.. Ковбои хотят умереть в сапогах — это важно для них. Может быть, умереть раздетой было важно и для нее тоже.

Мои онемевшие пальцы не могли справиться с пуговицами, и я просто разорвал платье. Тут я увидел, почему она хотела умереть голой. Это было важно для меня, и она пыталась сказать мне об этом. К животу клейкой лентой была прикреплена фотография, которой так боялся Ленни Серво.

Я сидел и смеялся, пока не услышал, как подъехала машина. Тогда я взял оба револьвера, вышел из комнаты, спрятался в коридоре и стал ждать. Эдди, Прыщ и человек по имени Лобин прошли, не заметив меня, в комнату, где уже порезвилась смерть.