Спиной к Западу. Новая геополитика Путина - Уолтер Лакер

убыстренная смена элит, появление целей развития, разделяемых большинством, национальной идеи. Россия подготовилась. Развязана беспрецедентная со времен холодной войны антизападная кампания на телевидении, готовившая население. Появились современные вооруженные силы. Были и другие признаки надвигавшегося столкновения. Кризис на Украине ускорил его, послужил спусковым крючком, сделал практически неизбежным.

Промежуточные результаты благоприятны. Мастерски присоединен Крым. Захвачена и удерживается инициатива. Не отвергнута теоретическая, но подкрепленная решениями парламента, возможность направления на Украину вооруженных сил в случае массового и кровавого насилия. В российском арсенале большой набор инструментов влияния – и экономических, и политических. И главное – Москва, похоже, на этот раз решила не отступать, пока не добьется своих целей.

Такая стратегия несет высокие риски, надолго осложнит отношения с Западом, ослабит позиции России в отношениях с Китаем (уменьшится поле ее маневра), хотя и повысит моральный авторитет в глазах не-Запада. Если, конечно, Москва не проиграет».

Это интересные размышления, более пророческие, чем большинство исходящих в это время из Москвы. Начать массивную пропагандистскую кампанию сравнительно легко, но как создать новую элиту за короткий период? Отказалась ли Россия от соревнования с Западом в экономической области – и надеется ли она получить свои преимущества посредством «жесткой силы» и «политической воли»? Означает ли это войну? Если да, то какую войну?

Любое территориальное приобретение, которое Россия сделала теперь или сделает в ближайшем будущем, будет означать рост внутренней поддержки существующего правительства. Но сколько времени продлится этот рост?

Русские хотят, чтобы их страна была великой державой, сверхдержавой, если возможно. Но они также хотят жить хорошо. Две понятные цели – но могут ли они быть объединены?

Экономические эксперты, такие как Владислав Иноземцев, в сильных выражениях утверждали, что Россия не сверхдержава и не может быть таковой, пока она зависит от внешнего мира, пока она импортирует большую часть того, в чем она нуждается, а ее экспорт ограничен, главным образом, сырьем. Еще более важна финансовая зависимость России от Запада.

* * *

К российским слабостям относится также фатальная вера во все виды теорий заговора и странные идеи, такие как неоевразийство, неогеополитика, конфабуляция и западофобия, что сопровождается устойчивой манией преследования и преувеличенной верой в историческую миссию.

Такие недуги ни в коем случае не являются исключительно российскими, но ни в одной из стран Запада эти и подобные идеи не получили той легитимности, которую присвоили им Александр Дугин и части интеллигенции, или использовались для влияния на практическую политику, как определено лидерами России. Националистические чувства не раз значительно усиливались во многих странах, но трудно вспомнить накопление ненависти, подобное тому, которое имело место в России в последние годы.

Можно было бы утверждать, что такие недуги, возможно, не длятся вечно, они могут ослабнуть или даже исчезнуть. Но в настоящее время, в эпоху оружия массового уничтожения, они – большая опасность.

Совсем недавно, после окончания Холодной войны, на Западе преобладала вера в то, что демократия была нормальным положением дел, а все другие формы правления – это лишь прискорбное отклонение от нормы, которое не будет длиться долгое время. Это предположение, как оказалось, было сверхоптимистичным. Авторитарный менталитет многих россиян, в равной мере правителей и управляемых, изменится только в результате культурной революции, которая до сих пор не произошла.

Это повод для определенной печали у российских демократов, но реальности нужно смело смотреть в лицо. События последних двух десятилетий показали, что в России хаоса боятся намного больше, чем авторитарного правления и диктатуры. Пока половина людей верит в величие и доброту Сталина, ничего другого и не следует ожидать. Это может однажды измениться, но пока можно только надеяться, что ситуация не ухудшится до еще более жестокой формы правления.

Российские крайне правые и экстремисты увеличили свое влияние за эти годы, но настоящий зрелый фашизм кажется маловероятным. До некоторой степени опыт времен Сталина все еще действует как средство устрашения для многих, и даже те, кто находит оправдания событиям тех лет, не хотят, чтобы они повторились.

Но отступление от авторитарного правления к более демократической системе кажется столь же маловероятным. Советский Союз при коммунизме мог рассчитывать на поддержку коммунистов во всем мире. Правонационалистическая Россия может найти (или купить), нескольких сочувствующих за границей, но не намного больше. Советская доктрина базировалась на предположении, что мировая революция, в конце концов, победит повсюду. Сегодня не может быть такой перспективы, которая ставит естественные границы российской экспансии.

Но, с другой стороны, трудно представить себе сложение полномочий нынешних правителей, если только им не гарантируют (как гарантировали Ельцину), что их после отставки не будут преследовать в уголовном порядке, например, из-за состояний, накопленных за время пребывания у власти.

Как достигнуть этого? Вряд ли в результате свободных и беспрепятственных выборов. Если бы это было только по этой причине, то переход к более демократическому режиму был бы действительно трудным. Однако есть дополнительные проблемы, такие как традиционный российский страх перед свободой среди широких групп населения. Как только мания преследования стала глубоко укорененной, она легко может повернуться и в неправильном направлении – вовнутрь, против собственного народа и правительства. Если враги скрываются всюду, они могли бы быть среди соседей; никому больше нельзя доверять.

Возрастающий поток российского национализма, заменяющего старую интернационалистскую доктрину, является обоюдоострым мечом. Как только шовинистический джин оказался выпущен из бутылки, он может быть направлен не только против Запада, он может найти и внутренние цели, такие как национальные меньшинства и миллионы иностранных рабочих в настоящее время в России. Как спросил посол одной из среднеазиатских республик своих российских друзей в Москве: «Что вы делаете с нашими людьми, работающими на вас? Они возвращаются домой воинственными исламистами».

Западная свобода действий, чтобы способствовать более дружественным отношениям, ограничена. Даже если бы позиция Запада по отношению к России руководствовалась беспрецедентной дружбой и уважением, отвечая положительно на все российские требования, нет никакой уверенности, что это имело бы желаемый эффект.

Самокритика не была в моде в России в течение долгого времени; если в России что-то идет не так, как надо, то практически всегда это вина иностранцев. Согласно опыту прошлого, восприятие России как осажденной крепости уходит глубоко и происходит из далекого прошлого. Потому что, если Россия не была такой крепостью, то как оправдать авторитарное правление, множество ограничений, навязанных населению, потребовавшиеся жертвы, и все недостатки режима? Поэтому перспективы длительного примирения и улучшившихся отношений с Западом, по-видимому, не являются блестящими в настоящее время.

* * *

Перемены обязательно должны наступить. Но когда и как, и в каком направлении – этого никто не может сказать с хоть какой-то уверенностью. Будут ли они к