Ола и Отто 2 - Александра Руда

— Что ты натворила? — спросил Отто.

— Я? Ничего. Я спать вчера вечером пошла под конвоем Ирги, а ты?

— Спокойно дошел до общежития и тоже лег спать.

В коридоре нас ожидал стражник.

— Мы заплатили вчера за выпивку? — прошептала я, пока мы шли в городское управление стражи.

— Кажется, заплатили, — сказал Отто. — Но за непроплаченную выпивку в главное управление не тащат.

— Я боюсь.

Полугном вцепился в бороду и неуверенно сказал:

— Если совесть чиста, бояться нечего.

В главном управлении важный офицер стражи сказал:

— Я капитан Анксе Любме. Вы обвиняетесь в покушении на убийство Лима ня Монтера.

— Кого? — завопили мы в один голос.

— Лима ня Монтера, — несколько обескуражено повторил капитан.

— Это что, Блондин? — спросила я у Отто.

— Наверное.

— Послушайте, — обратилась я к стражнику, — что здесь происходит? Мы ни на кого не покушались! Наоборот, мы этому мерза… Лиму жизнь спасли! В Дом Исцеления доставили!

— Успокойся, — одернул меня Отто. — Сейчас пан капитан нам все объяснит.

— Вчера в Дом Исцеления двумя мужчинами был доставлен ня Монтер. В данный момент он не пришел в сознание, но характер нанесенных повреждений, а также применение яда позволяет предположить, что лишь счастливая случайность спасла жизнь пострадавшего.

— Мы — его счастливая случайность, — проворчал Отто, дергая себя за бороду.

— Говорила я тебе, что мы ошибку совершаем, — сказала я ему. — Лежал бы себе там под забором, а мы бы сейчас на консультации сидели.

— Тихо! — шикнул полугном.

— Итак, вы утверждаете, что вы доставили пострадавшего в Дом Исцеления.

— Да.

— А почему тогда в показаниях целителей указывается, что ня Монтера доставили два мужчины?

— Потому что мы по дороге встретили нашего знакомого и он помог нам тащить Лима, — объяснила я. — А я их под Домом исцеления ждала, потому что не люблю лишний раз с целителями сталкиваться.

— Ага, значит преступный сговор!

— С кем? — растерялась я.

— Молчи! — сказал Отто. — А скажите, в чем конкретно нас обвиняют?

— В покушении на убийство, — важно сказал капитан, подняв вверх палец. — Все опрошенные свидетели единогласно утверждают, что у вас с ню Монтером были длительные разногласия на деловой и личной почве.

— Были, — согласился полугном, — но мы их давно разрешили. Об этом вам сказали?

— Сказали, — скривился капитан. — Но это не существенно. Вы могли затаить злобу и дождаться благоприятного момента для совершения мести.

— Да если бы мы хотели, мы бы давно его убили… ай! — Отто с силой наступил мне на ногу и я решила больше ничего не говорить.

— Мы вас задерживаем до выяснения обстоятельств, — сказал капитан.

— У нас завтра защита диплома, — сказал Отто.

— Значит, ее придется отложить, — любезно сообщил Анксе Любме.

Нас развели по разным камерам — чтобы мы не выработали общие показания.

Женская камера была переполнена. Многочисленные девицы самых разнообразных внешних видов сидели и лежали на нарах, что-то шумно обсуждая. Я помялась у входа, не представляя, как нужно себя вести в уголовной среде и решила, что элементарная вежливость — это лучше всего.

— Здравствуйте, девушки! — сказала я.

— О, еще одна! — воскликнула бойкая блондинка в открытом вечернем платье. — Хочешь, угадаю, за что ты здесь?

— Давай.

— За покушение на убийство Блондина Лима!

— Да, — удивилась я, — а откуда ты…

— А мы все тут — потенциальные убийцы Блондина, — сообщила блондинка. — Я, Блия, была заподозрена в том, что не ограничилась бурным расставанием с Лимом весной, а задумала убить его. Тяку, — Блия кивнула в сторону тихой девушки в аккуратном платье, скромно сидевшей в углу, — Блондин пытался опорочить и она его заказала. Вон та купеческая дочь, извини, опять забыла, как тебя зовут…

— Селестиниадиранта, — прогудела крепкая краснощекая девица то ли с примесью великанской крови, то ли просто любительница очень часто хорошо покушать.

— Да, Селести… Селестин… короче она не поделила с ним торговые интересы, а вон Витка — так она преследовала Блондина с целью женить его на себе последние полгода.

— А ей-то зачем было Лима убивать? — удивилась я, пораженная разносторонности Блондиновых интересов.

— А чтобы никому не достался, — охотно сказала тоненькая вертлявая девчушка. — А ты чего пыталась его убить?

— Да мы когда-то деловые сферы не поделили, к тому же я ему отказала. И еще Лим очень не любит моего жениха.

— Добро пожаловать в семью, — хихикая, сказала Блия, освобождая мне место на нарах.

— Я не поняла, сюда что, садят всех, кто был хоть как-то знаком с Блондином?

— Нет, кто имел хоть какую-то причину его убить, — сказала Витка. — Нас поначалу садили в одну камеру со всякими уголовницами, но потом пришлось выделить нам отдельное помещение. Все-таки мы, в основном, из приличных семей.

— Один, два, три… семнадцать, восемнадцать, — пересчитала я девушек, для верности тыкая в них пальцем. — Ах, да! Я — девятнадцать! И что мы здесь все делаем?

— Задержаны до выяснения обстоятельств.

— Абсурд какой-то!

— У Блондина папашка — начальник большой, — сказала Блия. — Надо же ему отчет предоставить о проделанной работе.

— Меня не одну взяли, с другом. Интересно, он с уголовниками сидит или тоже с такими же «до выяснения»?

— Да парней уже две камеры набили, — поделилась Витка. — Мне стражник по секрету рассказал.

Я вздохнула с облегчением, потому что волновалась за Отто. А если он сидит с такими же добропорядочными, как и он сам, то полугном найдет чем заняться! Будет заводить полезные знакомства и слушать последние сплетни.

— А у меня завтра экзамен — защита диплома, — пожаловалась я.

— Это еще что! Вот меня вытащили из постели одного красавчика, у которого я осталась после вчерашней вечеринки, — весело сказала Блия.

Теперь я поняла, почему ее платье было таким открытым и воздушным. Да, не повезло девушке!

На обед нам дали на тарелке нечто, похожее на сероватый склизкий блин.

— Что это за гадость? — спросила Тяка.

— Овсянка! — радостно сказала я, понюхав варево. Впрочем, чтобы догадаться что это, мне не обязательно было нюхать. Овсяная каша, забытая на плите в большом количестве воды всегда превращалась в подобную малоаппетитную массу.

— Я это есть не буду!

— Ну и зря, — сказала я, глотая кашу. На вкус она оказалась ничем не хуже моей собственной стряпни, в каше даже было масло. — До вечера больше ничего не дадут, будет у тебя желудок урчать.