Выкуп за собаку - Патриция Хайсмит

— Почему бы тебе не спросить ее?

В этот момент Кларенс услышал на заднем плане голос Мэрилин.

— Привет, — сказала Мэрилин.

— Привет, дорогая. Как ты?

— А как по-твоему?

— Мэрилин... я очень хочу встретиться с тобой.

— Это, очевидно, не самая удачная мысль, верно?

— Но... я должен увидеть тебя. Только на пять минут. Я сейчас совсем близко. Подожду тебя... на углу улицы. Пожалуйста, Мэрилин!

Мэрилин отказалась.

Потрясенный, Кларенс отправился в «Мейсиз». Он нашел приспособление, которое хотела Грета. Позвонил ей, сказал, что все купил (она собиралась остаться дома и поработать, заняться живописью), а потом отправился в кино, просто чтобы избавиться от мыслей о Мэрилин и освободить комнату для Греты, хотя она заявила, что с таким же успехом может работать в гостиной.

На следующий день, в четверг, Кларенс собирался съехать от Рейнолдсов и вернуться домой, но оказалось, что это день рождения Греты. Эрик Шафнер и Лили Брендстрам должны были прийти к обеду, и Грета сказала, что она надеялась видеть за столом и Кларенса и что глупо переезжать поздно вечером, так почему бы не провести у них еще одну ночь? Кларенс согласился. Он купил для Греты серебряную цепочку в магазине на Восьмой улице, очень дорогой подарок, но не настолько дорогой, надеялся Кларенс, чтобы это выглядело дурным тоном. Настроение у него стало лучше, и он позвонил в квартиру Денни, надеясь, что веселые потки в его голосе заставят Мэрилин согласиться на встречу с ним.

На этот раз она подошла к телефону:

— Я не хочу видеть тебя, но ладно. Только на пять минут.

Они договорились встретиться на углу Одиннадцатой улицы и Шестой авеню. Кларенс торопился.

Мэрилин предстояло пройти всего квартал, и, когда он появился, она уже стояла на углу улицы. На ее лице застыло злое и напряженное выражение. На ней была незнакомая кожаная куртка с бахромой, не по размеру, и Кларенс решил, что это куртка Денни.

— Привет, — сказал он. — Хочешь зайти куда-нибудь? Где мы сможем посидеть?

— Нет. — Она переминалась с ноги на ногу в своих мокасинах, засунув руки в карманы, поеживаясь, как от холода, хотя на улице было довольно тепло. Она пришла без носков. Мэрилин всегда забывала о носках и шарфах, когда наступали холода. — Скорее всего, за нами следят, так что с равным успехом можно гулять или зайти куда-нибудь, какая разница?

— Ты замерзла.

— Сегодня утром у Денни испортилось отопление.

— О! — Кларенс в глубине души порадовался, что квартира Денни явно не похожа на те роскошные апартаменты, которые он представлял себе.

Они решили прогуляться, Мэрилин шла своими тяжелыми короткими шагами, опустив голову. Они направлялись в сторону центра.

— Меня уже просто тошнит от этой фашистской свиньи, — заявила Мэрилин.

— Знаю. Денни сказал по телефону.

— Он опять заявился. Вчера вечером. Сначала позвонил по телефону, ладно, но не успели мы выбраться из дома, как он оказался у нас. Мы не могли уйти, и почему мы должны делать это? У Денни были гости. Этот коп сказал, что только что виделся с мистером Рейнолдсом. Жуть как интересно!

— Врет. Когда он пришел?

— Около восьми. Заявил, что мистер Рейнолдс покрывает тебя и я тоже и что ты... ты знаешь. Человек семь-восемь слышали это. Я велела ему заткнуться, да что толку? Денни попытался не впускать его в квартиру, но он настоящая свинья, ворвался силой. Денни спросил, есть ли у него ордер на обыск, а он сказал, что пет, потому что он ничего не ищет. Нет, он просто спрашивает. Это фашистское государство, Клар! С ними нельзя бороться. Они вооружены! Ты увяз по уши, но не впутывай меня в это!

Кларенс подумал, что вчера вечером Эд встречался не с автором, он виделся с Манзони. Теперь он вспомнил, что Эд вчера вечером в ресторане был немного холоден. Вероятно, Эд, как и Мэрилин, тоже сыт по горло.

— Я не хотел впутывать тебя.

— Нет? Побойся бога, я сказала им, что была с тобой в ту ночь! Как ты. И еще утверждаешь, что не собирался впутывать меня!

Кларенс понял. Все правда: он действительно виноват.

— Мне бы лучше переехать в Бронкс или на Лонг-Айленд. Но большая часть работы у меня здесь. Придется остаться.

— Понимаю. Извини, Мэрилин.

— Ты все время извиняешься. Пусть мистер Рейнолдс покрывает тебя, но избавь меня от этого, слышишь? Только ты слабак, — добавила она с насмешкой. — Нельзя, чтобы они видели, как мы ссоримся, на случай, если за нами следят. Тот подонок живет на Джейн, тебе это известно. Черт его знает, когда у него дежурства. Мы должны держаться по-приятельски. Как подруги.

Кларенс и не догадывался, что Мэрилин способна на такое издевательство. Они остановились на углу, около женской тюрьмы, где сходилось пять улиц.

— Может, тебе дадут оправиться после ранения, — заметила Мэрилин, — по тот коп сказал, что тебя снова будут допрашивать.

— Послушай, Мэрилин, я уверен, что выдержу все это.

— В самом деле? Я слышала, что они избивают людей.

— Вытерплю и это.

Мэрилин свернула направо, на Гринвич-авеню, и медленно пошла назад. Кларенс шагал рядом с ней.

— Мне, конечно, не хочется выглядеть сукой, Клар. Но ты не вини меня, если я не выдержу, ладно?

Он понял. Он хотел успокоить ее, приободрить, но не нашел подходящих слов.

— Надеюсь, мы увидимся, когда все останется позади.

Она неуверенно пожала плечами:

— Конечно, все может быть. Как-нибудь встретимся.

Меньше чем через минуту — Мэрилин не захотела, чтобы он провожал ее до Одиннадцатой улицы, — Кларенс остался один и направился по Гринвич-авеню к Рейнолдсам. «Как-нибудь» — ужасная перспектива, уж лучше бы Мэрилин окончательно порвала с ним. Она и не любила, и не ненавидела его. Что-то среднее. Похоже, она никогда не любила его и никогда не полюбит.

Грета сегодня целый день занималась праздничным обедом, а Эд вернулся домой к четырем, чтобы докончить кое-какую работу. Он сказал, что раза два-три в месяц работает целый день дома. Кларенс с удовольствием ходил два раза в бакалею, чтобы купить кое-какие мелочи, забытые Гретой. Днем Грета села за пианино и заиграла вальс Шопена, а когда Кларенс подошел поближе послушать, она шаловливо улыбнулась, заиграв «Увядшую розу», и спела всю песенку, заставив Кларенса смеяться.

— Мы поем ее, — объяснила Грета, отбарабанив последний куплет, — пока один за другим поднимаются паршивые поэты и читают свои опусы.

За этим последовала еще одна песенка: «Другой занимает мое место», но тут Эд не выдержал и завопил:

— Это что, портовый кабак? Нас выселят из квартиры!

— В день рождения мне можно! — возразила Грета.

В квартире пахло жареной свининой, гвоздикой и жженым сахаром. К семи на великолепном столе красовалось блюдо рольмопсов в сметанном соусе.

Пришли гости, случайно встретившиеся у лифта. Эрик принес цветы, Лили — большую плоскую коробку шоколада, и были, конечно, подарки, завернутые в бумагу. Грета сказала им, что Кларенс останется до завтра, поскольку он сейчас живет здесь. Лили и Эрик по-дружески приветствовали его. Подали коктейли и ломтики поджаренного хлеба с закуской. Грета развернула подарки. Лили подарила этюдник, которому Грета, похоже, очень обрадовалась, и объяснила, что это самая последняя модель и самая удобная, изготовленная в Дании: максимум предметов в минимальном объеме. Эрик принес два итальянских подсвечника из кованого железа. Эд вручил жене потрясающий жакет, серебристо-зеленый, с блестками, — для вечернего туалета. Грета ахала над каждым подарком. Кларенс с удовольствием наблюдал за ней. О цепочке Кларенса она сказала:

— О, Кларенс! Это просто великолепно! — и надела подарок на шею.

Кларенс понемногу оттаивал. Никто явно не собирался возвращаться к Роважински. Но при этом он чувствовал себя чужаком, случайно затесавшимся в компанию. Рейнолдсы и те двое были старыми друзьями, они казались одной семьей, несмотря на немецкий акцент Греты и Эрика, отличавшегося от нью-йоркского выговора Эда и Лили. Все они были милы с Кларенсом. За исключением Эда: Кларенс чувствовал, что тот старается не смотреть на него.

— Грета сказала, что вы лежали в госпитале, — обратилась Лили к Кларенсу во время обеда. — Вас ранили во время дежурства? — Сейчас он не заметил в ней цинизма. Она наслаждалась вкусной едой и вином.

— У нас это называется «подстрелили», — ответил Кларенс. — Ничего серьезного.

— Какой-то тип стрелял по застекленным дверям, — объяснил Эд. — Ближе к центру, в нашем старом районе.

— А что нового слышно о том человеке с польской фамилией? Ты как будто говорила, Грета, что его убили? Да! — воскликнула Лили, словно только что вспомнила об этом.

— Да, — подтвердила Грета. — Я рассказывала тебе об этом пару недель назад.

— Конечно. Я слышал, — подхватил Эрик. — По телевизору еще до того, как мне рассказала Грета.

— Уже известно, кто это сделал? — спросила Лили.