Брошенные тела - Джеффри Дивер

В девяносто девяти процентах подобных случаев требовалось всего лишь нащупать слабую точку и нажать на нее. И все! Не нужно никого бить и никакой поножовщины.

Чуть-чуть надавить.

«Только вместо того, чтобы послать шантажировать меня кого-нибудь вроде Поли или Криса, Манкевиц нашел такого хилого недомерка, как ты. И каков же твой план? Будешь тут ныть, пока я не сдамся?»

Джейсонс хихикнул. В этот момент защебетал его спутниковый телефон. Это была модель фирмы «Иридиум», но изготовленная по спецзаказу. Сигнал с него был защищен дважды — встроенной системой искажения звука и многолинейной программой переброса направления звонка, что делало его поиск и прослушку недоступными даже для таких суперпрограмм, как известный правительственный «Эшелон».

Он проглотил кусок гамбургера, который тщательно пережевывал, и ответил на вызов:

— Слушаю!

— Похоже, твоя встреча прошла успешно. — Манкевиц не представился. Имея дело с программами вроде «Эшелона», ключевым словом было «осторожность».

— Это хорошо.

— Уже появились первые признаки, что они будут сотрудничать.

Стало быть, Морган прочитал их бумагу и решил вести себя по-умному. Джейсонс не знал, насколько полезной будет информация, которую тот предоставит Манкевицу. Всегда существовала вероятность, что она окажется ненужной, а значит, рисковал он понапрасну. Но разве не вся наша жизнь такова?

— Теперь о другом деле, — сказал профсоюзный босс. — О твоей нынешней частной поездке.

— Да?

— Я разговаривал с нашим родственником.

Он имел в виду того пухлого, курчавого детектива из полицейского управления Милуоки, которого Джейсонс считал внешне очень привлекательным. Этот коп не просто брал взятки — он фактически был у них на зарплате.

— И?..

— Кажется, там намечается вечеринка.

Это была не слишком приятная новость.

— В самом деле? А он знает, кто на нее прибудет?

— Никого из наших приближенных. В основном местные, но могут явиться ребята с Восточного побережья. Они пока обсуждают, стоит ли ехать.

Это означало, что не будет полицейских из Милуоки, только местные офицеры, скорее всего, люди окружного шерифа, хотя не исключалось и присутствие ФБР — тех самых «ребят с Восточного побережья». Вот это-то и тревожило больше всего.

— Значит, народу соберется много?

— Похоже на то.

— А есть информация, что все-таки они будут праздновать?

— Нет.

«Что, черт возьми, они там затеяли?» — подумал Джейсонс, но вслух сказал:

— И все равно я думаю туда поехать.

Он произнес «думаю», но на самом деле имел в виду «хочу».

— Конечно, повеселись от души. У тебя был тяжелый день. Вечеринка пойдет тебе на пользу.

Что означало: да, мать твою, тащи туда свою задницу!

И исправь все, что там наломали, любой ценой.

— Тогда я еду, — без малейших колебаний сказал Джейсонс. — Интересно посмотреть на остальных гостей. И вообще я уже почти рядом.

— Хорошо тебе провести время. — Манкевиц произнес это тоном человека, взвалившего себе на плечи всю тяжесть земного шара.

Они разъединились.

Джейсонс отхлебнул колы, съел немного зеленых яблок, оказавшихся кислыми. Обычно их подслащивали подливкой из йогурта, но ему не понравились предложенные ароматы. Он раздумывал, почему Манкевиц всегда говорил с ним столь уважительно. Так, словно не знал, с какой планеты прибыл Джейсонс, и опасался его.

Стэн Манкевиц был одним из самых могущественных людей на озерном побережье от Миннесоты до Мичигана, но чувствовал себя не в своей тарелке в обществе хрупкого молодого человека, который весил, вероятно, в два раза меньше профсоюзного босса и не стирал с лица угодливой улыбочки. Отчасти это могло объясняться тем, что Джейсонс, строго говоря, не был подчиненным Манкевица, хотя действительно имел диплом Йеля и занимал кабинет в юридическом отделе профсоюза. «Специалист по трудовым отношениям», он являлся независимой единицей и обладал собственными властными полномочиями, имея свое, вполне автономное «королевство» — с отдельными правами и бюджетом, позволявшими нанимать людей по своему усмотрению. Кроме того, Джейсонс распоряжался деньгами, которые приносили пользу профсоюзу и лично Манкевицу, избегая при этом различных неудобных формальностей.

Другим фактором, конечно же, служило несовпадение их образа жизни. Манкевиц не был глупцом. Только Джейсонс осмеливался проворачивать дела так, чтобы шеф профсоюза не получал при этом подробного досье на данного человека — по крайней мере, в устной форме. Ему, разумеется, было известно, что Джейсонс живет один в роскошном особняке на берегу озера. А его матушка — в хорошей квартире, соединенной с домом сына. И что его любовнику Роберту вот уже несколько лет принадлежит потрясающий коттедж рядом с береговой линией. Ему, скорее всего, известно также, что Роберт — преуспевающий инженер и заядлый культурист — разделяет интересы Джейсонса к хоккею и вину и его музыкальные вкусы и что в будущем году пара собиралась оформить официальный брак и провести медовый месяц в Мексике.

Но Джейсонс был далек от того, чтобы осуждать Манкевица за сбор информации. Поскольку именно так добивался магических результатов он сам.

«Особенно Алисия. Каждый день после занятий приходить в этот репетиционный зал, практиковаться с трех до половины пятого… Впечатляющее усердие».

На самом деле Манкевицу плевать на частную жизнь Джейсонса. В чем заключалась определенная ирония, поскольку четыреста восьмое местное отделение профсоюза состояло преимущественно из мужчин, грубых работяг, многие из которых с удовольствием вышибли бы дух из таких, как Джеймс Джейсонс и Роберт, попадись они им после нескольких лишних бутылок пива.

Добро пожаловать в новое тысячелетие!

Последний ломтик яблока, подслащенный глотком диетической колы.

Второй гамбургер он убрал обратно в пакет, который аккуратно закрыл.

Он миновал дорожный указатель, сообщавший, что до Клосена осталось сорок восемь миль, а оттуда, насколько он знал, еще около восьми миль до поворота к озеру Мондак. Ему давненько не попадались другие машины, не говоря уже о полицейской засаде, и он увеличил скорость до семидесяти пяти.

Потом переключил проигрыватель компакт-дисков на христианскую проповедь. Просто так, хохмы ради.

Чувствуя тяжесть ружья, Генри направился по тропинке в том направлении, куда ему велел идти Руди. Он достал было пакет из фольги, трубку и зажигалку. Потом, поразмыслив, убрал все это в карман. Подул себе на ладони и двинулся дальше, почесывая шрамы на предплечье.

Он снова остановился там, где от малоприметной тропинки отходила в сторону более широкая тропа, идущая вниз, к озеру, служившему им источником воды. Генри постоял в этом месте минут пять, всматриваясь, прислушиваясь. Ни души. Он прислонил ружье к стволу дерева. Но когда снова полез в карман за пакетом с наркотиком и зажигалкой, из глубокой тени вышел человек и ударил его в лоб прикладом дробовика. И хотя торцевая сторона была снабжена резиновой прокладкой, силы удара оказалось достаточно, чтобы сбить Генри с ног. При падении его голова запрокинулась, и он перестал что-либо видеть. Из горла вырвался булькающий звук, руки были беспомощно раскинуты, колени отчаянно дергались.

А потом приклад охотничьего ружья, уже без всяких прокладок, сокрушил ему гортань, и Генри перестал дергаться. Спустя минуту он уже не подавал признаков жизни.

Держа охотничье ружье наизготовку, Харт напрягся, заслышав чье-то приближение. Но это был всего лишь Льюис, который оглядел тело на земле, усмехнулся и поднял свой дробовик.

Харт наклонился и приложил пальцы внешней стороной к горлу худощавого мужчины.

— Мертв. А ты знаешь, что они умеют снимать отпечатки пальцев с кожи?

— Не знал. Неужели правда?

— Да. — Харт снова натянул перчатку. — Что там происходит?

— Шерифша Бринн в микроавтобусе, — сказал Льюис. — Я видел, как какой-то парень запихнул ее туда. Он замотал ей руки, то есть связал за спиной клейкой лентой, я имею в виду.

— Стало быть, наши девушки забрели прямо в распростертые объятия изготовителей мета. — Харт издал легкий смешок. — Как, однако, переменчива фортуна нынче ночью. Мы нарываемся на даму из полиции на озере Мондак, а они оказываются в трейлере, полном уголовничков. Она одна в автобусе?

— Я больше никого не разглядел. Было далековато.

— А где Мишель?

— Без понятия.

Харт открыл затвор охотничьего ружья, достал патрон и зашвырнул в кусты. Затем в противоположном направлении полетело само ружье. Он гораздо лучше стрелял из пистолетов, чем из длинноствольного оружия. К тому же, имея дело с затвором, можно было производить только один выстрел за несколько секунд. За это время он успел бы высадить все пятнадцать пуль из своего глока и уже наполовину перезарядить обойму.