Горящая земля - Бернард Корнуэлл

— Ты моя? — спросил он.

— Твоя, господин?

— Ты моя дочь?

— О да, господин! — радостно ответила она.

— Я так и думал, — сказал он и хлопнул ее по заду. — У меня получаются хорошенькие дочери, Утред!

— И верно!

— И отличные сыновья!

Он улыбнулся со счастливым видом, потом громко рыгнул.

— Он не видит опасности, — сказала мне Брида.

Только она в зале не улыбалась, но Брида всегда серьезно относилась к жизни.

— О чем ты рассказываешь Утреду? — спросил Рагнар.

— О том, как в этом году болел ячмень.

— Значит, купим ячмень в Эофервике, — беззаботно сказал он и снова повернулся к Скади.

— Какой опасности? — спросил я.

Брида снова понизила голос.

— Альфред сделал Уэссекс могучим королевством.

— Да.

— И он полон притязаний.

— Он не проживет долго, — сказал я. — Поэтому его притязания неважны.

— Значит, он старается ради сына, — нетерпеливо проговорила она. — Он хочет распространить правление саксов на север.

— Верно.

— И это несет нам угрозу, — свирепо сказала Брида. — Как он себя называет? Король Ангелкинна?

Я кивнул, и она нетерпеливо положила ладонь на мою руку.

— В Нортумбрии более чем достаточно тех, кто говорит на английском языке. Он хочет, чтобы здесь правили его священники и грамотеи.

— Верно, — повторил я.

— Поэтому их нужно остановить, — просто проговорила Брида. Она пристально посмотрела на меня, ее глаза метались, ловя мой взгляд. — Он не послал тебя, чтобы шпионить?

— Нет, — сказал я.

— Нет, — согласилась она, играя с куском хлеба, и, оглядывая длинные скамьи, полные ревущих воинов, сурово сказала: — Все просто, Утред. Если мы не уничтожим Уэссекс, Уэссекс уничтожит нас.

— Чтобы восточные саксы добрались до Нортумбрии, нужны годы, — отмахнулся я.

— Разве конечный результат от этого станет лучше? — горько спросила Брида. — И — нет, для этого не нужны годы. Мерсия разделена и слаба, Уэссекс проглотит ее за следующие несколько лет. Потом он двинется на Восточную Англию, а после этого все три королевства обратятся против нас. А там, куда приходят восточные саксы, Утред, — ее голос зазвучал еще более горько, — они уничтожают наших богов. Они приносят собственного Бога, свои законы, свой гнев и свой страх.

Как и меня, Бриду растили христианкой, но она стала язычницей.

— Мы должны остановить их, прежде чем они выступят, а это значит — ударить первыми. И ударить быстро.

— Быстро?

— Хэстен собирается вторгнуться в Мерсию, — Брида понизила голос почти до шепота. — Это оттянет силы Альфреда на север от Темеза. А нам нужно будет захватить флот и земли на южном побережье Уэссекса. — Она сжала мою руку. — И на будущий год в Уэссексе не будет Утреда Беббанбургского, чтобы защитить землю Альфреда.

— Вы все еще говорите о ячмене? — проревел Рагнар. — Как там моя сестра? Все еще замужем за старым калекой-священником?

— Она счастлива благодаря ему, — ответил я.

— Бедная Тайра, — сказал Рагнар, и я подумал о причудах судьбы, о том, как замысловато сплетаются ее нити.

Тайра, сестра Рагнара, вышла замуж за Беокку. Этот брак был настолько невероятным, что должен был бы быть невозможным — однако она обрела в замужестве чистое счастье. А моя нить? Той ночью я почувствовал, что весь мой мир перевернулся вверх тормашками. Столько лет моим долгом, скрепленным клятвой, было защищать Уэссекс, и я выполнял этот долг; лучше всего — при Феарнхэмме. А теперь вдруг вышло так, что я сижу и слушаю, как Брида мечтает уничтожить Уэссекс.

Лотброки пытались его уничтожить — и потерпели поражение; Гутруму это почти удалось, но он был побежден; и Харальда ожидал такой же разгром. А теперь Брида попытается уговорить Рагнара завоевать королевство Альфреда?

Я посмотрел на своего друга, который громко пел и стучал по столу рогом для эля в такт песне.

— Чтобы завоевать Уэссекс, — сказал я Бриде, — вам понадобится пять тысяч человек и пять тысяч лошадей и еще кое-что. Дисциплина.

— Датчане — лучшие бойцы, чем саксы, — сказала она надменно.

— Но датчане сражаются только когда хотят, — резко ответил я.

Датские армии представляли собой союзы, скрепленные взаимной выгодой, их ярлы одалживали свои команды решительным вожакам, но эти армии таяли, едва появлялась более легкая добыча. Они были похожи на стаи волков, которые могли напасть на стадо, но сворачивали в сторону, если овец охраняло слишком много собак. Датчане и норвежцы постоянно прислушивались к вестям о земле, где можно найти легкую добычу, к слухам о незащищенном монастыре, куда можно послать десяток кораблей и обчистить его, но за свою жизнь я повидал, как легко датчанам давали отпор.

Короли построили бурги по всему христианскому миру, а датчане не жаждали долгих осад. Они жаждали быстрой добычи или же хотели осесть на богатой земле. Однако дни легких завоеваний, когда им попадались незащищенные города и толпы полуобученных воинов, давно прошли. Если Рагнар или любой другой норманн захочет захватить Уэссекс, он должен будет возглавить армию вышколенных людей и приготовиться вести осадную войну.

Я посмотрел на своего друга, потерявшегося в веселье пира и эля, и не смог представить себе, чтобы у него хватило терпения одолеть организованную защиту Альфреда.

— Но ты смог бы, — очень тихо сказала Брида.

— Ты читаешь мои мысли?

Она наклонилась ко мне и зашептала:

— Христианство — это болезнь, которая распространяется, как чума. Мы должны ее остановить.

— Если боги захотят, чтобы она остановилась, — предположил я, — они сделают это сами.

— Наши боги предпочитают пировать. Они живут, Утред. Они живут, смеются и наслаждаются, а что делает их бог? Он хандрит, он мстит, он хмурится, он строит козни. Он — темный и одинокий бог, Утред, и наши боги не обращают на него внимания. Они ошибаются.

Я слегка улыбнулся.

Брида, единственная из всех известных мне женщин, не видела ничего странного в том, чтобы журить богов за их недостатки, даже пытаться сделать за них их работу. «Но она права, — подумал я, — христианский Бог — темный и грозный. Ему не по нраву пиры, смех в зале, эль и мед. Он устанавливает законы и требует порядка, но законы и порядок — именно то, что нужно, если мы собираемся его победить».

— Помоги мне, — сказала Брида.

Я наблюдал за двумя жонглерами, швыряющими горящие факелы в дымный воздух. Взрывы смеха отдавались эхом в огромном зале, и я почувствовал внезапный прилив ненависти к своре чернорясых священников Альфреда, ко всему племени отрицающих жизнь церковников, чьей единственной радостью было осуждать радость.