Ночной шторм - Юхан Теорин

Она свернула к Энслунде. Позади нее все еще виднелась машина Мартина.

В свете фар Тильда увидела следы шин на снегу перед ней, но там, где дорога заканчивалась, было пусто. Только много следов на снегу — грубых ботинок или мужских сапог, — которые уже начало заносить снегом.

«Мазда» остановилась рядом.

Тильда надела фуражку и вышла из машины. Сильный ветер чуть не сбил ее с ног. В темноте это безлюдное место выглядело угрожающе. Волны зло бились о берег, разбивая лед и выбрасывая его на голый берег.

Мартин подошел к Тильде.

— Тот, кого ты ищешь, должен был быть здесь? — произнес он с сомнением. — В такую погоду?

Тильда только кивнула. Ей не хотелось с ним разговаривать.

Мартин решительным шагом направился к сараю. Видимо, он забыл, что он преподаватель, а не полицейский. Ничего не сказав, Тильда пошла за ним следом.

Подойдя ближе, они услышали неравномерный стук: это одну из дверей открывал и закрывал ветер. Следы вели к сараю.

Мартин прошел внутрь и сказал:

— Это его сарай.

— Видимо, да, — проговорила Тильда.

— Воры всегда боятся других воров и хорошо запирают двери. Раз Хенрик Янсон не закрыл свой сарай, значит, ему помешало что-то непредвиденное.

Она тоже зашла в сарай. Увидела столярный стол, старую сеть, удочки, инструменты.

— Никого нет дома, — веселым тоном произнес Мартин.

Тильда оставила его шутку без внимания. Молодую женщину привлекли яркие пятнышки на полу.

— Мартин! — громко сказала она.

Он повернул голову и тоже посмотрел на пол.

— Что ты думаешь?

Мартин наклонился.

— Свежая кровь, — констатировал он.

Тильда оглянулась по сторонам. Кого-то ранили. Возможно, выстрелом или ударом ножа. Но пострадавший смог отсюда уйти.

Тильда покинула сарай и пошла к морю; ветер почти сбивал ее с ног. На снегу виднелись следы. Они вели вдоль берега на север.

Тильда хотела было пойти по следам, но поняла, что это бесполезно: следы скоро занесет снегом.

Дойти отсюда можно было только до фермы Карлсонов и хутора Олудден. Хенрик Янсон, если это его следы, направился в одно из этих мест. Сильный порыв ветра чуть не сбил Тильду с ног. Она развернулась и пошла к своей машине.

— Куда ты? — крикнул Мартин.

— Секрет, — ответила молодая женщина, садясь в машину. Тильда включила двигатель и поехала, не проверяя, следует ли за ней Мартин. Связавшись с дежурной частью в Боргхольме, она сообщила о ранении в Энслунде и сказала, что едет на север. Никто не ответил. Снег тем временем усиливался. Тильда включила дворники, чтобы очистить ветровое стекло, и бросила взгляд на зеркало заднего вида: «мазда» с включенными фарами следовала за ней.

Тильда увеличила скорость и посмотрела в окно: снег превратился в сплошную бело-серую пелену, заслонявшую собой горизонт.

29

Йоаким стоял у окна в кухне и смотрел, как падает снег. Рождество обещало быть снежным. Он перевел взгляд на дверь в коровник. Дверь была закрыта, и дорожку к ней замело снегом. Йоаким не был в коровнике уже несколько дней, но мысли его постоянно возвращались к потайной комнате. Часовне для мертвых. Часовне со скамьями.

Там, на одной из скамей, среди писем и подарков, он нашел куртку Этель, которую так и оставил там лежать. Это Катрин ее туда положила. В этом не могло быть никаких сомнений. Она нашла комнату осенью и оставила куртку на скамейке, не сказав ничего Йоакиму. Он даже не знал, что куртка была у Катрин.

У его жены были от него секреты.

Только позвонив матери, он узнал, что это она послала куртку в Олудден. Раньше он думал, что Ингрид сложила все вещи покойной дочери в коробку и отнесла на чердак.

— Нет, я завернула ее в бумагу и отправила по почте Катрин… Это было в августе… — рассказала она по телефону.

— Но зачем?

— Катрин сама захотела. Позвонила летом и попросила одолжить куртку. Она хотела в чем-то убедиться и попросила прислать куртку по почте. Я так и сделала… Разве она не рассказывала тебе об этом? — прибавила Ингрид.

— Нет.

— Вы не разговаривали об Этель?

Йоаким молчал, не зная, что ответить. Ему хотелось сказать, что он и Катрин говорили обо всем, что они полностью доверяли друг другу, — но перед глазами стояло лицо Катрин в день смерти Этель.

Они обнимала Ливию, но на лице Катрин было написано облегчение, словно она радовалась тому, что произошло.

Когда за окном совсем стемнело, Йоаким принялся за приготовление рождественского ужина. Конечно, сегодня было только двадцать третье декабря, но для него было важно начать праздновать как можно скорее. То же было и в прошлом году. Сестра утонула в начале декабря, но это не помешало Йоакиму и Катрин отметить Рождество. Напротив, они накупили еще больше еды и подарков, и вся Яблочная вилла светилась огнями.

Но, разумеется, это не помогло. Он постоянно чувствовал незримое присутствие Этель. И каждый раз, поднимая бокал с безалкогольным сидром и чокаясь с Катрин, он думал о сестре. Смахнув слезы, Йоаким потянулся за книгой «Лучшее рождественское угощение» и отыскал нужный ему рецепт.

За окном было темно. Но в кухне ярко горели лампа и свечи на окне, и Йоаким ловко орудовал ножом и лопаткой. На сковороде жарились колбаски и фрикадельки. На столе уже были нарезанный сыр, тушеная капуста и теплые ребрышки. Йоаким подогрел окорок, почистил картошку и испек хлеб. На тарелки он выложил угря, селедку и красную рыбу, а в центр стола поставил любимые кушанья детей — жареную курицу и картошку фри.

Под стол Йоаким поставил мисочку с тунцом для Распутина. Когда все было готово и часы показывали пять, Йоаким позвал Ливию и Габриэля и объявил:

— Пора ужинать.

Дети подбежали к столу.

— Сколько еды! — воскликнул Габриэль.

— Это рождественский стол, — с улыбкой сказал Йоаким. — Берите тарелки и накладывайте то, что вам нравится.

Ливия и Габриэль так и сделали. Дети взяли по кусочку курицы с картошкой фри, добавили немного вареной картошки и соуса, но рыбу и капусту не тронули. Вместе с детьми Йоаким вышел в гостиную и сел за большой стол под хрустальной люстрой. Налив в заранее приготовленные бокалы сидр, он пожелал детям счастливого Рождества. Он ждал вопроса, почему на столе стоит четвертая тарелка, — но дети ничего не спрашивали.

Нет, он не верил, что Катрин вернется именно сегодня, но, глядя на ее место за столом, он представлял, что она там сидит, и от этого ему было легче.

Какое же Рождество без Катрин?

Точно так же каждое Рождество его мать ставила на стол тарелку для Этель.

— Папа, я могу теперь идти? — спросила Ливия через десять минут.

— Нет, — быстро ответил Йоаким. Тарелка дочери была пустой.

— Но я все доела.

— Посиди еще немного.

— Но я хочу смотреть телевизор.

— Я тоже! — сказал Габриэль, хотя в его тарелке оставалась еда.

— Там показывают лошадей, — настойчиво сказала Ливия, как будто это был очень важный аргумент.

— Посиди еще немного, — произнес Йоаким строже, чем намеревался. — Это важно. Мы же празднуем Рождество вместе.

— Ты глупый, — заявила Ливия. Йоаким вздохнул.

— Мы празднуем, — повторил он, но уже не так решительно.

Дети насупились. Но все-таки остались за столом. Наконец Ливия встала и пошла за добавкой. Габриэль поспешил за ней. Оба вернулись с фрикадельками.

— Там столько снега, — заметила Ливия. Взглянув в окно в гостиной, Йоаким увидел сплошную стену из снега.

— Хорошо, — кивнул он. — Можно будет кататься на санках.

К Ливии вернулось хорошее настроение. Лошади были забыты, и Ливия с Габриэлем начали обсуждать подарки. При этом они игнорировали четвертый стул за столом и даже не упоминали лишний подарок под елкой. Только Йоаким не мог отвести от стула взгляда.

Чего он ждал? Что дверь откроется и войдет Катрин?

Старинные часы на стене пробили половину шестого. За окном была темнота. Прожевав последнюю фрикадельку, Йоаким посмотрел на Габриэля и увидел, что у сына слипаются глаза. За вечер он съел больше обычного и теперь клевал носом, готовый заснуть прямо в гостиной.

— Габриэль, не хочешь сейчас вздремнуть? — спросил Йоаким. — А потом вечером ляжешь спать попозже?

Габриэль кивнул, но потом, подумав, добавил:

— А мы поиграем? Мы с тобой? И с Ливией.

— Конечно, — ответил Йоаким.

Он понял, что сын не помнит Катрин. Йоаким и сам не помнил ничего из своих первых лет жизни, но все равно было странно, что Габриэль так быстро забыл маму.

Задув свечи, Йоаким убрал еду в холодильник, а потом отвел Габриэля в спальню. Ливии спать не хотелось. Она хотела смотреть на лошадей, и Йоаким отнес телевизор к ней в комнату.

— Я на минутку выйду, — сказал он.