Ледяной клинок - Дмитрий Казаков

– Прошу за мной, – сказал он, широко улыбнувшись.

По скрипучей лестнице поднялись на второй этаж. Наискосок пересекли узкий коридор. Пискнула, открываясь, дверь, и стала видна комната, достаточно просторная, с проходящей от пола до потолка кирпичной трубой дымохода и двумя лежанками, узкой у двери, и широкой рядом с окном.

– Клопов нет, все чисто, окно можно закрыть, если шум мешает, – сообщил слуга и, получив монетку, ушел.

Саттия, не теряя времени, стащила сапоги и плюхнулась на испятнанное заплатками серое одеяло, покрывающее узкую лежанку.

– Засов задвинь, – велела она сонным голосом, – а то явятся еще эти, всякие, которые…

– Не явятся, – Олен выполнил просьбу. – Меня больше волнует другое – куда пропал Рыжий?

– А кто это? Еще один ваш сообщник, да? – поинтересовался Бенеш шепотом, бросив на Саттию испуганный взгляд.

– Узнаешь. Если он еще явится, конечно.

Олен разулся, стащил колет и бросил его на единственный в комнате табурет. Лежанка прогнулась под весом двух молодых мужчин, подушка оказалась твердой и комковатой. Но заснуть это не помешало.

Когда проснулся, ученик мага бодрствовал, сидел прямо на полу и шелестел страницами одной из тех книг, что взял с собой.

– Изучаешь? – осведомился Олен.

– Нельзя упускать ни единого шанса узнать новое или повторить старое, – поучительным тоном изрек Бенеш. – Никому не известно, от какого знания в следующий момент будет зависеть твоя жизнь.

– Насчет повторить – это ты верно заметил, – донесся от двери голос Саттии, – я бы еще раз повторила завтрак. А вообще, пора ехать.

Падающий через окно неяркий свет давал знать, что время давно перевалило за полдень, и что на улице пасмурно.

– Разве мы не останемся здесь? – на лице Бенеша отразилось страдание.

– А ты знаешь, кому принадлежат эти земли? Может, их хозяин состоит в Темном корпусе? – девушка встала, вытащила из сумочки на поясе гребень, и принялась расчесывать волосы. В соломенной гриве заблестели серебристые пряди.

– Пойдем, закажем поесть, пока она собирается, – Олен сел на лежанке, покрутил головой, разминая затекшую шею.

В главном зале их встретила пустота и тишина. Гномы исчезли, прочие постояльцы то ли разъехались, то ли сидели по комнатам.

– Пива мессенам? – спросил хозяин, едва заметив Олена.

– Непременно, – кивнул тот, – и мяса. А где весь остальной народ?

– Мессены гномы уехали, – из-под стойки появились две глиняные кружки с выпуклыми боками и оттопыренными ручками, похожими на уши. Из краника на бочке с плеском потекла янтарная, пенящаяся жидкость, – купцы из Андалии тоже. А местные соберутся вечером. Музыканты придут, будут танцы. Вы как, останетесь?

– Нет, поедем, – Олен прихватил одну из кружек и пошел к тому же столику, где они сидели утром.

Мясо – жареную баранину с бобами – принесли в тот момент, когда из комнаты спустилась Саттия. Заработали острые ножи, крепкие зубы, и вскоре на блюде остались только обглоданные кости и немножко подливки. Да и ту Бенеш подобрал кусочком хлеба.

– Если у Кусаки подо мной не сломается хребет, это будет настоящим чудом, – заявил Олен, выбираясь из-за стола.

В животе тяжело бултыхалось выпитое и съеденное, глаза слипались.

Не дожидаясь, пока Саттия рассчитается с хозяином, вышел во двор и ополоснул лицо из стоящей у крыльца бочки с водой. Стало немного легче, сонливость отступила, особенно когда вышел под гадкий моросящий дождик. В конюшне Кусака встретил довольным ржанием, хитро покосился на хозяина. Олен заседлал его, вывел во двор. Подумал и вынул из сумки купленный еще десять дней назад плащ.

Когда выехали, дождик усилился, капли защелкали по лужам, поплыли по ним пузыри. Еще вчера разноцветный и яркий мир стал тусклым и серым, как засиженное мухами зеркало. Ветки деревьев обвисли, и даже крики птиц, доносящиеся из зарослей, сделались печальными.

Селение осталось позади, путешественники по деревянному мосту перебрались через речку, проехали мимо старого кладбища и углубились в лес. Миновали вырубку, где пышно разрослись малина и бурьян, и оказались в густом ельнике. Олен уловил по обе стороны от дороги какой-то шорох, но сделать ничего не успел.

Качнулись зеленые лапы, полетели иголки, на дорогу спереди и сзади вышли гномы – суровые, сосредоточенные, в кольчугах и шлемах, с топорами в руках.

– Старые знакомые, – прошипела Саттия, разглядывая седовласого предводителя – того самого, что утром пытался купить меч Олена.

– Откуда они только узнали, где нас ждать, клянусь Селитой?

– Среди них есть маг, – прошептал Бенеш, выглядящий под дождем точно мокрая ворона, – Память земли сказала ему, откуда мы приехали, а дальше им оставалось лишь устроить засаду в противоположной стороне от поселка.

Гномы окружали всадников кольцом, но близко не совались. Было их десятка полтора, каждый выглядел опытным воином. Трое без оружия держались позади остальных – предводитель, его переводчик и еще один бородатый и морщинистый, в простой темной одежде.

– Благородный Дерин фа-Трене-фа-Орон-фа-Некен-фа-Лонин-фа-Жерин-фа-Валин повторяет утреннее предложение, – заговорил переводчик, – он готов заплатить золота по вашему весу за этот меч.

– Я сказал – нет, – извлеченный из ножен ледяной клинок неярко сверкнул. Гномы дружно выпучили и так большие глаза, морщинистый же, наоборот, прищурился, – и решения не изменил.

– Тогда мы вынуждены будем напасть, – переводчик вполне по-человечески развел руками. – Для вас это оружие всего лишь игрушка, а для нас – инструмент в борьбе с подземным мраком. Мы…

– Идите сюда! – перебила его Саттия. – И я выпущу вам кишки! Даже кольчуги вам не помогут! – и она выкрикнула боевой клич, с которым эльфы шли в бой еще в те времена, когда людей и гномов в Алионе не было: – Эл атакуэ![4]

– Ни хар сьялв валт одет![5], – пробурчал предводитель и сделал властный жест.

Гномы с топорами шагнули назад. Морщинистый поднял обе руки, шевельнул пальцами. Земля содрогнулась, над мокрой, в лужах дорогой поднялись столбы из серой пыли, надвинулись, закрывая обзор. Один окутал морду Чайки, та испуганно заржала, из носа кобылы потекла кровь. Другой навалился на Бенеша, но тот стремительно нарисовал прямо в воздухе трехрогий знак, и столб рассыпался.

Левую руку Олена, сжимающую поводья, дернуло. От плеча к кисти прошла боль, и от пальцев полилось неяркое голубоватое свечение. Такое же замерцало вокруг меча, заструилось сверкающим вихрем. Полетели в стороны искорки холодного синего и белого пламени. Соприкоснувшиеся с ним столбы пыли один за другим исчезли, попадали наземь горстями сухого праха.