Незабудка - Евгений Воробьев

Снова выходной семафор разрешающе подымает железную руку, свисток кондуктора, машинист откликается гудком. Военные бросаются в теплушки, иные с удалью прыгают уже на полном ходу, хватаясь за протянутые им руки.

Платформа быстро пустеет.

Незабудка уходит со станции в сумерки, еще более одинокая, чем пришла. Если бы она могла оборвать тревожные мысли о Павле, она наверняка почувствовала бы себя легче — все равно как если бы выспалась после многих бессонных ночей.

Но это так трудно — не думать о Павле, этому ей еще придется учиться, и она не уверена в том, что когда-нибудь этому выучится.

17

«Родная Галя, записку опустит в почтовый ящик мой бывший сосед по госпиталю СЭГ-290. А если найдется на станции подходящий связной из местных жителей, получишь записку с доставкой на дом. Для такого случая я припас две пачки «Беломора». Не может быть, чтобы связной выкурил подарок и поленился дойти до улицы Буденного.

Эх, жаль, не довелось свидеться наяву.

Ребята едут и поют «По долинам и по взгорьям». Просыпаться каждое утро будем все раньше, солнце светит нам в глаза. Жди письма с дороги. Если сейчас вечер, желаю тебе и сыну спокойной ночи, а если утро — доброго дня. Твой Павел Тальянов, гвардии младший лейтенант».

18

Утреннее радио оглушило Незабудку — с 9 августа Советский Союз считает себя в состоянии войны с Японией. Диктор прочитал из «Правды» передовую «Японский агрессор будет разгромлен».

Опять пошли оперативные сводки Совинформбюро. Сам диктор отвык, наверное, за минувшие два месяца читать их. А Незабудка думала, что это самое Совинформбюро демобилизовали.

Ей казалось, что и малыш прислушивается к диктору — знакомый голос?

Капитан Гогоберидзе говорил как-то, что китайцы считают возраст от зачатия ребенка, а не от рождения. Если считать по-ихнему, прибавить, значит, девять месяцев, ее мальчик вторую войну переживает. Слышал, как штурмовали Кенигсберг, и ползал по-пластунски заодно с матерью...

Она так страшилась сообщений с Дальнего Востока, что просыпалась после ночи, склеенной из кусочков, раньше, чем хрипловатый репродуктор.

Как раз в те дни, когда она была взволнована новостями с Дальнего Востока, клиент, неразлучный с портфелем, предложил Незабудке бросить гребенки-кисточки, перейти на работу в горпищеторг на склад. Златых гор не сулил, но дал понять, что голодной сидеть не будет. И безусловно, снимется забота о том, как получше отоварить карточки.

— Полезно учесть и такой фактор, — уговаривал он, — хороших работников я лично премирую.

Незабудка отказалась, но через несколько дней ее поджидала неприятность: старший закройщик запретил Дануте работать на дому.

На кого теперь оставить мальчика? Прожить на то, что она настрижет и набреет, они втроем не смогут.

Незабудка приняла приглашение Степана Антоновича Балакина, а Данута бросила ателье № 2.

Чем с большей нежностью относилась Данута к Павлушке, тем чаще ворчала: «Взяла кабалу на свою голову» — и тем добрее делались ее страдальческие глаза.

Ну, а если говорить правду, питались они с Данутой скверно, Незабудка боялась, что у нее пропадет молоко. И ни присесть среди дня, ни отдохнуть несколько минут, потому что не иссякает очередь в мужской зал.

Попадались клиенты подвыпившие, болтливые любезники, любители пошлых комплиментов, а то и просто мужики давно немытые, даже вшивые...

Рука немеет от щелканья ножницами. Бокс, полубокс, под полечку, кляузная прическа «ежик», постричь так, чтобы замаскировать залысины, височки прямые, височки косые...

После раздирающего уши базарного гвалта — гудит прокуренный предбанник мужского зала, хлопает дверь на тугой пружине, звякают ножницы, стрекочут машинки, осточертевшие выкрики «Кто крайний?» и «Следующий!» — на складе тихо, спокойно.

И малыша удобнее кормить в полутемном закуте, за штабелем ящиков.

Сегодня утренняя сводка принесла новые треволнения. Накануне радио сообщило, что Япония безоговорочно капитулировала. А потом японцы попросили Швейцарию передать американцам, что император еще не подписал какую-то бумагу, рескрипт по-ихнему, без этого Квантунская армия не капитулирует. Что же это японский император такой бюрократизм развел? Из-за него и военные действия не прекратились. Зря император берет пример с того коменданта крепости Пиллау, о котором писал Павел. Кому нужны напрасные жертвы?

Она была возбуждена новостями, заснуть уже не могла, отнесла малыша в комнату к Дануте, а сама чуть свет отправилась на склад. Сторож сильно удивился несвоевременному приходу учетчицы, но промолчал.

На полу возле мешков стояли три ведра с водой. Что за блажь? Может, это уборщица Луша затеяла вечером мытье полов, а потом передумала? Но к чему три ведра, а в каждом — воды до половины? И тряпки не видать...

На складе частенько выпивали при закрытых дверях, обычно после того как в магазины отправляли машины, повозки с продуктами.

Вот и сегодня произвольно удлинили перерыв на обед. Данута унесла Павлушу, а Незабудка разомлела и прикорнула на мешках с пшеном; бессонные ночи как-никак сказывались.

Она быстро заснула, но сон был беспокойный. Ее куда-то несло, гонимую огненным ветром, дорогу ей преградили три полупустых ведра. Она хотела перепрыгнуть через них, но упала. Встала с трудом, ощущая с одного боку тяжелую санитарную сумку, с другого автомат ППШ. И все-таки сумела сама себя перегнать при падении...

Ее разбудили приглушенные голоса. Скрипит стул, ерзает табуретка по полу, булькает жидкость, разливаемая по стаканам, позванивает посуда.

Степан Антонович рассказывал сиплым полушепотом о сказочной житухе на фронте, когда у него под началом состоял взвод регулировщиц. Донесся скабрезный смешок. Почти всю войну он прослужил в дорожниках, проторчал на контрольно-пропускных пунктах, возил с собой шлагбаумы, полосатые будки, указатели «Предъявите пропуск», «Вперед на запад!», «Тихий ход!» и другие. Служба была хороша уже тем, что он околачивался за тридевять земель от передовой.

— А где вас ранило, Степан Антонович? Самодовольный смешок:

— Это я свой аппендицит решил на всякий случай ампутировать. Хирург врачевал в госпитале — золотые руки! Но только еще более золотые руки оказались у госпитального писаря. За флягу со спиртом выдал справку: тяжелое ранение в полость живота в боях за Родину...

Голос стал еще глуше, и Незабудка бесшумно повернулась, приподняла голову — иначе не услыхать.

Писарь поставил Балакину условие — в свою часть из госпиталя не возвращаться, а через команду выздоравливающих перевестись на соседний фронт. Чтобы желтую нашивку носить без опаски. А то еще кто-нибудь вырастит из мухи слона и настучит. Перекантовался он к соседям слева и угадал к успешному наступлению. Соседских дорожников представили к награждению. Тут начальству и попался на глаза старшина Балакин. Что за ляпсус? Воюет спервоначалу, тяжело ранен, таскает чуть ли не на передовую свои полосатые будки и всякую наглядную агитацию и — без награды! Вот Красная Звездочка и слетела к нему на грудь, как с куста. Фактор положительный, и вскоре пришлось ему покупать в военторге лейтенантские погоны. Правда, узенькие, административной службы, но почин дороже денег...

Сонливость Незабудки как рукой сняло. Лежала притаившись, сердце стучало гулко: как бы не услышали Балакин и его собутыльник. Даже тогда, когда она увязалась в разведку за «языком» под Дудиной горой, за рекой Жиздрой, и лежала в засаде, сердце не колотилось у нее, как сейчас.

«Что это он так неосторожно болтает? Или знает за своим дружком еще больше грехов и держит его на крючке? Или водка развязала язык? Две паршивые овцы снюхались в одном стаде...»

Заерзала табуретка, видимо, кто-то оглянулся в ее сторону.

— Да спит она... — успокоил Балакин своего приятеля. — Грудной парень у нее. Ночью-то ей спать некогда. В безвыходном положении эта Легошина. А я не возражаю, меньше будет капризничать. Наивная, ее и воспитывать не пришлось. Полудурочка неавторитетная. Ни одного ляпсуса с товаром не заметила, ни одной манипуляции. А мне на руку — фронтовичка на складе, ордена у нее, кандидат партии.

Заскрипел стул — на этот раз грузно повернулся Степан Антонович.

Ей стало душно в темном углу, за ящиками, хотелось выбежать, хлебнуть чистого воздуха.

Но разумнее выждать, хотя бы еще несколько минут притворяться спящей.

19

В конце месяца она вновь пришла на склад раньше, чем полагалось по службе. Хотела проверить накладные; ее обеспокоило, что наличные остатки на пятнадцатое августа не сошлись с теми, какие должны быть на складе, если верить накладным и самой себе.