Кома. Эшелон (СИ) - Ростов Олег

— Понял. Но эта мутация вызвана вирусом, а не внешней средой, изменением климата или радиацией.

— Вот! Вот именно, Марк, вирусом. Вот тебе и ответ, на вопрос, кто создал человека?

— Вы что хотите сказать, что древние мутации, это тоже воздействие вируса? Но этот вирус новый. Мало того, он вроде бы искусственного происхождения.

— Марк, запомни раз и навсегда, нет искусственных вирусов. Мало того, вирус не относится к форме жизни.

— Как это? Что, микроб, это не форма жизни?

— В том то и дело, что вирус, это не микроб. Любой микроб, как ты сказал, это микроорганизм, клетка. А вирусы меньше любой клетки. Они живут в этих клетках. Они могут жить даже в болезнетворных палочках, даже в раковых клетках. Вирусы есть во всех формах жизни, во всех. В животных, в растениях в насекомых, в микроорганизмах. Вирусы делятся на два вида, одни имеют структуру ДНК, другие имеют структуру РНК. Мало того, они хранят в своих ДНК и РНК генетический код, умеют размножаться и мутировать, то есть видоизменяться.

— Значит они живые.

— Не спеши. Вирус не имеет клетки. Что обязательно для любого живого организма. Даже археи, одноклеточные микроорганизмы, которые при этом не имеют ядра клетки, а также каких-либо мембран, что обязательно для остальных живых организмов. То есть, простейшие микроорганизмы. У вирусов этого нет. У них нет клеточного строения и собственный обмен веществ, что обязательно для любой формы жизни. Поэтому вирусы не относят к жизни, как таковой. Некоторые учёные относят вирусы к микроорганизмам стоящими на краю жизни. Когда появились вирусы, не известно. Но они обнаружены в самых древних формах жизни. Они были всегда. И практически все вирусы патогены. Они паразиты. Мало того, есть вирусы, которые могут реплицироваться только в присутствии других паразитов, то есть она сверхпаразиты. Так как вирусы не имеют своей клетки и живут в клетках других микроорганизмах, то их очень трудно уничтожить, в отличии от болезнетворных микроорганизмов. Там достаточно разрушить клетку и всё. У этих клетки нет. Поэтому они очень стойкие к разным антибиотикам. Чтобы уничтожить вирус, надо разрушить его ДНК или РНК. При этом вирусы очень быстро приспосабливаются к разной негативной для них среде, к тем же антибиотикам. А так как они патогены, то либо убивают тот организм, в который внедрились, либо заставляют его мутировать, изменяться, чтобы остаться живым. Понимаешь? Таким образом вирусы меняют ту или иную форму жизни. Пример мантикор тебе на лицо. Вирус, который уничтожил человечество не искусственный. Просто человек взял какой-либо исходный вирус, создал для него среду, которая заставила его мутировать, изменяться. Он изменился. Но это нормальный эволюционный процесс. Вирус изменился бы так или иначе. Просто человек ускорил эту мутацию. В итоге, получившаяся мутация вируса, убила большую часть человечества. Остались только те, у кого иммунная система сумела противостоять вирусу. Да, Марк, иммунная система человека, животных, растений и прочих умеет противостоять вирусам. Это результат миллионов лет эволюции, где шло противостояние микроорганизмов с вирусами. Иммунитет умеет разрушать ДНК или РНК тех или иных вирусов, уничтожая их. Если бы этого не было, то жизнь на земле закончилась бы, едва начавшись.

— А как же вирус иммунодефицита человека? ВИЧ?

— Я не даром сказала тебе о сверхпаразитах. Знаешь, какое лекарство сделали для борьбы с этой болезнью? Подобрали сверхпаразита к вирусу иммунодефицита. Он и правда уничтожил ВИЧ. Но при этом его мутация продолжилась. И вирус стал уничтожать уже самого человека, а заодно и остальных высших приматов. Есть одна особенность для всех гоминид, и особенно для рода хомо. Мутанта появлялся каждый раз тогда, когда на земле властвовал предыдущий вид. Новый вид начинал с ним борьбу, постепенно вытесняя его, ибо был более совершенным. Пока сам не становился доминирующей популяцией. И так до новой мутации. Так было всегда. Мы думали, что являемся венцом эволюционного пути человека. Думали, что научились контролировать процессы, которым миллиарды лет. Посчитали себя равными богу. Но мы ошиблись. Мы не венец эволюции. Мы всего лишь очередное звено в цепи, тянущейся эоны времени. Мантикора, вот следующее звено человека, следующая ступень. Тем более, вирус расчистил им дорогу. Они сильнее нас, быстрее. Поразительная приспособляемость к окружающей среде. И они учатся. Как долго остатки человечества смогут им противостоять? Но знаете, что Марк, у меня остаётся какое-то ощущение незавершенности всего этого. Что-то неправильное есть в мантикоре. А что я не могу понять. Поэтому надо поймать самку. Я уверена, что девочка беременна. И она может дать ключ к разгадке, что будет дальше.

— Извините. Я понял о чём Вы мне хотели сказать. Но гоняться за супермутантом, я не буду. Мало того, этот вид не один.

— Вы не понимаете, Марк. Это очень важно… Подождите. Что значит этот вид не один?

— У нас есть девочка. Она тоже генетически изменилась под воздействием вируса. И продолжает меняться. Но она не такая, как эти дикие, которых вы называете мантикора. И она быстрее и умнее мантикор. Она уже научилась носить одежду и обращаться с ножом, который я ей подарил.

— Она живёт среди вас?

— Да. Как член команды. Именно благодаря ей, мы сумели убить этого супермутанта или, по вашему, супермантикору. Как её звали при жизни, мы не знаем. Но она стала откликаться на имя Люси или простоя Люся.

— Я должна её увидеть.

— Для этого нам надо отсюда выйти. Она была ранена в схватке с вашим монстром. И сейчас спит. У неё идёт процесс регенерации.

— Вы можете её привести сюда?

— Нет. Мало того, мы сейчас сами уйдём отсюда. Там на железной дороге стоит эшелон. Нас ждут. Мы заберём вас и уйдём отсюда.

— Не получится. Вы можете забрать Бенедикта. Забрать Верочку, мою помощницу. И почти всех детей за исключением двоих. Я, майор и двое детей останутся здесь.

— Почему?

— Всё дело в том, что у меня и майора нет иммунитета против вируса. Понимаете?

— Как так? Почему вы тогда до сих пор живы?

— Потому, что я ввела себе и майору антидот. Тот который я успела сделать. Почти все, кто работал над ним погибли. В том числе, похоже и на основной базе.

— Значит ваше лекарство действует? Чего Вам тогда бояться?

— Не совсем действует. Антидот просто замедлил течение болезни. Я получила передышку и продолжала работать над созданием другой, более совершенной сыворотки. Успела её изготовить и ввела себе, как и майору. Я применила методику, которую применили при создании изначального лекарства от ВИЧ инфекции. То есть работаю с суперпаразитами. Сколько так будет продолжаться, я не знаю. Скорее всего, я проиграю эту гонку. Либо умру, либо…

— Что? — Смотрел на неё внимательно.

— Либо превращусь не понятно во что. В нечто. Во мне и в майоре уже начались изменения на генетическом уровне. Просто это сейчас пока не заметно. Я испытала уже четвёртую сыворотку.

— Ничего себе. — Услышали мы восклицание Артёма. Я оглянулся. Он смотрел на Лидию Захаровну. — Вы сами над собой опыты проводите?

— У меня нет выбора. Каждый раз, новый препарат тормозит генетические изменения, но не останавливает. А потом изменения начинают убыстрятся. И я ввожу новую сыворотку. И я не знаю конечный результат.

— Ладно. Вы сказали, что двое детей так же не могут пойти с нами. Почему?

— Всё дело в том, что с самого начала, когда новое лекарство показало свою тёмную сторону, было замечено, что не все погибают, как я уже сказала, так как имеют иммунитет против этого вируса. Но появились и такие, которых вирус начал изменять. Пример, опять же мантикора. Мы выявили людей, предрасположенных к мутации. И стали их изучать. Их свозили сюда на «Объект № 2».

— И сколько вы сюда свезли их? — Я почувствовал, как волосы зашевелились у меня на голове.

— Порядка трёх десятков. Ещё пара десятков была на «Объекте № 1»

— Твою мать то! — Выдохнул Николай. — Марк, надо рвать отсюда когти.