Путь вниз - Ричард Матесон

Скотт услышал, как она опять нервно сглотнула, и спросил:

– Что?

Она с минуту колебалась, потом ответила:

– Но только мне надо еще раз выступить, – она тихонько отстранилась, посмотрела на часы:

– Всего десять минут.

– Нет, – отчаянно прижался он к ней.

Ее дыхание стало отрывистым.

– Если бы ты мог задержаться у меня еще хоть чуть-чуть, самую капельку.

Скотт не знал, что и сказать. Он выпрямился и посмотрел на ее напряженное лицо, тяжело вздохнул:

– Я не могу. Она будет ждать. Она будет… – его руки нервно терлись о колени и наконец замерли. – Бессмысленно, – добавил он.

Кларисса наклонилась и, прижав свои руки к его щекам, поцеловала Скотта в губы. Его руки, дрожа, побежали по ее рукам, пальцы мягко перебирали шелк халата. Она обняла его за шею.

– Она что, так испугается, если… – начала было Кларисса, но прервалась, поцеловав его в щеку. Скотт все еще не мог ответить. Она отстранилась, а он посмотрел на ее залитое румянцем лицо. Ее взгляд избегал его.

– Ты не должен, прошу тебя, ты не должен думать, что я просто непристойная женщина. Я всегда была порядочной. Я только… – Пальцы нервно побежали, плавно скользя, по складкам ее шелкового халата. – Я только чувствую, как ты говорил, сильную тягу к тебе. В конце концов, этого не было бы, если бы мы были как все. Но мы – нас только двое таких, и в тысяче миль вокруг нам не найти таких, как мы. Понимаешь, все не так, как… – Услышав топот тяжелых ботинок по ступенькам фургона и стук в дверь, Кларисса замолчала.

Низкий голос произнес:

– Десять минут, Клэр.

Она не успела ответить, потому что говоривший уже ушел, и теперь она сидела, дрожа и глядя на дверь, и наконец обернулась к Скотту и сказала:

– Да, твоя жена будет испугана.

Вдруг его руки сжались на ее руках, а лицо стало жестким:

– Я собираюсь все рассказать ей. Я не хочу оставлять тебя. Не желаю.

Кларисса бросилась к нему. Ее горячее дыхание жгло ему щеку:

– Да, расскажи, расскажи все. Я не хочу, чтобы ей было больно, я не хочу, чтобы она испугалась, но расскажи ей. Расскажи ей, как нам хорошо.

Она не сможет ответить «нет».

Она отстранилась и поднялась, тяжело дыша. Ее дрожащие пальцы, пробежав по шелку халата, расстегнули пуговицы, и он, шурша, соскользнул вниз, обнажив ее плечи, цвета слоновой кости, и повис на руке. Изящное тело Клариссы тонко очерчивало светлое белье.

– Расскажи ей, – почти со злобой крикнула она и, развернувшись, бросилась в другую комнату.

Скотт встал, глядя на полуоткрытую дверь. Он слышал торопливый шелест надеваемой одежды и стоял неподвижно, пока Кларисса не вышла.

Она остановилась напротив него, лицо ее было бледно.

– Я была несправедлива. Я несправедливо поступила с тобой. – Кларисса отвела взгляд. – Мне не следовало делать того, что я сделала.

– Но ты будешь ждать, – прервал ее Скотт и, схватив руку, сжал ее так, что Кларисса поморщилась от боли. – Кларисса, ты будешь ждать меня?

Сначала она посмотрела на него, потом вскинула голову, и глаза ее опалили Скотта.

– Я буду ждать.

Он вслушивался в стук ее высоких каблучков, когда она сбегала по ступенькам фургона, потом пошел по маленькой комнате, рассматривая мебель и трогая ее, и, наконец, войдя в другую комнату и поколебавшись секунду, сел на кровать Клариссы и взял в руки ее желтый шелковый халат. Ткань была гладкая и выскальзывала из пальцев, она сохраняла аромат женского тела.

Вдруг Скотт зарылся лицом в складки халата, жадно вдыхая этот сладостный запах.

– Но почему я должен говорить с Лу? Она будет только рада избавиться от меня. Она… она будет напугана, – вслух подумал он.

С усталым вздохом отложив халат, он поднялся. Затем прошел через фургон, открыл дверь, спустился по ступенькам и двинулся по холодной, окутанной ночью земле к автостоянке.

«Я расскажу ей, – думал Скотт, – расскажу и вернусь».

Подойдя к дорожке, он увидел Лу, стоявшую у машины, и тяжелое отчаяние навалилось на него: «Как же я смогу рассказать ей об этом?» Скотт стоял в нерешительности, и только когда какие-то подростки стали выходить с ярмарочной площади, кинулся через улицу.

– Эй, смотрите, карлик! – крикнул какой-то парень.

– Скотт! – Лу подбежала к нему и без лишних слов подняла его на руки.

Ее лицо казалось злым и в то же время озабоченным. Вернувшись к машине, она открыла дверцу, свободной рукой потянув ее.

– Где ты пропадал?

– Гулял, – ответил Скотт.

«Нет, – кричал его рассудок, – расскажи, расскажи ей». В голове мелькнуло: Кларисса, сняв халат, говорит ему: «Расскажи ей!»

– Я думаю, ты мог бы догадаться, что я почувствую, когда, вернувшись, не застану тебя в машине, – проговорила она, толкнув переднее сиденье, чтобы Скотт мог пробраться назад, в свой угол.

Он не шелохнулся.

– Ну, залезай, – сказала Лу.

Он быстро втянул воздух и затем выдохнул:

– Нет.

– Что?

Скотт сглотнул.

– Я не собираюсь, – ответил он, стараясь не замечать пристального взгляда Бет.

– Что бы болтаешь? – спросила Лу.

– Я, – он бросил взгляд на Бет, – я хочу поговорить с тобой…

– А разговор не может подождать до дому? Бет пора в постель.

– Нет, это не может ждать.

Ему хотелось завизжать от ярости, – это вернулось старое чувство, чувство того, что он был беспомощным, нелепым уродцем. Скотт мог бы догадаться об этом, когда оставил Клариссу.

– Но я не вижу…

– Тогда оставь меня здесь, – закричал он на жену. В голосе его не было ни силы, ни решимости. Он опять становился марионеткой, снятой с ниточек, хватающейся за что попало в поисках опоры.

– Что с тобой? – спросила Лу раздраженно.

Скотт поперхнулся, пытаясь задушить подкатившие к горлу рыдания. И вдруг, резко повернувшись, бросился через дорогу. То, что случилось потом, болезненной чередой картин и звуков пронеслось в его голове: рев надвигающейся машины, ослепительный свет фар, скрип туфель подбегающей Лу, ее железные пальцы на его слабеньком теле, резкий, такой, что голова чуть не отлетела, рывок, которым Лу выдернула его из-под колес машины, скрип тормозов и шуршание шин этой машины, с которым она нырнула в сторону, а потом вернулась на свою полосу.

– Ты что, спятил?

– Почему меня не сбила машина? – произнес Скотт голосом, полным страдания, скорби и гнева.

– Скотт! – и Лу присела, чтобы смотреть ему прямо в глаза. – Скотт, что случилось?

– Ничего, – ответил он. Но тут же выпалил:

– Я хочу остаться. Я остаюсь.

– Где остаешься, Скотт?

Он раздраженно сглотнул. Почему он должен чувствовать себя дураком, ничего не значащим болваном? Если раньше такое положение казалось закономерным, неизбежным, то теперь оно стало для него абсурдным, совершенно неприемлемым.