Темное искушение - Лори Даниэль

– Плавал, – ответил я.

Мама валялась без сознания в единственной спальне. Темные волосы закрывали ее лицо, рука свисала с кровати, в пальцах была сигарета. Раньше я считал ее красивой, но теперь, в свои восемь лет, все, что я видел, глядя на нее, это сожженные серебряные ложки, пустые глаза и жар внутри меня, с каждым днем разгоравшийся все сильнее. Я схватил со стола пакетик с крэком и спустил его в унитаз. Позже за это придется чертовски дорого заплатить, но я сомневался, что будет хуже, чем еще одна ночь с матерью, накурившейся этой дряни. Она сводила ее с ума, заставляла нести бессмыслицу.

Сняв мокрую одежду, я плюхнулся на грязный матрас рядом с Кристианом и забрал у него пульт от телика.

– Ты не умеешь плавать, – сказал он, не сводя глаз с экрана.

Я переключил канал.

– Теперь умею.

– Март на дворе.

Мой брат мог быть таким раздражающим. Он пинал меня во сне, смотрел скучные передачи и думал, будто знает все. Тот факт, что он часто оказывался прав, раздражал меня еще сильнее. Но я ударил бы любого пацана, который наехал бы на него. С наибольшей жестокостью к нему относились мамины друзья. Они никогда не трогали меня, но все же пелена ярости застилала мне взгляд, когда они приходили сюда. Те мужчины были слишком большими, чтобы я мог побить их, но когда-нибудь я стану достаточно большим.

– Везде еще лед, – сказал он.

Я бы не признался, что держался за кусок льдины, пока добирался до берега, даже если бы Кристиан сам видел это. Пожав плечами, я ответил:

– Стало жарко.

На самом деле я и правда вспотел от того, что перенервничал и замерз. Я вытер пот со своей груди о его щеку. Он свирепо посмотрел в ответ и стер его рукой. В комнате, освещенной телевизором с неработающим звуком, воцарилась тишина.

– Мы должны поехать туда, – сказал он, показывая на кадры Нью-Йорка, транслируемые по телику. – В Америку.

Я покачал головой.

– Я хочу остаться тут.

Он поднял на меня взгляд.

– Собираешься всю жизнь спать на этом матрасе?

– Нет, умник, я буду как он. – Я кивнул на экран, где крутили политическую рекламу.

– Он президент, – сказал Кристиан.

– Я знаю. – Этого я не знал. Мне просто понравилось, как выглядит этот человек в дорогой одежде перед слушающей его аудиторией.

Через минуту Кристиан сказал:

– Ты сможешь стать президентом, если захочешь.

– Я не хочу быть президентом. – Я опустил руку ему на плечи. – Я буду кем-то получше.

– Богом.

Соседка-старушка иногда приглашала нас с Кристианом к себе. Мы ходили к ней пить чай с бисквитом, а она читала нам отрывки из Библии. Столько всяких «не должно» и многозначительный взгляд сквозь очки.

– Типа, – сказал я, и через секунду молчания улыбка тронула мои губы. – Хотя лучше я буду Дьяволом.

Я затянулся сигарой. Моя мать не помнила, что сделала, пока на следующее утро в дверь не постучала милиция и не спросила, как ее машина оказалась в реке. Она отвертелась – вернее, оттрахалась — от вопросов, а потом приготовила нам с Кристианом сырники. Приличная еда почти стоила случившегося.

– Виктор допрашивает Анну, – сказал Альберт.

Я уставился на него, не зная, кто это.

– Девушка, которая накрывает на стол последние три года.

– А, – я задумался, – маленькая мышка.

Она была самым очевидным подозреваемым. Хотя у меня были сомнения. Мне стоило лишь взглянуть на девушку, и она уже дрожала от страха. Это так раздражало, что я игнорировал ее присутствие, словно она была запуганной бродячей собакой. Если она отравила Милу, то сделала это не одна.

– Как Мила?

Я сощурился, когда услышал озабоченность в голосе Альберта.

– Дочь Алексея в порядке.

Кирилл был уверен, что яда она выпила недостаточно, чтобы находиться в критическом состоянии.

Гребаное везение, что я назвал ее шлюхой. Иначе она бы не вылила остаток яда из чашки и я бы потерял свою заложницу. Но мысль о том, что моя месть могла выскользнуть из рук, не объясняла тяжести в груди всякий раз, когда в голове мелькал убежденный в моем предательстве взгляд Милы.

– Ты же знаешь, что ей тут не место, – сказал Альберт.

Тьма разлилась во мне.

– У тебя появилась способность читать мысли, о которой ты не рассказывал?

– Если Алексей не согласился до сих пор, то и не согласится.

Я выдержал его взгляд. Никому кроме Кристиана я не сказал, что ее отец готов пожертвовать собой. Понимая, что, если это станет известно, я буду выглядеть слабым, будто Мила и впрямь смогла вонзить в меня свои Михайловские коготки. Она этого не сделала. Я просто пока не закончил с ней и знал – если отпущу ее сейчас, то в конце концов все равно потащу ее обратно, чтобы закончить начатое. Это было слишком похоже на моногамию, чтобы я мог переварить. Не говоря уже о том, что будет гораздо сложнее затащить ее в постель, когда мой стол украсит голова ее отца.

– Стоило проследить за Александром, – сказал Альберт.

– Нам не нужно следить за ним.

Он раздражающе вскинул бровь.

– Алексей очень скоро прибежит к ноге, – коротко ответил я, завершая разговор.

– Вероятно, дело сдвинулось бы с мертвой точки, пошли ты ему палец или два. – Альберт поддразнил меня, я не собирался отрезать Миле пальцы, и он знал это.

– Пойди займись чем-нибудь полезным, – ответил я, пристально глядя. – Например, найди гребаную крысу в моем доме.

Клянусь, ублюдок, мать его, улыбался, когда вставал.

Он не успел даже выйти из комнаты, прежде чем мы нашли предателя. На самом деле, она бросилась к моим ногам и призналась, извергая русские проклятия вперемешку со слезами. Маленькая мышка и в самом деле оказалась крысой. Виктор стоял в дверях. По крайней мере один из моих людей был полезен.

Я опустил взгляд на дрожащую девушку, роняющую слезы на пол.

– Мне нужны имена, – тихо сказал я. – Имена тех, кто тебе помогал. Имена всех, кто слышал хотя бы отзвук твоих разговоров.

– Я… это была одна я, – зарыдала она.

– Посмотри на меня, – потребовал я, и она неохотно подняла взгляд. – Рано или поздно ты расскажешь мне правду. Но чем позже, тем больше моих людей успеют воспользоваться тобой.

Я действительно не хотел мучить эту слабую девушку, но своего положения я добился не снисходительностью.

Анна сглотнула, ведя внутреннюю борьбу, а затем назвала мне три имени. Она произнесла их не с грустью или преданностью, а со страхом. Девушка боялась собственной тени, так что это мало для меня значило.

Я кивнул Виктору. Он схватил девушку за руку и потащил ее из комнаты. Двое из тех, кого она назвала, были тут, третий – Абрам, ее отец, – в Москве.

Еще одно раздражающее семейное дело.

Паша был не единственной жертвой Алексея. Дядю Абрама убили в прошлом году, сбив и скрывшись с места происшествия. Он был достаточно стар, чтобы умереть своей смертью, если бы ему предоставили такую возможность.

– Найди Абрама, – велел я Альберту, который все еще стоял у двери. – До тех пор запри его сына и племянника в подвале.

Прошло три часа, солнце поднялось высоко, прежде чем всех четверых выстроили на снегу. Девушка стояла в конце линии, уставившись в землю, дрожа в простом белом платье, которое носила каждый день.

– Как я уже сказал Альберту, я не имею к этому никакого отношения. – Капля пота сбежала по лицу Абрама и блеснула на солнце.

Я вскинул бровь.

– Ты даже не знаешь, в чем тебя обвиняют, так откуда тебе знать, имеешь ли ты к этому отношение?

– Потому что, – пробормотал он, – я был верен тебе с самого первого дня.

– Хочешь знать, кого я ненавижу больше, чем предателей? – Я подошел вплотную, держа пистолет в расслабленной руке. – Лжецов.

– Я никогда не лгал тебе. – Его взгляд сверкнул точно так, как сверкнул бы взгляд лжеца. – Поймай меня на лжи, и, клянусь, можешь пустить мне пулю в голову прямо тут!