Голгофа женщины - Вера Крыжановская

— Но почему же? Кто и что может помешать тебе жениться? — спросила бледнея Виолета.

— Ах, дорогая моя Виолета! Чтобы объяснить это, я должен открыть тебе драму моей жизни. Но у меня нет от тебя тайн. Я был женат, конечно, по любви, но моя жена предпочла мне другого…

— Боже мой! Разве можно променять тебя на кого-нибудь? Быть твоей женой такое счастье! — наивно заметила Виолета.

Тщеславная улыбка скользнула по губам Ивана Федоровича.

— Она не любила меня так, как ты, дорогая моя. Может Сыть, она только для того и вышла за меня, чтобы приобрести положение, так как у нее не было никакого состояния. Избавь меня в настоящую минуту от подробностей этой семейной драмы; я расскажу их тебе в другой раз. Дело же в том, что моим соперником явился мой родной брат. Не желая мешать их счастью, я согласился на развод, причем, вину принял на себя, чтобы дать жене полную свободу. Они уже давно соединились брачными узами, мне же по закону необходимо выждать еще два года, прежде чем я получу право снова вступить в брак. Ведь ты подождешь два года, не правда ли?

— Как можешь ты спрашивать об этом? Теперь, когда я знаю, как ты добр и великодушен, я люблю тебя еще больше, — ответила Виолета.

Она была слишком наивна, молода и влюблена, чтобы понять, что он хочет только оттянуть время.

В тот же день Виолета со своей камеристкой переехала на Крестовский остров, на дачу Ивана Федоровича.

Для молодой девушки началась веселая и оживленная жизнь, так как Иван Федорович хотел рисоваться своей очаровательной любовницей. Ему тем более все завидовали, что отбить ее у него было невозможно. Виолета была безупречно верна своему любовнику и только на него одного и смотрела.

Ричард Федорович проводил это лето в Петербурге, так как дети его по очереди были больны скарлатиной.

Однажды братья встретились перед магазином, в который Виолета зашла за покупками.

— Ты уж чересчур много всюду показываешься с этой особой. Должно быть, это очень ловкая сирена, если, будучи еще совсем ребенком, она до такой степени развращена, — заметил Ричард Федорович.

— Ты глубоко ошибаешься! Еще шесть недель тому назад эта очаровательная сирена была невинна, как голубка.

— И ты не постыдился развратить ее?

Фривольная и циничная улыбка скользнула по губам Ивана Федоровича.

— Если бы не я, то другой бы сделал то же самое. Неужели ты думаешь, что она могла в оперетке остаться добродетельной.

XV

Около этого же времени неожиданно вернулась в Петербург Юлия Павловна Гольцман. Муж ее умер, оставив ей весьма приличное состояние.

Однажды утром Ричард, идя по Литейной в свой дом с целью переговорить с управляющим, встретил Анастасию. Они поздоровались. Заметив недовольный вид девушки, Ричард Федорович спросил, что с ней и отчего она так долго не приезжала в Царское село.

— Ах, дядя! Я только делаю, что ссорюсь с матерью. Она совсем с ума сошла. Вечно делает мне неприятности и, да — простит мне Господь, кажется хочет помешать моему счастью.

— Вместо того, чтобы обсуждать такие щекотливые вопросы на улице, пойдем лучше позавтракать ко мне. Там ты мне все расскажешь, и, может быть, мне удастся помочь тебе, — заметил Ричард Федорович.

После завтрака Ричард Федорович ушел в кабинет выкурить сигару. Здесь, указав Анастасии на кресло, он сказал:

— Теперь расскажи мне про свои огорчения и про причины твоих ссор с матерью.

— Это просто возмутительно, дядя! Ты знаешь, что отец оставил ей пятьдесят тысяч, и она писала мне, что хочет окончательно устроиться в Петербурге и купить дом. Я одобрила это намерение. В виду того, что я единственный ее ребенок и что капитал оставлен моим отцом, я полагала, что дом со временем достанется мне, а пока она даст мне приличное приданое и часть дохода с капитала. В этом духе я говорила с капитаном Перовым, который серьезно ухаживает за мной и за которого я хочу выйти замуж. Но представь себе мое разочарование и мой гнев, когда две недели спустя после своего приезда в Петербург, она объявила мне, что переменила свое намерение. Она, видишь ли, встретила в Париже свою старую знакомую, с которой хочет открыть в Монако или Ницце аристократический меблированный отель.

— Но, может быть, это дело выгодное, и оно только увеличит твое состояние, — заметил Ричард Федорович.

— О, нет! Неужели я стала бы противиться этому проекту, если бы предвидела что-нибудь подобное! Нет, дядя, спекуляции моей дорогой мамаши никогда не имели целью мои интересы. Если она поселится в Ницце с негодяйкой, которую делает участницей в деле, она непременно заведет любовника, так как считает себя очаровательной. Тот, конечно, оберет ее, и мне, без сомнения, ничего не останется. Она до такой степени взбешена на меня, что отказывает мне даже в тысяче рублей на приданое.

— Успокойся, Анастасия! На приданое я дам тебе три тысячи. Но кто эта особа, внушившая Юлии Павловне мысль уехать из России? Какой интерес может она иметь в этом деле? — спросил Ричард.

— Очевидно, у этой негодяйки не хватает собственных денег для такой антрепризы, и она не нашла другой дуры, которую могла бы так легко одурачить! — вскричала Анастасия, покраснев от досады. — Видишь ли дядя, я глубоко благодарна тебе за твое великодушие, в котором, впрочем, никогда не сомневалась, но меня страшно возмущает мысль, что меня хотят лишить того, что принадлежит мне по праву. И все это из-за такой противной женщины, как эта Видеман…

— Видеман? Кто это Видеман? — с видимым интересом спросил Ричард Федорович.

— Я знаю только, что она уроженка Риги и, как уверяет, вдова прусского подданного Видемана. Последнее я узнала сравнительно недавно. Я познакомилась с ней в Ницце, когда мать увезла меня заграницу; тогда ее называли синьора Каролина Прюнелли. Человек, называвшийся ее мужем, содержал пансион, где мы с матерью занимали комнату. Мать уже и тогда была в большой дружбе с синьорой Каролиной. Возвращаясь из Америки, она снова встретилась с ней в Париже, и обе вместе приехали в Петербург. Предполагаемый проект, вероятно, созрел во время этой поездки.

— А не знаешь ты, зачем эта Видеман приехала в Россию и где она в настоящее время живет?

— Она ездила в Ригу к своим родным, но сегодня утром вернулась в Петербург. Она живет в одном доме с нами, только этажом выше. В Россию, по ее словам, она приехала, чтобы собрать долги, между прочим с одной старой актрисы — дуэньи красавицы Виолеты Верни, которая должна ей что-то около двух тысяч франков. Но что смешнее всего, так это то, что она хочет потребовать десять тысяч франков от самой Виолеты в возмещение расходов по воспитанию и содержанию ее. Виолета ее приемная дочь — сиротка, которую она воспитывала из милости. Видеман находит, что получая в настоящее время отличное содержание и имея такого богатого любовника, как дядя Иван, она может расплатиться с ней и… но что с тобой, дядя? Ты страшно побледнел. Тебе нездоровится?