Колыбельная для Титана - Инна Георгиева

— Да неужели? — насмешливо уточнила Наташка, с высоты своего Чуда глядя на Соколова и вот прямо всем своим естеством излучая вопрос: «Удовлетворена ли я этой жертвой или помучить его еще немножко?»

— Конечно! — натужно проскрипел Егор, отчего мы сразу ему поверили. — Я же ехал на лыжах кататься. А в этом деле синяки и переломы — обычная практика. Правда, я надеялся покалечиться в конце уик-энда, а не в самом начале, но тут уж как повезет.

— Егорушка! — всполошилась я, как раз в эту минуту вылетев из леса и услышав последнюю фразу. — Ты себе что-то сломал?!

— Пока не определил, — честно ответил брат.

Наташка криво усмехнулась:

— Тогда хватит ныть и поднимайся! Если бы сломал — определил бы сразу, — и спрыгнула на землю.

Следом посползали остальные братцы Соколовы, которые — я по лицам видела — на ногах держались из чистого упрямства. Полина с Галины Петровны скорее катапультировалась, но при этом довольно прицельно — прямо в руки Богдану. Так что на землю они упали тандемом, только Поле было мягче.

— Ой, прости, — проворковала она, прижимаясь к бедняге бюстом.

Я хмыкнула: наверное, Казакова считала, что раз он ее поймал, то это, во-первых, очень по-рыцарски, что сразу делало Богдана в три раза привлекательнее обычного, а во-вторых — большой шаг на пути к их примирению. То, что она не оставила ему выбора, коварно прыгнув сверху, ее особо не беспокоило. Полина вообще в таких случаях мало прислушивалась к робким попыткам противоположной стороны что-то промурлыкать в свою защиту. Ибо считала, что ничего нового ей все равно не скажут — она ведь любит, а значит, способна понять своего «рыцаря» без слов! А потому, когда распластавшийся по земле Соколов простонал что-то типа:

— Прощайте, мои бедные… — она обхватила его за шею и участливо залепетала:

— Джинсы? Рубашка? Это Zara? Ой, прости, Богданчик! Я куплю тебе новую… когда-нибудь!

— …почки! Мои бедные почки! — мрачно закончил фразу метросексуал, чем вызвал приступ неконтролируемого ржача даже у валявшегося рядом старшего Соколова. Ну да, я тоже сперва решила, что братец причитает по одежке: кто же знал, что в кои-то веки у него сместился приоритет?

Единственным из Соколовых, кто в итоге так и не побывал на зеленой весенней травке, был Шурик. Да и то скорее благодаря Марусе, которую он любовно обнял за шею и не отпускал, пока ноги снова не начали слушаться. А это, в свою очередь, дало ему несколько минут свободного времени, чтобы оглядеться и выразить вслух наш общий вопрос:

— Где мы?

И, если честно, лучшим ответом на него было бы:

— В гостях у сказки!

Потому что назвать хоромы заклинательницы змей «деревенской хаткой» просто язык не поворачивался. Это был настоящий русский терем с башенкой-смотрильней, сенями, горницей и крышей из красной черепицы. Да ему только частокола по периметру для полноты картинки не хватало!

— Фигасе бабуля на травках зарабатывает, — протянула Игнатова.

— А может, она просто нужную траву продает, — сползла-таки с Богдана Полина. — Пьетрик, вы тут поблизости полянки с коноплей не находили?

Парень улыбнулся и толкнул невысокую деревянную калитку, рядом с которой возвышалась на некоем подобии флагштока табличка «Великая заклинательница змей». Переглянувшись, мы взяли под уздцы лошадей и следом за своим отважным проводником ступили во двор ведьмы. Он оказался не таким большим (что неудивительно — вокруг-то рос лес: сложно, наверное, было его выкорчевывать), и там действительно сильно пахло коровой. В отличие от магии — ею на этой территории не пахло совсем, что я могла утверждать со всей уверенностью. Кто бы здесь ни жил — к ведьмам он не имел никакого отношения. Хотя антураж впечатлял: предприимчивая бабуля даже тотемный столб в углу двора зачем-то установила.

— Так на фига, ты говоришь, мы сюда прискакали? — шепотом поинтересовался Шурик. Он тоже сразу просек шарлатанку.

Я вздохнула, раздраженно покосившись на парня:

— Вообще-то никто не просил вас ехать за нами.

— И зря! — неожиданно ответил Шурик. — Именно это ты и должна была сделать.

— Серьезно?! — удивленно вытаращилась я на него. — Чтобы ты тут же попытался нас отговорить?

— Нет, ну если бы я знал, что мы припремся к лесной «шаманке», — Алекс сделал характерный жест руками, будто взял последнее слово в кавычки, — которой к тому же не окажется дома, может, и попытался бы. Но ведь ты с подружкой могла и к Чупакабре в гости заявиться…

— К кому?! — возмущенно ахнула я, но тут дверь терема распахнулась, и нам навстречу, широко раскинув руки, выскочила… ой, честное слово, лучше бы это и правда была Чупакабра!

Цветастый платок, пышное платье с множеством юбок, длинные черные волосы и «шоколадная» кожа — я бы не удивилась, если бы эту «шаманку» звали какой-нибудь Кармелитой.

— Я начинаю догадываться, как именно она зарабатывает, — пробормотал Алекс, и это было все, что он успел сказать прежде, чем на нас налетел смерч из одной жизнерадостной цыганки.

— Касатики! — защебетала она, размахивая платком. — Рада! Рада, что заглянули. По нужному адресу пришли. И вовремя-то как! Все точно по звездам, что еще раз подтверждает: они-то уж ни-ко-гда не ошибаются…

Как-то вклиниться в этот словесный поток не представлялось возможным: тетка, которой на вид было лет шестьдесят, а то и больше, говорила за всех, да с такой экспрессией, будто выступала на сцене Большого театра. Причем не впервые. И была она везде — у меня голова закружилась следить за ее необъятным платком. Наверное, это и сделало меня самой привлекательной жертвой, потому что, пару раз обежав нас по кругу и профессиональным взглядом просканировав лица, шаманка резко затормозила передо мной и, схватив за руки, патетически взвыла:

— Вижу-вижу сердечко твое, дитятко невинное! Вижу, вопрос невысказанный его терзает! Сейчас получишь ответы на все. Загляну в будущее твое и…

Тут цыганка случайно взглянула повыше и столкнулась взглядом с мрачным Шуриком. На миг во дворе повисла гнетущая тишина, словно тетка вот прямо сейчас, совершенно неожиданным для себя образом, разглядела в серых глазах моего заклинателя собственное недалеко грядущее. И оно ей не понравилось.

— Хотя нет, — пробормотала она, выпуская мои ладони и даже слегка отталкивая их от себя, — у тебя уже есть, кому туда смотреть. Пойду я, пожалуй… другому кому-нибудь погадаю. Вот тебе, например, золотце мое ясное! Красавица писаная! Ненаглядная-я!

Это, конечно, было о Наташке. Хотя, будь я на месте цыганки, на Игнатову обратила бы внимание в последнюю очередь: уж больно отчетливо проступал сарказм на лице американки. Но тетка, видно, была очень уверена в своих силах, потому что ее это не проняло.