Благие пожелания - Александр Лапин

Собкора Дубравина и его семью решили на время вывезти. Спрятать где-нибудь в надежном месте. Устроить в корпункте засаду. Повязать, задержать нападавших. И восстановить статус-кво.

Но секретные операции — они на то и секретные, что никогда никто прямо не говорит о том, что происходит на самом деле. Пришлось придумывать легенду прикрытия. И с этой легендой отправить к Дубравину для лучшего контакта его старого друга, старшего оперуполномоченного Анатолия Казакова.

Вот и встретились они в районе КазГУграда. Пошли гулять по длинной аллейке. И разговаривать. Вернее, говорит Анатолий, а Александр сначала молча слушает его.

— Здорово! Сколько лет, сколько зим! Обнялись, хлопая друг друга по спине.

— Слушай, Шурык! — он так и произносит его имя «Шурык». — Дело есть!

— Ну-ну!

— Тут ситуация такая складывается, — начинает вдохновенно излагать легенду Казаков. — В вашем доме, в твоем подъезде, но ниже этажом живут, скажем так, люди, которые нас очень интересуют. Ну, определим их мировоззрение, как, скажем, казахский национализм. Люди, очень высоко стоящие на социальной лестнице. Авторитетные. У них послезавтра дома какое-то собрание. И как нам известно, там будут обсуждать разные интересующие нас темы. Наши ребята хотели бы в это время побыть у тебя наверху…

Казаков знал, что Дубравин терпеть не может «наци», и был уверен, что тот даст согласие.

Александр задумался. Испытующе, внимательно поглядел в изможденное, желтоватое лицо друга. Уж кто-кто, а он знает Анатолия как облупленного. И детство, и юность прошли вместе. Так что закралось в душу сомнение. Что-то не так было в гладкой речи Казакова. Но Дубравин не стал развивать тему. Не до этого. И без того тошно.

— Ладно! А куда ж я свое семейство дену? У нас ребенок маленький, а тут чужие люди. С аппаратурой небось.

— А давай мы их отвезем к нам в санаторий. На пару дней. Там им будет спокойно.

Казакову тоже слегка неловко обманывать друга. Но он успокаивает себя тем, что это нужно для самого Шурки. Зачем ему знать лишнее? Хотя, конечно, их легенда не выдерживает никакой критики с точки зрения технической и шита белыми нитками с точки зрения логики. Ведь намного проще установить «жуков» в самой «плохой квартире», чем пытаться прослушивать «наци» через пол и толстенный слой бетона. Но так уж легла фишка.

Странная штука жизнь. Дубравин, который в своих статьях беспощадно долбил советскую систему, сейчас оказался по одну сторону баррикады с теми, кто ее должен был защищать. И инстинктивно, «по крови» они с Казаковым близки друг другу, так как оба понимают, если Союз пойдет вразнос, то им всем непоздоровится. И диссидентам, и гэбистам. Потому что счета будут предъявляться не по социальному, а по национальному статусу.

— Ты так сильно изменился, Толян, — уже в конце разговора Дубравин спросил друга. — Что с тобой случилось? Весь худющий. Желтый какой-то. Болесть, что ли?

— Потом когда-нибудь расскажу! — торопливо свернул разговор Анатолий. И скользнул взглядом в сторону, заметив в Шуркиных глазах любовь и жалость.

Не принято у них, у настоящих мужиков, открыто проявлять свои чувства. Вот и стараются скрыть их за иронией или грубоватой маской.

На следующий день, туманно намекая на некие обстоятельства и стараясь не напугать до смерти жену, Дубравин уговорил ее переехать на денек-другой с квартиры на дачу КГБ в предгорьях Алатау.

Что они благополучно и сделали.

По возвращении «святого» семейства на постоянное место жительства он позвонил в Москву редактору отдела корреспондентской сети Алексею Пестрову. И, стараясь не сгущать красок, а даже с неким юмором, рассказал о том, до чего довел лично его курс на гласность, перестройку, критику и самокритику.

Пестров его юмор не оценил. Он, много повидавший и знающий порядки получше молодого и борзого Дубравина, понял, что «срок годности» корреспондента в данном регионе истек. Против него ополчились и мафия, и номенклатура. Судя по всему, «достал он до печени» и местных националистов. Как говорится, враг был нужен. Враг был найден.

VIII

«Пук! Пук! Пук!» — раздались хлопки выстрелов. А потом шипение спускающих шин. Джип дернулся еще пару раз в грязи. И застыл посреди сырой лесной поляны. Осторожно открылась задняя дверца. И оттуда выглянула взлохмаченная человеческая голова. Погоня закончилась там, где он и рассчитывал. В лесном тупике, на березовой опушке, где стоит постоянная сырость и свалены в кучу отжившие свое трухлявые стволы.

Они загнали «гостей» на своей полноприводной «таблетке» прямо в это гиблое место. А для верности, чтобы не вздумали идти на таран, прострелили им колеса.

Короче, все путем! Но теперь предстоит самое сложное. Контакт с бракашами. А с ними договориться едва ли не сложнее, чем с инопланетянами. Сейчас самое главное — вовремя определить, что за люди на этот раз встретились им в лесу.

Они все трое вышли из машины. Он чуть впереди. А за ним слева и справа егеря. Василий Кудреватых — огромный, широкий, с руками, как лопаты, — и длинный, сухой Иван Подойбало. Все трое в форменных куртках с необходимыми знаками различия лесной охраны. Официальные и торжественные. В общем, процесс пошел…

Из джипа с тонированными черными стеклами, дружно хлопая дверцами, вывалились четверо с разномастным оружием. Самое главное, сейчас, в первый момент, правильно определить, кто они.

— Здравствуйте! — со значением в нос произнес Озеров, стараясь не нажимать, не накатывать на бракашей. Мало ли кто перед ним. Может, генерал, может, районный или областной начальник. Может, бандит. Народ нынче пошел — тихий ужас. Законов никто не блюдет. Особенно эти новые русские. В малиновых пиджаках и с распальцовкой. — Ну что, застряли? — как бы даже с сочувствием, вглядываясь в лица троих «охотников на привале» (четвертый, видимо, водитель), спросил он.

«Понятно, судя по модным туфлям и прикиду, они прямо с вечеринки. Пили вчера где-нибудь в Москве в кооперативном ресторане. А потом спьяну решили: махнем на охоту. Вот и прибыли сюда. В наш заказник. Недалеко от столицы. Чего же не пострелять. Только не ожидали они нас. Типажи еще те. Особенно вон тот черноглазый носатый. Кавказец, что ли?»

Задача его людей — изъять оружие, составить протокол, выдворить незваных гостей из их леса…

…Из Казахстана они выбирались долго. Пока нашли место районного охотоведа в Тульской области. Пока договорились с местной властью, собирали вещи, закладывали контейнеры, а время шло. Страсти разгорались. Раньше они, русские, чувствовали себя в любом уголке страны ну если не хозяевами, то, во всяком случае, людьми первого сорта. Представители великого народа, принесшего цивилизацию, культуру. Теперь же уже и до лесных чащоб дошли новые веяния. Колонизаторы, мол, вы! Порушили благостную, распрекрасную жизнь кочевников. Съели мясо. Уничтожили язык. Исказили историческую память. Так что назревали, судя по всему, большие события. И куда все покатится? Непонятно. Поэтому не только к сестре, но и от греха подальше уезжал он в Россию. На историческую Родину. Это слово теперь такое модное стало. Россия. Раньше его как бы и не было. Был Советский Союз. И еще Российская Федерация. А вот недавно появилась Россия. Родина.

Заговорили о ней. Запели. Затосковали. Потому что теперь они чужие там.

Удивительное дело. Вот русские они. Приехали из Казахстана. А сразу вписаться в местную жизнь уездного городка не получилось. Долго к нему приглядывались людишки. Что за такая птица гусь к нам прилетела с далекой окраины великой империи. Тем более что народишко сначала пришлось погонять по лесам. Уж больно шалил он в заказнике. Браконьерничал.

А как иначе? Кургальджино — место отдаленное. Не каждый доберется на старом «Москвиче» или «копейке». А здесь лес рядом. Вокруг него деревни. А в деревнях мужики с ружьями.

Привыкли, что лес — их дом родной. До Москвы рукой подать. Оттуда частенько наезжают начальнички. Им, значит, можно? А нам нельзя! «Не-а!» — отвечает он.

И пошла в скором времени о нем дурная слава: «Охотовед новый ну просто зверь! Ни днем ни ночью от него покоя нетути. Лютует! Добрых людей хватает».

Короче, заработал он себе отчаянную репутацию. Но понимал, что в одиночку ему не управиться. Ибо народ тоже кушать хочет. И вот что он удумал. Собрал как-то у себя всех самых знатных браконьеров. И молвил такую речь:

— Мужики! Вы люди серьезные. Охотники важнеющие. Все тропы знаете. Повадки звериные постигли. А то вам неведомо, что зверь у нас на убыль идет. Потому как перестройка, гласность, ускорение, с одной стороны, довели народ до ручки. А с другой — власть в своих либеральных начинаниях ослабела. И в связи со всем этим в лес потянулись все, кому не лень. В том числе и такая дрянь, как новые русские в малиновых пиджаках и с цепями на шее. Если так дальше пойдет, то живности в нашем лесу вообще не останется. Никакой. А так как и вы, и я живем с этого самого леса, то я вот что предлагаю…