Боец тишины - Стас Северский

Мы рассмеялись. Только не слишком весело.

— А дальше знаешь, Слава?

— Нет.

— А ты?

— Тоже не знаю. Мне другое вспомнилось. «Привет вам, тюрьмы короля, где жизнь влачат рабы! Меня сегодня ждет петля и гладкие столбы. В полях войны среди мечей встречал я смерть не раз, но не дрожал я перед ней — не дрогну и сейчас! Разбейте сталь моих оков, верните мой доспех. Пусть выйдет десять смельчаков, — я одолею всех. Я жизнь свою провел в бою, умру не от меча. Изменник предал жизнь мою веревке палача. И перед смертью об одном душа моя грустит, что за меня в краю родном никто не отомстит. Прости, мой край! Весь мир, прощай! Меня поймали в сеть. Но жалок тот, кто смерти ждет, не смея умереть».

— Да, Ричард, что бы мы с тобой только без Бернса делали? А знаешь вообще, мне кажется, что он здесь с нами сидит сейчас и на ходу стихи нам сочиняет и читает… Кажется, что он и раньше за мной следил — чуть ни хвостом ходил…

— Это в тебе, Слава шотландская кровь взыграла. Ты видно русский не на треть, а только на четверть.

— Наверное, просто разница между нами всеми меньше, чем мы думаем, — между людьми, странами и временами…

— Если выживу, найду сборник Бернса — и от корки до корки…

— Я тоже, Ричард… Я тоже. Ничего, выберемся мы — выживем, вернемся. Ахмед умный. Он с выгодой на «ты» — накормит нас, напоит, антибиотиками накачает и продаст… меня нашим, тебя вашим. Не худший вариант.

Эх, Игорь Иванович, вернет Ахмед вам вашего верного офицера… Ахмед молодец — мы с британцем в его страну друг с другом воевать приперлись, а он и меня, и моего врага… Поимел он нас, Игорь Иванович… еще и выкуп с нас поимеет. Мы в убытке назад, а он — с прибылью вперед пойдет. Такие войны, как вечно не выученный урок, — проходишь его раз за разом постоянно, а все без толку и проку.

Жди меня, Агнешка… Правда, покалеченный я к тебе вернусь, явлюсь страшный, как черт… Но ничего, привыкнешь потихоньку, притерпишься. Еще посмеемся мы с тобой над моими рентгенснимками, на которых я с моими осколками выглядеть буду, как вывернутый наизнанку еж. Ха! Нет, никуда ты от меня не денешься, Агнешка, — никуда я тебя от себя не отпущу. А Войцех… Держись у меня, Войцех! Задаст же «волк» тебе жару, хоть ты и «медведь»! Как только вставят «волку» зубы, так сразу он их в ход и пустит!

Часть IV

Возвращение на чужбину

Глава 1

На стекле отпечатался след моего дыхания, скрывая мое серое отражение. Стягиваются тяжелые тучи. Среди скал скитается сырой ветер. Райн неспокоен и сумрачен. Последние лучи, прорывающиеся через мрак, пресечены. Подсвеченные холмы погашены, старые крепости на их вершинах стянуты мглой. Надвигается ненастье. А скорый ход поезда ровен и приглушен, как мои мысли…

Открыл глаза и посмотрел в окно… Кругом леса и луга золотятся осенью под высоким небом и светлым солнцем — и никакого Райна, никакой грозы… Точно, — я еду в поезде и мне снится, что я… еду в поезде. Только еду я — в Варшаву, а не во Франкфурт. Вернее, я, чаще называемый начальником Славой, — Святославом Соколовым или Вячеславом Вороновым — остался в России. А некий Николай пересек российскую границу и, после недолгого нахождения в Белоруссии, отправился в Польшу. Скоро он пересечет польскую границу и окончательно исчезнет — станет Яном. Тогда потерянный немцами в недрах Фатерлянда поляк, наконец, покинет чужую землю и явится на свою — тогда Ян, наконец, встретит свою укрытую от немцев в Варшаве девушку. Вернее, Ян встретит укрытую в Варшаве девушку Вольфа, переправленную через германскую границу гером Отто Вебером, сгинувшим в стране без вести, как Ян и Вольф. Я ведь ими всеми назывался, только скрывая на немецкой территории следы ото всех — чужих и своих. А вернулся в Норвегию и после — в Россию я под именем Ульриха Ларсена… под своим основным прозванием. Только оказавшись на просторах настоящего Отечества, наедине с начальником, я начал называться таким же ненастоящим, пусть и так же часто применяемым ко мне, именем — Славой… на сей раз Соколовым. Черт… Что-то путано все стало в последнее время. Кто я, куда и откуда? Что-то часто меня такие вопросы посещать стали. Не дело. Надо определить четче, кто меня кем считает и кто как называет.

Потянул руки, вытягивая связки, и прогнал остатки сна радостным нетерпением. Эх, Агнешка, скоро «волк» тебя съест! Да без соли и специй — так, как есть, съест, уж слишком «волк» голодный! Эх, корите меня за все содеянное, Игорь Иванович, так, чтобы у меня уши горели! Только так я решил поступить — и от решения не отступлюсь!

Посмотрел на свое отражение в стекле, и сердце настороженно притихло. Кислотой мне плечо полили, только и на лицо попало — словно оспой переболел. И сигаретные ожоги еще, и… Шрамы багровые — их сейчас даже густым гримом скрыть трудно. Как я таким чудовищем к моей красавице явлюсь? И представить нашу с ней встречу страшно. Ничего, привыкнет. Скоро шрамы станут белее, и я смогу скрыть их. Конечно, она привыкнет — никуда не денется. Агнешка меня не оставит. Она не такая — в беде не бросит. Да и куда ей без меня, в конце концов? Никуда. Даже без такого — хромого и косого — никуда. Придется ей привыкать.

Черт… Хватит нервничать. Шрамы украшают мужчину. Правда, в моем случае, скорее, — мужчина украшает шрамы… они теперь надо мной главенствуют. Черт… Наврал я всем в госпитале, что со мной все в порядке, надеясь, что меня не спишут, а в итоге — не только списали, а еще и… Остался я со своей правдой и своими страданиями один на один… с болью без обезболивающих и со страхом зеркал без успокаивающих. Еще и, когда повреждений прибавилось, — денег убавилось. Да что темнить, — ни гроша у меня за душой нет ныне. Спустил все, что осталось, на дорогу и документы. Душу греют только грязные деньги пана Мсцишевского, отданные мной моей девушке и моему бойцу. Хоть я и оставил их ей с ее охранником не на одно сохранение, но и на расходы — их хватит выручить нас троих.

Правда, переправить обоих поляков в Польшу было непросто — на нужных людей и надежные документы я потратил порядочную часть денег Мсцишевского. Германская граница всегда дорого обходится. Плюс оба поляка, можно считать, бесконтрольно с моей стороны тратили остатки денег пана, пока я воевал и пропадал в плену… а я и воевал, и пропадал достаточно долго. Ничего, как я подсчитал, нам троим на год скромного бытия должно достать — без учета непредвиденных трат, конечно. Таких трат мы себе позволить никак не можем — осложнений нам следует сторониться, как прокаженных, выжидая время, нужное мне для решения задачи. А задачу предстоит решить непростую — нас троих преследуют германские власти. На нас ополчились и военные, и служба госбезопасности. А на меня еще и наши ополчатся, как только поймут, что я пропал и они потеряли мой след. Нам следует таиться, будучи тише воды и ниже травы.

А за год я закреплю страховку и… Я верну немцам крысу или крысиные останки, в случае непредвиденной кончины зверя, заодно с условием — вернее, с угрозой. Выдвину твердое требование — не трогать нас троих впредь. Они его — выполнят. Ведь его нарушение поставит их под угрозу передачи образца тканей крысы русским. А они готовы на все — только бы ДНК зараженного зверя не оказался в распоряжении российского разведуправления. Конечно, нас просто в покое не оставят. Но видимость выполнения моего требования ими будет соблюдена точно. По крайней мере, они постараются притаиться и притихнуть при поиске, прослеживая нас настолько скрытно, что у нас появится время и средства — скрыться. Перестанут они наш след пристально просматривать — потеряют его. Позволят исчезнуть и мне, и моим спутникам.

А наше разведуправление… Управлению я гарантирую верность с условием — оставить меня в покое и с угрозой — открыть немцам секреты и сдать агентурную сеть. А в Польше я соберу компромат, на кого следует… Тогда только держись. «Волк» все свое съест — всю чужую слабость в свою силу обратит. Эх, не грешите люди, если не хотите платить за прегрешения. Знайте, люди, — не скрыть вам всего от всевидящих, не утаить ничего от всеведающих. А главное, помните, — не следует считать, что только дух бестелесный такими качествами обладает, — не только богу все видеть под силу. Не забывайте про злых «волков», люди. Эх, не забывайте про серых хищников и охотников — про офицеров невидимого фронта! Про бойцов темноты, про бойцов тишины!

Глава 2

Кажется, я не тащился чуть не через весь город, а, сойдя с поезда, сразу полетел вверх по стертой лестнице старого здания. Даже про хромоту забыл. А что про нее вспоминать? Я, в конце концов, когда конь подо мной рухнул, не одно только колено разбил. Не упомнить всего, что я тогда расшиб, — нечего и вспоминать. Не беда — на волке все, как на собаке, заживает. Распахнул вскрытую отмычкой дверь, проверил сигнал аппаратуры слежения, определил чистоту на всех частотах, рванул в темноту, развел над кроватью руки, разбрасывая душистые цветы.