Дипломат - Джеймс Олдридж.

– Почему бы вам не сыграть с ним? – вдруг спросила Кэтрин Мак-Грегора.

– Ни за что на свете! – сказал Асквит. – Указывать нам вздумала! Если Мак-Грегор человек с волей, он победит меня. И мы оба поставим друг друга в неловкое положение лишь для того, чтобы смягчить горечь вашего собственного проигрыша. Нет, Кэтрин, вы нас не проведете. Идите лучше на кухню, ваше место там.

Кэтрин встала. – Просто вы знаете, что он вас обыграет, – сказала она и пошла помогать Джейн.

Кофе пили из маленьких чашечек, а разливали его из медного котелочка. Это был густой, крепкий турецкий кофе, который надо было прихлебывать медленными глотками и запивать ледяной водой. Как раз такой кофе и любил Мак-Грегор.

– Специально для вас, – сказала ему Кэтрин.

– Я подумала, что, живя в Иране, вы научились разбираться в кофе, – сказала Джейн Асквит. – Видите, у меня и приспособления самые настоящие. – Она показала на медный котелок.

– Где вы его раздобыли? – спросил Мак-Грегор.

– Мне подарил один американский корреспондент.

– Кто именно? – спросила Кэтрин.

– Не помню, как его зовут. Такой черноволосый.

– Джеб Уилс?

– Да, да! – сказала Джейн. – Он привез его из Тегерана. Такой славный!

– Славный! – передразнил ее Асквит. – Иностранные корреспонденты! Мертвая хватка!

Мак-Грегор сидел рядом с Джейн Асквит, которая занялась вязаньем, и слушал, как Кэтрин и Асквит будто всерьез вели нескончаемые препирательства, построенные на ядовитых намеках и оскорблениях. Асквит сверкал глазами и с яростным воодушевлением дергал себя за моржовые усы. Он отпускал по адресу Кэтрин все более острые замечания, и Мак-Грегор ждал, что она вот-вот не выдержит и вспылит. Однако вспышки не последовало. Кэтрин постепенно успокаивалась, но становилась все циничней и злее на язык. Такая Кэтрин Мак-Грегору не нравилась, такой Кэтрин он не доверял.

Кэтрин обернулась к Мак-Грегору и сказала: – Я только что читала книгу про иранскую нефть. – Она явно вызывала его на спор.

– Какую книгу, научную или политическую? – спросил он.

– Политическую, – ответила она. – О том, как последний шах вызвал к себе директора Англо-Иранской компании и перед его носом разорвал концессионный договор с Англией. Воображаю, какая это была восхитительная сцена!

– Да, – сказал Мак-Грегор, – только это не послужило на пользу шаху.

– Он обеспечил себе лучшие условия договора и больше денег.

– Но не избавился от Англо-Иранской нефтяной компании, – сказал Мак-Грегор.

– Он вовсе не собирался от нее избавляться, – прервал его Асквит. – Просто ему захотелось вытянуть побольше денег, не беря на себя никаких добавочных обязательств. Верный расчет. Как раз такие вот типы делают возможным создание империй: продают свое право первородства иностранцам.

– Не продал бы он, мы все равно бы взяли, – возразила Кэтрин.

– Сомневаюсь, – проворчал Асквит. – В наши дни легко купить нацию, но очень трудно одолеть ее силой.

– Кто же мог бы помешать нам в Иране? – спросила Кэтрин Мак-Грегора.

– Трудно сказать… – начал он.

– Не виляйте, – перебила его она. – Разве население выступило бы против нас?

– Возможно.

– Но что они могут? – нетерпеливо продолжала Кэтрин. – Они не в состоянии навести порядок у себя в стране и не способны прогнать иностранцев.

Мак-Грегору не хотелось дальше ввязываться в спор с Кэтрин, которую обуял дух противоречия, но он был так раздражен, что не мог устоять. – Мы как будто делаем это за них, – сказал он иронически.

Она сейчас же в него вцепилась: – Что же, мы не имеем права защищать свою нефть?

– Может быть, но только зачем прикрываться при этом желанием охранять неприкосновенность Ирана?

– Мы просто идем по стопам русских, – сказала она. – Разве не они посадили в Азербайджане марионеточное правительство только ради того, чтобы вмешаться во внутренние дела Ирана?

– Я не считаю это правительство целиком марионеточным, – сказал Мак-Грегор.

– Ах, не считаете? А на каком основании?

– Ни на каком! – отрезал он.

Асквит с удовольствием прислушивался к спору, в который он так искусно втравил Мак-Грегора и Кэтрин Клайв но оставаться в стороне было свыше его сил. – В данном случае, – сказал он Кэтрин, – мнение Мак-Грегора более веско, потому что он знает Иран лучше вас.

– Он заблуждается, – сказала Кэтрин.

– Как и вы, – ответил Асквит. – Недаром вы ездили куда-то с Гарольдом Эссексом.

– По крайней мере, я никому не читаю морали! – воскликнула она.

– Как и Мак-Грегор.

– Вот и нет! Он стал законченным моралистом.

Асквит встал. – Вы смешиваете мораль с добродетелью.

– Ничего я не смешиваю, – сказала она.

– Нет, смешиваете, – укоризненно сказал Асквит. – Моралист – это тот, кто приходит к добру путем размышлений и жертв, а добродетельный человек добр по своей природе. Глупо с вашей стороны называть Мак-Грегора моралистом. Если бы у вас, Кэтрин, была хоть капля наблюдательности, вы увидели бы, что дело обстоит как раз наоборот!

Асквит ухватился за возможность развить свою идею и продолжал, расхаживая взад и вперед: – Из всех людей моралисты самые опасные и самые никчемные, потому что они жертвы своей же доброты. В доброте моралиста есть что-то неестественное. Он, как и священник, приобретает ее противоестественным путем. В политике она приводит моралиста к убийству, в религии – к лицемерию. Моралист – это Брут или римский папа. А каковы бы ни были убеждения Мак-Грегора, Кэти, они плод честного исследования. Он приходит к ним естественным путем, на основе своего человеческого опыта, а не метафизических умозрений и морального пресмыкательства перед какой-то идеальной человеческой личностью. Мак-Грегор – не моралист. Просто ему приходится расплачиваться за свое обучение политической морали, и, если я не ошибаюсь, он уже начинает различать в наших тонких ультиматумах русским что-то нечистое. Он, вероятно, и сам не отдает себе отчета, почему он здесь и что он здесь делает. Какой злой рок втянул вас, Мак-Грегор, в эту грязную историю? И собираетесь ли вы и дальше ковылять по той дорожке, сгорая от стыда за то, что делается в Иране, или решитесь, наконец, вернуться домой?

– Я не собираюсь возвращаться домой, – поспешно сказал Мак-Грегор, чтобы пресечь дальнейшие нападки.

– Ну что ж, это шаг вперед! Вы все еще рассматриваете свою работу здесь, с Гарольдом, как мир, совершенно отличный от мира вашей науки? Вы все еще прибегаете к этому способу ухода от действительности?

– Это не уход от действительности, – сказал Мак-Грегор, – это сама действительность.

– Как же так! – воскликнул Асквит. – Вы отвечаете и за то, что делаете здесь, и за то, что делаете в геологии. Разве вы не видите, что в конечном счете оба эти вида вашей деятельности нераздельны?

– Нет. Не вижу! То, что я делаю здесь, никак не связано с тем, что составляет предмет моей научной работы. Это совершенно разные вещи.

– Но одно может зависеть от другого, – настаивал Асквит. – Вся ваша наука зависит от мира, в котором вы живете, и его политический облик влияет на вашу научную деятельность.

Мак-Грегор покачал головой. – Ученый есть ученый, политик есть политик, а дипломат есть дипломат.

– Не понимаю, как это ваша ученая братия может проявлять такое невежество! – в ужасе воскликнул Асквит. – А ведь только что у вас появился некоторый проблеск, Мак-Грегор. Придет день, и вы почувствуете полную меру своей ответственности, и мне хотелось бы тогда на вас поглядеть; увидеть, как человек вашего склада принимает решение, которое определит всю его дальнейшую жизнь. – Асквит не сердился на Мак-Грегора. Он глядел на него так, словно сам хотел принять за Мак-Грегора еще неведомые ему решения. Но это оказалось Асквиту не под силу, и в одно мгновение он потерял весь свой задор. – Кэти говорила, что вы изучаете «Армению» Кэрзона? – сказал он примирительным тоном.

Мак-Грегор кивнул.

– Это напрасный труд, – сказал Асквит. – Гарольд должен знать о споре из-за Армении все до точки. Он задался этим когда-то в Париже, сразу же после первой мировой войны. Тогда это был спор с турками.

– Теперь, повидимому, у нас все споры только с русскими, – сказал Мак-Грегор.

– А с кем же нам еще спорить? – сказала Кэтрин.

– Да с кем угодно, – ответил Мак-Грегор.

– «Кто угодно» сотрудничает с нами, – сказала она.

– Может быть, вы и правы. – Он видел, что Кэтрин решила препираться с ним по всякому поводу.

– Стойте на своем! Какого чорта вы ей уступаете? – упрекнул его Асквит. – Почему вы не доводите мысль до конца, а останавливаетесь на полдороге? Она знает, как загнать вас в угол, Мак-Грегор, и вы настолько глупы, что относитесь к этому примиренчески.

– Он не надоел вам, мистер Мак-Грегор? -осведомилась Джейн Асквит.

Мак-Грегор сказал, что нет, не надоел.

– Джон обычно видит в других то, что должен был бы искать в самом себе, – продолжала Джейн Асквит. – Он претендует на такое знание людей, что, я думаю, ему порой становится страшно самого себя.