Секретные объекты Сталина - Александр Борисович Широкорад

вся стрельбовая часть системы “А” четко срабатывала в штатном режиме вплоть до перехвата цели противоракетой “В-1000” – как и в отсутствие ядерного взрыва.

Совсем другая картина наблюдалась на РАС обнаружения метрового радиодиапазона “Дунай-2” и особенно ЦСО-П: после ядерного взрыва они ослеплялись помехами от ионизированных образований, возникавших в результате взрыва».

А вот воспоминания Бориса Евсеевича Чертока, находившегося 1 ноября 1962 г. на полигоне Байконур: «1 ноября [1962 г.] был ясный холодный день, дул сильный северный ветер.

На старте шла подготовка к вечернему пуску. Я забежал после обеда в домик, включил приемник, убедился в его исправности по всем диапазонам. В 14 часов 10 минут вышел на воздух из домика и стал ждать условного времени.

В 14 часов 15 минут при ярком солнце на северо-востоке вспыхнуло второе солнце. Это был ядерный взрыв в стратосфере – испытание ядерного оружия под шифром “К-5”. Вспышка длилась доли секунды. Взрыв ядерного заряда ракеты “Р-12” на высоте 60 километров проводился для проверки возможности прекращения всех видов радиосвязи. По карте до места взрыва было километров 500. Вернувшись быстро к приемнику, я убедился в эффективности ядерного эксперимента. На всех диапазонах стояла полнейшая тишина. Связь восстановилась только через час с небольшим».

Говоря о советских ядерных взрывах в космосе, стоит упомянуть о проекте Е-3, предполагавшем доставку на Луну и подрыв на ее поверхности атомного заряда.

Автором проекта Е-3 был советский физик-ядерщик академик Яков Борисович Зельдович. Основная цель проекта – доказать всему миру, что советская станция достигла поверхности Луны. Зельдович рассуждал следующим образом.

Сама по себе станция очень мала, и ее падение на лунную поверхность не сможет зафиксировать ни один земной астроном.

Даже если начинить станцию взрывчаткой, то и такой взрыв никто на Земле не заметит. А вот если взорвать на лунной поверхности атомную бомбу, то это увидит весь мир, и ни у кого больше не возникнет вопросов или сомнений.

Несмотря на многочисленных противников проекта Е-3, он все же был детально проработан, и в ОКБ-1 даже изготовили макет станции с ядерной боеголовкой. Контейнер с зарядом, как морская мина, был весь утыкан штырями взрывателей, чтобы гарантировать взрыв при любой ориентации станции в момент соприкосновения с поверхностью Луны.

Но макетом дело и закончилось. Уже на стадии эскизного проектирования ставились вполне резонные вопросы о безопасности такого пуска. Никто не брался гарантировать стопроцентную надежность доставки заряда на Луну. Если бы ракета-носитель потерпела аварию на участках работы 1-й или 2-й ступеней, то контейнер с ядерной бомбой свалился бы на территорию СССР. Если бы не сработала 3-я ступень, то падение могло бы произойти на территории других стран.

В конце концов от проекта Е-3 отказались. Причем первым предложил это сделать сам инициатор идеи – академик Зельдович.

Позже индекс Е-3 присвоили проекту, предусматривавшему фотографирование обратной стороны Луны с большим разрешением, чем это сделала станция «Луна-3». Были осуществлены два пуска – 15 и 19 апреля 1960 г. Оба они закончились авариями, и больше пусков в рамках проекта не производилось.

В ходе операций «К-3», «К-4» и «К-5» 22 октября, 28 октября и 1 ноября 1962 г. спецзаряды мощностью в 300 кт были подорваны на высотах, соответственно, 300, 150 и 80 км.

Замечу, что время проведения испытания «К-3» было выбрано не случайно. За двое суток до взрыва с полигона Капустин Яр был запущен искусственный спутник Земли типа ДС-А1 (псевдоним «Космос-11»), предназначенный для исследования излучений, возникающих при ядерных взрывах на больших высотах, в широком диапазоне энергий и эффективностей, отработки методов и средств обнаружения высотных ядерных взрывов и получения других данных. Информация, которую собирались получить и получили советские ученые от этого спутника, оказалась крайне важной для разработки систем вооружения следующих поколений.

Кроме того, этот взрыв в космосе можно было рассматривать и как демонстрацию советской мощи в ходе Карибского кризиса.

Программа эксперимента «К-3» была значительно шире, чем проведенные за год до этого испытания. Кроме двух баллистических ракет Р-12 и противоракет полигона в Сары-Шагане предполагалось задействовать ряд геофизических и метеорологических ракет, а также межконтинентальную баллистическую ракету Р-9 (8К75), запуск которой должен был состояться с 13-й пусковой установки полигона Тюра-Там в рамках 2-го этапа летно-конструкторских испытаний. Головная часть этой ракеты должна была пройти максимально близко к эпицентру взрыва. При этом предполагалось исследовать надежность радиосвязи аппаратуры системы радиоуправления, оценить точность измерения параметров движения и определить влияние ядерного взрыва на уровень принимаемых сигналов на входе бортовых и наземных приемных устройств системы радиоуправления.

Но пуск Р-9 в тот день оказался неудачным. Через 2,4 секунды после старта разрушилась 1-я камера сгорания 1-й ступени, и ракета упала в 20 м от стартового стола, серьезно его повредив.

Четвертый ядерный взрыв в рамках операции «К» был проведен 28 октября 1962 г. По сценарию этот эксперимент совпадал с предыдущим, с той разницей, что Р-9 должна была стартовать с опытной наземной пусковой установки № 5. Старт Р-12 с ядерной боеголовкой произошел в 4 ч. 30 мин. по Гринвичу с полигона Капустин Яр. А спустя 11 минут на высоте 150 км была проведена детонация ядерного устройства. Система «А» отработала без замечаний.

А вот пуск Р-9 с полигона Тюра-Там вновь закончился аварией. Ракета оторвалась от стартового стола в 4 ч. 37 мин. 17 сек. по Гринвичу, но успела подняться на высоту всего 20 м, когда вышла из строя 2-я камера сгорания двигательной установки 1-й ступени. Ракета осела и упала на пусковую установку, столб пламени взметнулся высоко в небо. Таким образом, всего за шесть дней серьезные повреждения получили две пусковые установки для Р-9. Больше в испытаниях их не использовали.

А теперь дадим слово техническому руководителю испытаний по средствам «А» генералу Н.К. Остапенко: «Проведение испытаний проходило в условиях жесточайшей секретности. Достаточно сказать, что сформированная мною в Москве исследовательская экспедиция из ведущего состава ИТР по всем технологическим средствам “А” из 393 участников (только по нашей головной организации), не считая кооперации, была перепроверена КГБ с замечаниями на замену отдельных сотрудников. По каким соображениям – мне не было известно, так как все сотрудники ОКБ-30 имели “вторую” и “первую” формы допусков. Перепроверка проходила через заместителя начальника ОКБ-30 по режиму – полковника госбезопасности Петра Алексеевича Драликова.

За время проведения операции “К” выполнено пять подрывов СБЧ (ЯБЧ) различной мощности на разных высотах. Каждый эксперимент проводился в условиях старта двух баллистических ракет Р-12 с пусковых столов полигона Кап-Яр с разрывом в старте 0,15–0,3 секунды с таким условием, чтобы вторая баллистическая ракета Р-12 практически шла по той же траектории, что и первая, а ее головная часть, несущая датчики поражающего действия, регистрировала бы