Завещание мессера Марко (сборник) - Валентин Пронин

– Еще бы им сомневаться… – язвительно произнес патер. – Да бесстыжие торгаши хоть дьявола будут в зад целовать, если у него в лапах звенит золото!

Луччино кивнул и растопырил пальцы перед лицами собеседников, чтобы не мешали.

– Прошло немного времени с того дня, и вот Маффео Поло избран судьей в своем квартале. Никколо – в числе купеческой депутации, а Марко… Ну, у Марко-то есть занятие: он рассказывает сказки!

– Что значит «рассказывает сказки»? – не понял Пьетро.

– Да просто морочит головы всем, кто к нему приходит. Говорят, его прямо прорвало – болтает с утра до вечера. Люди, выходя от него, не знают, что делать: смеяться, креститься или плеваться. Он лжет, будто служил министром у татарского императора и был женат на его дочери – прекрасной принцессе…

– Это обычные россказни всякого бродяги, – усмехнулся Бернардо.

– Он лжет, будто в стране желтокожих топят печи не дровами, а камнем и будто деньги там не из меди и серебра, а из кусков белой непрочной ткани. Он говорит, что нет во всем свете владыки могущественней, чем этот языческий государь, и что его воины ездят на слонах – огромных животных величиной с дом и с двумя хвостами – сзади и спереди. Что есть, мол, на земле множество людей, никогда не слышавших о Господе нашем и святой церкви и все-таки живущих честно и счастливо – даже во много раз счастливей и богаче христиан. И что есть такое место в океане, откуда не видно ни Большой Медведицы, ни Полярной звезды, и будто бы там все созвездия на небе другие. Он утверждает, что народы, живущие на востоке, молятся своим богам и главному из них… забыл его нечестивое имя… кажись, Будкан, что ли? И Марко Поло утверждает, что если бы Господь наш узнал о праведной жизни этого Будкана, то, без сомнения, сделал бы его святым в царствии небесном…

– Замолчи! – злобно крикнул патер и стукнул кулаком по борту гондолы. Он трясся от бешенства, и его щеки стали лиловыми – под цвет рясы. – Хватит пересказывать мерзостные еретические бредни! Счастье этого шута, что он находится в беспутной Венеции, а не в Риме и не в столице ревностного христианина – французского короля, где ему давно приготовили бы костер, как еретику и отщепенцу!

– Вы правы, святой отец, – сказал Пьетро и перекрестился. – Вы правы, но кроме вредных и бестолковых бредней Марко Поло знает торговые пути в далекие и богатые страны, знает цены на редкие товары, знает, откуда их надо привозить и где перепродавать. Совет Республики наверняка одобрит такие полезные знания.

Слышно было, как вода всплескивает под веслом гондольера. Луччино, хитро взглянув на патера, заметил небрежным тоном:

– Говорят, Марко Поло разрешено после подписи на векселях и других документах ставить «нобилис вир» – «знатный человек». Но все равно венецианцы над ним смеются. Ему дали прозвание «Мильон», потому что в его сказках часто повторяется такое невероятное число: миллионы людей живут в стране татарского императора, миллионы драгоценных сокровищ – в его казне, миллионы стрел пускают в противника его воины и даже книги не переписывают, а печатают с вырезанной доски и продают тоже миллионами…

– Вот уж хватил! Кому же понадобилось столько книг? – добродушно засмеялся Пьетро. – Ну-ка, малый, греби к монастырю Сан-Лоренцо. Луччино покажет, где свернуть дальше. Не сердись, святой отец. Может, нам удастся увидеть самого знаменитого в Венеции болтуна…

Около дома Поло покачивалось несколько гондол, привязанных к резным столбикам. На узкой набережной канала толпились зеваки и смотрели, как Марко Поло, осанистый, темнобородый, в дорогой одежде, провожает с вежливой улыбкой гостей – почтенных синьоров.

Когда гости уехали, он кликнул слугу и тоже сел в гондолу. Плыли медленно. От зеленой воды канала несло плесенью и нечистотами.

«Поехать на Луприо, на Капо д’Арджине или погулять по Лидо, посмотреть в голубой простор…» – подумал Марко и сказал слуге по-татарски:

– Будем отдыхать, Забе… Впрочем, ты теперь христианин и назван Петром. Действительно, ты проявил твердость в пути, не боялся бурь и разбойников, поступал смело и преданно. Когда я соберусь составлять завещание (надеюсь, мне не придется спешить), я не забуду дать тебе вольную и сумму, достаточную, чтобы ты мог стать венецианским гражданином.

Петр молча прижал руку к груди. Марко посмотрел на его бронзовые скулы и непроницаемо узкие глаза. Смешон татарин в коротких штанах и белом колпаке. Он выглядел бы лихим молодцом в чапане, мягких сапогах и монгольской войлочной шапке. Он родился в юрте на краю пустыни Гоби. В юности его радовали лукавый смех длиннокосой румяной девушки, налитый в деревянные чаши кумыс, седобородый улигерчи, поющий у костра, вольный бег косматого коня, цветущая весной степь и прохладный ветер с отрогов Хингана.

Потом он узнал ярость битвы, змеиный свист стрел, позор плена и сложную, непонятную жизнь молчаливых китайцев.

В Ханбалыке он стал слугой чужеземца, который скучал, если приходилось долго жить на одном месте. Душой кочевника Забе понимал своего хозяина и в обмен на снисходительное обращение отдал ему поводья своей судьбы.

Теперь уныло глядел он по сторонам: все здесь еще более странно, чем в завоеванных татарами китайских городах. Там жители без рассуждений спешат исполнить повеление великого хана, потому что он покорил их силой оружия. В остальном они свободны – заниматься торговлей или ремесленничать, молиться любым идолам или богам, плыть в далекие страны, наслаждаться красотами светлых озер или уединиться в монастыре, среди пустынных гор.

А в этом, пропахшем рыбой селении латинян, ограничения и ложь сопровождают людей от рождения до смерти. Никто не смеет оснастить корабль и отправиться путешествовать или торговать без особого разрешения нескольких спесивых стариков, присвоивших себе власть стяжанием и обманом. Молиться разрешается только одному христианскому Богу. Тех же, кто молится по-иному, преследуют, и они постоянно живут под страхом смерти. Закон запрещает латинянам иметь нескольких жен, плешивые бакши – патеры призывают мужчин и женщин вообще отказаться от брака и посвятить свою жизнь восхвалению того же изможденного распятого Бога. И все делают вид, что они согласны с проповедями патеров, что они рады отречься от земных соблазнов, но нигде Забе не видел такого бесстыдного разврата и такого алчного стремления к наживе.

Вспоминал татарин красную от маков степь, визгливое ржание сильного жеребца, охраняющего косяк кобылиц, горьковатый дымок горящего аргала и ворчание матери, доившей непослушную корову… От таких воспоминаний щемило сердце, и скуластое лицо Забе делалось серым.