Трое на велосипедах - Джером Джером

— Что-то мне здесь надоело. Да и поздно уже, — сказал Джордж.

— Если Джордж и дальше будет бежать с такой скоростью, то упадет и разобьется. Да и дороги он не знает, — забеспокоился Гаррис.

Я остался один-одинешенек, и не с кем было словом перемолвиться. К тому же, подумалось мне, с детских лет я не испытывал радости стремительного бега с крутой горы. Я подумал, что стоит тряхнуть стариной, вспомнить забытое ощущение. Трясет тебя основательно, зато полезно для печени…

Мы заночевали в Барре, симпатичном местечке по дороге в Санкт-Оттилиенберг — достойный внимания древний монастырь в горах, где прислуживают вам монашки, а счет выписывает настоятельница. В Барре, как только мы сели ужинать, в дверях трактира появился турист. Он был похож на англичанина, но говорил на языке, которого я отроду не слышал. Но был тот язык красив и благозвучен. Хозяин недоуменно смотрел на пришельца; хозяйка качала головой. Он вздохнул и начал все сначала, и на этот раз его речь вызвала у меня смутные воспоминания, хотя что она напоминала — я уловить не мог. Хотя и на этот раз его никто не понял.

— Черт побери! — громко сказал он сам себе.

— А, так вы англичанин! — просияв, воскликнул хозяин.

— И месье устал, — подхватила смышленая хозяюшка, — месье хочет поужинать.

Они превосходно говорили по-английски, ничуть не хуже, чем по-немецки или по-французски; они засуетились и усадили его. За ужином он сидел рядом со мной, и мы разговорились.

— Скажите, пожалуйста, — любопытство распирало меня, — на каком языке вы говорили, когда вошли?

— На немецком, — разъяснил он.

— А, — ответил я. — Тогда простите.

— Вы ничего не поняли? — продолжал он.

— Тут уж моя вина, — сказал я, — знаю я его неважно. Так, ходишь по стране — одно уловишь здесь, другое — там, но это, конечно, совсем не то, что требуется.

— Но и они меня не понимают, — ответил он, — хозяин и его жена. А ведь это их родной язык.

— По-моему, нет, — сказал я. — Дети здесь говорят по-немецки, это верно, но наши хозяева знают этот язык неважно. Ведь старики в Эльзас-Лотарингии до сих пор говорят по-французски.

— Я и по-французски с ними заговаривал, — добавил он. — Они и французского не понимают.

— Очень странно, — согласился я.

— Более чем странно, — ответил он. — В данном случае это просто непонятно. Я окончил отделение современных языков. За успехи в немецком и французском мне платили стипендию. В колледже все признавали, что у меня безупречно правильная речь и безукоризненное произношение. И все же, стоит мне выехать за границу, как меня перестают понимать. Вы можете это объяснить?

— По-моему, могу, — ответил я. — Ваше произношение слишком безукоризненно. Помните, что сказал один шотландец, впервые в жизни отведав настоящего виски? «Может, оно и чистое, но пить я его не могу». Та же история и с вашим немецким. Это не язык, а образчик товара, так все его и принимают. Вот вам мой совет: произносите слова как можно неправильнее и делайте все ошибки, до которых только додумаетесь.

И так во всем мире. В каждой стране разработан особый фонетический курс специально для иностранцев; им ставят произношение, о котором сами носители языка и не мечтают, — иначе кто же их поймет? Мне довелось слышать, как одна наша дама учила француза произносить слово «have».

— Вы произносите его, — мягко выговаривала ему дама, — как если бы оно писалось «h-a-v». A это не так. На конце пишется «е».

— Но я думал, — сказал ученик, — что «е» в слове «h-a-v-e» не читается.

— Больше так не думайте, — объяснила учительница. — Это так называемое немое «е», оно не читается, но влияет на произношение предшествующего гласного.

До этого «have» звучало в его произношении вполне членораздельно. После же, дойдя в предложении до слова «have», он замолкал, собирался с мыслями и выдавал такую несуразицу, что лишь по смыслу можно было догадаться, что за слово он хотел сказать.

Разве что мученики раннего христианства прошли через те страдания, которые довелось претерпеть мне, осваивая правильное произношение немецкого слова «Kirche» — церковь. Еще задолго до того, как мне удалось разделаться с этим словом, я решил, что лучше уж не ходить в Германии в церковь, чем так ломать язык.

— Нет-нет, — объяснял мне мой учитель — он оказался на удивление терпеливым джентльменом, — вы произносите это слово так, будто оно пишется «Kirchke». Там нет никакого «к».

— Нужно говорить… — И он снова, уже в двадцатый раз за утро, показывал мне, как нужно правильно говорить; он произносил этот звук так, что ни за что на свете я не мог уловить разницу между тем, как говорит он, и тем, как говорю я. Поэтому он избрал другой метод.

— У вас звук идет из горла, — объяснил он. И был прав. Оттуда-то он и шел. — А надо, чтобы он шел вот отсюда.

И грязным пальцем указал мне место, где должен зарождаться звук. Мучительные попытки приводили к тому, что из меня вылетали звуки, означавшие что угодно, только не дом молитвы; в конце концов я сдался.

— Боюсь, что ничего у меня не выйдет, — сказал я. — Видите ли, я всю свою жизнь говорил ртом и мне не попадались люди, говорящие желудком. Должно быть, я слишком стар, чтобы переучиваться.

Часами я практиковался по темным углам и тихим улочкам, пугая случайных прохожих, и наконец научился произносить правильно. Учитель был в восторге, да и сам я был доволен собой, пока не попал в Германию. В Германии оказалось, что никто не понимает, что я хочу сказать. Ни разу мой язык не доводил меня до церкви. Пришлось забыть правильное произношение и, затратив немалые усилия, вернуться к неправильному. Первоначальный вариант был всем понятен, лица прохожих просветлялись, и мне объясняли, что церковь — за углом или на следующей улице, в зависимости от обстоятельств.

Мне кажется, что обучать произношению можно куда эффективнее, если не требовать от ученика этих внутренних кульбитов, каковые проделать практически невозможно, да и ни к чему. Вот какие задания дают ему:

— Прижмите миндалевидную железу к нижней стенке гортани. Выгните диафрагму так, чтобы она верхней частью почти касалась язычка, и попытайтесь кончиком языка достать до щитовидной железы. Вдохните и сомкните голосовую щель. А теперь, не размыкая губ, скажите «гару».

А когда вы это сделаете, учитель все равно останется недовольным.

Глава ХIII

Опыт исследования характера и образа жизни немецкого студента. — Дуэль по-немецки. Кому от этого вред, а кому — польза. — Взгляд импрессиониста. — Комическая сторона. — Как воспитать дикаря. — Какие лица нравятся немецким девушкам. — Как «тереть саламандру». Совет иностранцу. — История, которая могла бы плохо кончиться. — О двух мужьях и двух женах. — И об одном холостяке

По пути домой мы завернули в немецкий университетский город — нам хотелось поближе познакомиться с образом жизни немецкого студента; благодаря любезности наших немецких друзей, мы смогли удовлетворить свое любопытство.