Прусская невеста - Юрий Васильевич Буйда

кольцом тесно поставленных домов облег невысокий холм с косо срезанной вершиной, на которой и сделали главную площадь (на нее-то в марте сорок пятого и выскочили первые русские танки, из которых высыпали смертельно усталые и закопченные танкисты во главе с капитаном, рослым блондином, вопреки уставу носившим погон только на правом плече – с левого его сорвало пулей под Вильнюсом;«В день победы пришью правый!» Он обошел с десяток пряничных домиков, прежде чем смог обнаружить старика со спичками, который дал капитану прикурить недрогнувшей рукой, ибо был слеп и абсолютно глух). В разрывах между зданиями виднелись ниспадавшие к реке узкие и кривые булыжные улочки, а над скопищем островерхих черепичных крыш возносилась пирамидальная башня церкви, увенчанная ржавым шпилем, и тень от башни в течение дня, если, конечно, день выдавался солнечный (что было большой редкостью), медленно, словно часовая стрелка, обходила площадь по кругу, словно по циферблату, а вечером опрокидывалась на плоские здания милиции, суда и павильончика, где торговали пивом, жареной рыбой и влажными плоскими сигаретами. Леша купил газету. Когда он полез в карман за сигаретами, мимо промчался на велосипеде мальчишка. Леонтьев размял пальцами табак, чиркнул спичкой, и вдруг до него дошло: только что мимо него проехал Вилипут. И он прыгнул на сиденье, дрыгнул ногой, запуская двигатель, и с места бросил мотоцикл вперед. Он видел, как мальчишка притормозил перед спуском в улочку-канал, и прибавил скорость. Надсадно взревывая, мотоцикл с грохотом пролетел через площадь и запрыгал по булыжной мостовой, но Леша не сбавлял газ. Мальчишка, заметив погоню, наддал и свернул в единственную на весь городок подворотню. Леша знал, что, пролетев под ее гулким сводом, он окажется на кратчайшем пути к реке, если рискнет проскочить между сараями, в противном случае и нечего думать догнать велосипедиста, и тотчас вспомнил, что старый Матрас позавчера по пьянке запалил свой сарай, после чего соседи отправили его отсыпаться, а пожар потушили, – сарая-то, значит, не было, – может, рискнуть? С гулом промчавшись под каменным сводом подворотни, он бросил мотоцикл на груду обгорелого хлама и, едва успев подумать: «Только б не напороться на вилы или косу», с оглушительным ревом врезался в еще дымившийся хлам и буквально выпрыгнул на набережную. Машина крутанулась на гладких каменных плитах, норовя сползти в реку. Леша резко сбросил газ и завалил мотоцикл набок, успев в последний миг отскочить в сторону. Мотор заглох. Переднее колесо, продолжавшее крутиться над водой, вспыхнуло спицами под первыми лучами пробившегося сквозь туман солнца. Перепуганный мальчишка завороженно следил за бликами от спиц, мелькавшими на поверхности зеленовато-желтой воды. Его велосипед валялся рядом с мотоциклом.

– Еще бы чуть-чуть, – сказал мальчишка, – и хана тебе, дядь Леш. Ты чего это, а?

Леша снял фуражку, пригладил волосы.

– Утренняя зарядка.

Он поднял мотоцикл, дернул стартер – двигатель ровно зарокотал. Подмигнув мальчишке, который восхищенно поднял большой палец, дал газу и через минуту вернулся на площадь. И с чего он взял, что этот мальчишка – Вилипут? Такая же куртка цвета хаки, застиранная и заштопанная на локтях, такой же рост – метр с кепкой, такой же тощенький… Ну и что? Нервы. Он остановил мотоцикл у витрины похоронного бюро. Между двумя горшками с каллами красовался роскошный пыльный венок, вызывавший восхищение у детей и городских сумасшедших. Один из них, Вита Маленькая Головка, часами простаивал перед этой витриной, монотонно мыча и беспрестанно покачивая крошечной своей головкой, венчавшей мощный торс. Галахе ведь тоже нравилось, вспомнил вдруг Леша. Рот его вдруг наполнился слюной. Ей нравилось. А Вилипут не позволял ей торчать здесь до упаду. Галаха. Похороны. Вилипут. Пистолет. Ирус. Леша обвел площадь беспомощным взглядом. Господи, какого же дурака родила его мама. Завтра похороны Галахи. Ирус отказался выполнить идиотское требование Вилипута, об этом знал весь городок. Так, значит, дело за пистолетом. Как же он сразу-то не дотумкал? Яснее ясного. Он покрутил ручку газа. Яснее ясного. Выжал сцепление.

Леонтьев поставил мотоцикл у забора, напился из ведра, стоявшего на крышке колодца, и только после этого поднялся на крыльцо и постучал в обитую пыльным дерматином дверь. Никто не ответил. Тогда он толкнул дверь и вошел в пропахшую вчерашней едой и керосином прихожую – длинный коридор с голым дощатым полом, по обеим сторонам – крашенные темно-коричневой краской двери с потемневшими от времени железными ручками. На вбитых в стену крючках висела одежда, источавшая запах плесени. Посредине коридора брошены галоши. За дверью в комнате громко звякнуло. Леша постучал, сердито посмотрел на галоши и навалился плечом на дверь. Замок щелкнул, и Леонтьев оказался в комнате, свет в которую проникал узкой и жидкой струйкой через щель в шторах. За круглым полированным столом сидела Кристина. Она не шелохнулась, когда Леша, сломав замок, ввалился в комнату. Растрепанная, в мятом и засаленном халате, она сидела на стуле прямо, слишком прямо, и вполне можно было подумать, что вот так она сидит уже не один час или даже день. На столе – ополовиненная бутылка самогона, стакан, тарелка с грибами. Леша взял стул и сел напротив. Даже не взглянув на него, Кристина твердой рукой взяла стакан, плеснула в рот остатки самогона и вытерла губы рукавом.

– Я так и знала, что ты придешь, – наконец сказала она. – Думаю, раз этот пришел, жди того. Да и пистолет он небось у тебя стырил. Надо же, пистолет. – Налила в стакан, придвинула к Леше: – За мое здоровье, чтоб вам всем сдохнуть. Пей, Леша, а то ничего не скажу.

Леша сделал глоток, поймал вилкой гриб.

– Почему он меня сукой назвал?! – вдруг во всю силу легких закричала она. – Я не сука! Ты же знаешь, что я не сука! И он знает! Почему?

Леонтьев промолчал. А зря. Кристина погрозила ему пальцем. Зря он молчит. И зря он думает, будто ей жалко своего сраного муженька, за которым гоняется этот Вилипут. Может, этот малыш и прав. Но разве имеет право человек, который прав, обзывать ее сукой? Она что, подзаборная, что ли? Ей было семнадцать лет, когда она вышла замуж за Ируса. У нее были сиськи с кулачок и вот такусенькая попка. А сейчас? А зубы? Широко разинув рот, она продемонстрировала Леонтьеву два ряда железяк. Тоже – Ирус.

– Потаскун, – сказала она, пьяно мотнув встрепанной головой. – У него ж давно не стоит. Кидается на малолеток. Вроде этой Галахи. Сколько ей лет? Пятнадцать? Потаскун. Теперь вот к Илонке лесниковой побежал. Думаешь, он от Вилипута побежал? Если только чуть-чуть… а так – к