Битва за Кавказ - Анатолий Корольченко

   — Патроны ещё неси да гранаты.

Адъютант вернулся с банками консервов и с укупоркой автоматных патронов.

   — Вот всё, чем могу помочь, — сказал Василий, словно бы извиняясь.

Через час они уже находились в боевой цепи, отбиваясь от настойчивых атак противника.

   — Особенно ожесточённые бои разгорелись 4 июля, — говорил Владимир Ипполитович. — Под прикрытием самолётов, танков, артиллерии немцы рвались к берегу, используя не занятые нами промежутки. К полудню боевая линия проходила вблизи моря. Мы отстреливались, дорожа каждым патроном.

Группа оказалась оттеснённой к «подкаменному» госпиталю, переполненному ранеными.

   — Братцы, товарищи, уходите! — взмолился главный врач. — Не дай Бог, фрицы застанут вас здесь. Всех расстреляют, не пощадят и раненых. Уходите!

И они ушли. Их последним рубежом была небольшая бухточка с навороченными в море камнями. Бойцов оставалось не более полусотни, в руках пистолеты, автоматы да винтовки. Гранат не было. От наседавшего врага отстреливались уже в воде. Кто-то пытался плыть, но их косили автоматные очереди, иные кончали с собой.

Удалось спастись в этом аду Мищенко и Ивану Москалику. Они скрылись в камнях, долго выжидали, а потом убрались прочь подальше от этой злосчастной бухточки.

Но немцы уже вышли к морю на всём протяжении полуострова. Автоматчики прочёсывали берег.

— Шнель, шнель! — подгоняли они обезоруженных севастопольцев, направляя их вверх по косогору. Невдалеке стояли танки и бронетранспортёры...

Позже, подводя итоги боев в Крыму, командующий 11-й немецкой армии фельдмаршал Манштейн напишет: «Остатки Приморской армии попытались укрыться в больших пещерах, расположенных в крутых берегах Херсонесского полуострова, напрасно ожидая своей эвакуации. Когда они 4 июля сдались, только из района крайней оконечности полуострова вышло около 30 000 человек».

Группе десантников, которой командовал старший лейтенант Квариани, разрешено было эвакуироваться с мыса Херсонес в ночь с 1 на 2 июля. Подошли шесть катеров. Все поспешно сели и тут же вышли в море. Катера шли в кильватере, направляясь в Новороссийск. От перегрузки моторы работали с перебоями, часто глохли. А на рассвете катера обнаружила немецкая авиация, стала бомбить, обстреливать из пулемёта. Появились раненые, убитые, к довершению всего оказался повреждённым мотор. Рулевой повернул к берегу, к домам Алушты. Полузатопленный катер кое-как дотянул до берега.

Тут всех, в том числе и Петра Судака, пленили итальянцы. Вначале десантники попали в Херсонскую тюрьму, а потом эшелон направили в Северную Италию. Там Квариани удалось бежать, попасть к партизанам, и до конца войны он сражался в отряде, командуя автоматной ротой.

Возвратясь на родину в 1947 году, Валериан Константинович не застал мать в живых. Она умерла от горя, не выпустив из рук его последнее письмо, которое он отправил из Херсонеса самолётом в ночь на 1 июля.

Подобную участь пришлось испытать и легендарному Михаилу Негребе. Он тоже оказался в плену, в Австрии, в концлагере «Линц-3». Весной 1945-го он с группой товарищей решил бежать.

Охладительная система металлургического завода, где они работали, выходила к Дунаю. Они воспользовались ею. Спустившись в колодец, закрыли за собой люк, и поток вынес их в Дунай.

Беглецы долго плыли в реке, ухватившись за брёвна. Лишь с наступлением темноты, вконец обессиленные, они выползли на берег и забрались в сарай.

Там их и взяли. Били нещадно: кулаками, прикладами, сапогами. Привезли в лагерь полуживыми, бросили у лазарета, чтобы наутро повесить. Виселица была сооружена, верёвки с петлёй перекинуты.

Но Негребе повезло. Ночью в лазарете умер больной, и знакомый врач надел на него куртку Михаила с его лагерным номером.

А потом было освобождение, только недолгое. Горькая чаша не миновала ни Квариани, ни Судака, ни Негребу — никого, кто побывал в плену. Был суд, и была долгая ссылка...

За сражением в Крыму следил весь мир. Советские воины с честью выдержали 250-дневную осаду города-героя Севастополя. Защищая его, моряки-десантники показали образцы воинского мастерства, стойкости, мужества, преданности Родине. Известный английский историк и журналист Александр Берт отмечал, что «падение Севастополя было одним из самых славных русских поражений за всю советско-германскую войну».

Теперь моряков-десантников, переброшенных на черноморский берег, ожидали не менее трудные дела в защите Кавказа.

В логове «Оборотня»

Сбросив скорость и выпустив шасси, самолёт пошёл на посадку. Это был «Кондор» — личный самолёт Гитлера. Четырёхмоторный, с широко раскинутыми крыльями, он и в самом деле походил на пернатого хищника с выброшенными вперёд лапами.

Пробежав по бетонной полосе, самолёт подкатил к месту стоянки. Распахнулась дверь, и в ней показался сам фюрер в наброшенном на плечи кожаном реглане.

   — С благополучным прибытием, — приветствовал шефа его адъютант Шмундт.

Недавно он стал генералом, и его вид был безукоризненным: отутюженный мундир, сияющие пуговицы, на штиблетах ни пылинки.

   — Как погода? — прибывший окинул взглядом недалёкий лес. — Всё туманы да сырость?

Зная, что шеф не любил это место, Шмундт нашёлся с ответом:

   — Ко всему ещё льют дожди. Здесь не в родном фатерлянде.

Это была новая ставка вермахта, находившаяся на Украине, в пятнадцати километрах от Винницы.

Новый лагерь условно назвали «Вервольф», что в переводе означало «Оборотень». В нем оборудовали подземные бетонные сооружения, бараки для служб, коттедж для фюрера. Это был далеко не восточнопрусский «Вольф-шанце», но отсюда было ближе к войскам, ушедшим к Волге, к кавказским перевалам, к берегам Чёрного моря.

Устало откинувшись, Гитлер смотрел невидящим взглядом на бегущую под колеса серую ленту асфальта, на мелькавшие деревья придорожной посадки. Вспомнились Берлин, до предела заполненный «Спортпалас», рёв тысячной толпы, прерывавший его речь. Он выступал там два дня назад, 30 сентября.

   — Никто не может вырвать у нас победу! Никакая сила не способна сделать это! — бросал он в зал, возбуждая себя и людей. — Мы завершим войну величайшей победой! Что же касается Сталинграда, то этот важнейший стратегический пункт, носящий имя большевистского лидера, не сегодня завтра падёт! Город будет стёрт с лица земли! Окончательно! Бесповоротно! Мы лишим коммунизм его святыни! С того места, где стоит немецкий солдат, никто и ничто его не столкнёт! Пройдёт немного времени, и немецкая армия двинется победным маршем дальше — за Волгу и в Закавказье. Оттуда рукой подать до Индии и Ближнего Востока!

Обезумевшая толпа бурно хлопала, топала ногами, ревела:

   — Веди нас, фюрер!.. Мы верны тебе!.. Хайль! Хайль!

Словно наяву Гитлеру представились огромный зал и неистовство заполнивших его людей. «Германия превыше всего!» — звучало в ушах.

У коттеджа маячил адъютант майор Энгель с овчаркой. Породистый пёс, завидев хозяина, с лаем бросился к нему.

   — Ах ты, Блонди! Ах, собака! — Гитлер хлопал её по тугому загривку. — Приехал я, приехал... Ну перестань! На место!

Майор схватил овчарку за ошейник, рванул к себе.

   — А что Цейтцлер? Где он?

   — Он ждёт, мой фюрер! — отвечал адъютант.

Генерал Цейтцлер в высокой должности начальника Генерального штаба сухопутных войск был недавно. Он сменил многоопытного Гальдера, к которому фюрер неожиданно проявил нетерпимость. Год назад Цейтцлер был полковником, начальником штаба танковой армии Клейста. Потом его направили во Францию, к фельдмаршалу Рунштедту. А затем последовало повышение, которое ему не снилось и в самом сладком сне. Теперь он каждый день докладывал фюреру и обсуждал дела на важнейшем Восточном фронте.

   — Какую погоду обещают на вечер? — спросил фюрер адъютанта, направляясь в кабинет.

   — Духоту и комаров. Скорей бы похолодало. Да, погода здесь отвратительная.

Небольшого роста, полноватый, с круглой лысеющей головой и румянцем на щеках, Цейтцлер не вошёл, а вкатился. Овчарка злобно зарычала, шерсть на загривке вздыбилась.

Отрапортовав, Цейтцлер достал из портфеля карту, разложил её на столе. На ней умелой рукой были выведены красные и синие линии, надписи, стрелы. Они изображали положение войск на боевых участках Восточного фронта.

   — Какое тут положение? — Гитлер ткнул пальцем в обозначенный город у Волги.

Сталинград. Он избегал произносить это название и не терпел, когда другие произносили его.

   — Фельдмаршалы Вейхс и Паулюс доносят, что наступление приостановлено на отдельных участках из-за нехватки и утомления войск. На северном фланге русские сумели вклиниться в наши позиции на небольшую глубину.