Искатель. 1974. Выпуск №2 - Аркадий Вайнер

И все, о чем мысленно рассказывал Разведчик, с безукоризненной точностью возвращалось к нему в виде изображений на экране.

Май был счастлив: инопланетный мир их понимал! С правильной периодичностью капсула приближалась к черте, за которой прекращалась визуальная, а по всей вероятности, и электромагнитная связь с планетой, потому что между ними оказывался ее единственный спутник. С корабля поступала команда на отключение мыслеизлучателя, и Разведчик неохотно переходил к отдыху, чтобы, проснувшись, с нетерпением ждать нового цикла связи.

Однажды же связь прекратилась в самой середине передачи, и Май сразу догадался, в чем дело. Увлекшись рассказом, весь во власти желания как можно скорее донести до обитателей другого мира свое нетерпение, стремление очутиться наконец на их земле, чтобы можно было приблизить глаза к глазам и ощутить в руке тепло братской руки, он принялся рисовать картины уже не настоящего, а будущего своей планеты.

Связь прервалась, и капитан строго проговорил:

— В тебе опять проснулся художник, Май, но сейчас ты решаешь задачу Разведчика. Не забывай об этом.

Голос Фирна прозвучал холодно, и Май внутренне похолодел. По существу, это была угроза. Экзаменаторы-машины отвергли его кандидатуру именно потому, что учуяли, как властно заявляет о себе художник в сердце Мая.

Излучатель заработал вновь, и Разведчик неловко попытался объяснить им, что произошло недоразумение. Некоторое время экран был чист. Потом по нему пробежала легкая рябь, как на воде в нашем пруду, когда задует легкий ветерок. Рябь улеглась, и на экране родилось изображение лица. Маю было достаточно одного взгляда, чтобы сообразить: это лицо человека из другого мира, хотя оно ничем существенным не отличалось от лиц его соотечественников, причем принадлежало девушке, к тому же очень красивой. Секунду дочь чужой планеты смотрела ему прямо в глаза, потом улыбнулась и исчезла. Затем все пошло как обычно, но Разведчик мог бы поклясться, что его поняли и не осуждают за ошибку.

Тогда-то он и нарушил в первый и в последний раз Инструкцию, не сообщив на командный пункт о промелькнувшем на экране мимолетном чудесном видении. Собственно, это, пожалуй, нельзя было назвать нарушением: вполне могло оказаться, что лицо просто померещилось ему в результате переутомления. Май добросовестно продолжал свои передачи, и у него совсем не оставалось времени даже мысленно вернуться к случившемуся. Только его нетерпеливое желание очутиться в таинственном мире стало еще сильнее.

Между тем главное было очень плохо, хотя Май и остальные члены экспедиции долго об этом не догадывались. Не догадывался даже Фирн, так как именно он разрешил Разведчику после шестого цикла связи предпринять попытку вступить в непосредственный Контакт с чужой планетой.

Они рассуждали с безупречной логичностью. Обитатели другого мира знали об экспедиции главное: она пришла с миром. Этот тезис Май повторял в каждом цикле с особой добросовестностью, и недоразумений здесь быть не могло.

Поэтому после короткого инструктажа Разведчик направил капсулу к планете, общий язык с обитателями которой был уже, как он считал, найден.

Но планета его не приняла.

Капсула уже вошла в сферу ее притяжения, Май выключил двигатели — и в ту же секунду обнаружил существование Брони.

Серия настойчивых и в равной степени безрезультатных попыток приблизиться к поверхности планеты с предельной убедительностью подтвердила первую догадку: да, чужой мир окружил себя защитным полем, вскоре и получившим на экстренном совещании экспедиции наименование Брони.

На том же совещании, проходившем в обстановке, чрезвычайно тягостной и полной разочарования, выяснилось пресловутое печальное обстоятельство, которого никто до сих пор не замечал. С несомненной готовностью принимая информацию Мая и аккуратнейшим образом подтверждая ее получение, обитатели другого мира ровно ничего не сообщали о себе. Правда, достаточно красноречивым был факт того, что они решили в самом начале Контакта простейшую алгебраическую задачу, предложенную им Разведчиком. Но это ни о чем не говорило, потому что еще раньше они подтвердили свою способность принимать и расшифровывать мыслеизлучения — куда более веское доказательство весьма высокого уровня развития. Что же касается лица на экране, то теперь Май, особенно остро переживавший неудачу, окончательно уверовал в его иллюзорность.

Совещание было долгим и невеселым. Его результатом и явилось решение предпринять последнюю попытку — еще три витка по орбите спутника, куда, обнаружив Броню, вернул Разведчик свою капсулу; если обитатели этого таинственного мира, замкнувшегося в себе, сами не выкажут стремления установить с пришельцами Контакт, значит, он не удался. Экспедиция покинет пределы Системы — таково требование Устава.

Подходила к концу ночь. Приближалось время второго, предпоследнего цикла связи с планетой.

Май открыл глаза и вопреки обыкновению не сразу включился в действительность. Слишком сильны и глубоки были его сны, потому что Май был рожден художником.

Он сделал над собой усилие, вновь стал Разведчиком, взглянул на экран и замер.

Черная выжженная пустошь была перед ним, кривилось обугленной рукой уцелевшее деревце, стояла на пороге разрушенного дома мать, и ее сухие губы беззвучно кричали: «Нет!». Потом она медленно отняла от лица руки, обхватила голову подростка, в котором Разведчик узнал себя.

Он явственно ощутил тонкий аромат фиалок и, не помня себя, ударил по клавише связи с кораблем.

— Капитан, — закричал Май, — капитан!

— Спокойно, мальчик, — отчетливо сказал ровный голос Фирна. Он звучал слишком ровно, и от этого у Мая почему-то запершило в горле.

— Капитан, — хрипло произнес он и, откашлявшись, продолжал звонко и радостно: — Они говорят со мной, хотя я… я просто видел это во сне…

— Не волнуйся, Май. Они принимали все, что ты видел во сне. Должно быть, ты видел это очень ярко и переживал слишком сильно. Излучатель не понадобился. Ведь ты рожден художником, Май, а главное — ты сам прошел через все это… А теперь, — тон Фирна изменился, — готовься к полету. Они ждут нас.

— Но, капитан… значит, мы все-таки с самого начала ошибались. Значит…

— Да, Май. Это значит, что универсален не язык математических формул, что убеждает не безупречность логических построений. Мы доказывали им, что пришли с миром, ибо знаем, что несет с собою война, и забывали о главном. Ведь логика мертва в силу своей природы. Недаром ее построения так часто бывают ложны, а иногда я даже думаю: не родилась ли она первоначально как оружие обмана?.. Кроме того, я видел улыбку на том лице, о котором ты умолчал…