Иафет в поисках отца - Фредерик Марриет

— Сказали ли вы, Гаркур, отцу, что я вам так откровенно доверил?

— Да, все узнали это, — ответил он, — и в тот самый вечер, как мы приехали. Вы видите, что доверие ваше нисколько не уронило вас в глазах моего семейства. Отец мой очень рад нашей дружбе и советовал мне поддержать ее. И чтобы доказать вам, что я и сам этого хочу, я вам сделаю предложение. У вас в доме есть лишняя комната. Хотите ли, чтобы я ее занял? Мы будем жить вместе, расходы у нас будут пополам, и экономия будет значительная, как говаривал бедный Карбонель.

— Очень рад этому предложению, — ответил я.

Гаркур сказал мне, сколько будет платить за половину квартиры, и хотел отпустить своего лакея. Мы во всем совершенно согласились, и через неделю жили уже вместе. Свидание мое с Мастертоном и следующие за этим происшествия не дали мне времени узнать, спрашивал ли кто-нибудь обо мне в воспитательном домр. Спустя уже несколько недель по возвращении в город я зашел туда и узнал, что на другой день там будет собрание, куда я и явился к назначенному времени. Меня ввели в комнату, где было это собрание.

— Что вам угодно? — спросил президент воспитательного дома.

— Я пришел узнать, сударь, не спрашивал ли кто-нибудь о воспитывавшемся здесь Иафете Ньюланде.

— Иафете Ньюланде?

— Да, сударь, о Ньюланде, который отсюда был отдан в обучение аптекарскому искусству к Кофагусу и с которым, при поступлении его, были положены Деньги с письмом, изъясняющим, что дитя со временем будет взято.

— Помню, очень хорошо помню, шесть лет уже, как он отсюда вышел. О нем спрашивали, не правда ли, господа?.. Кажется, полтора года тому назад… Но мы спросим у секретаря.

Сердце мое забилось, пот выступил на лбу, и, наконец, мне сделалось дурно.

— Вы себя дурно чувствуете, — сказал один из присутствующих. — Дайте поскорее стакан воды, — прибавил он, обращаясь к служителям, что и было сейчас же исполнено. Я выпил, и мне стало лучше.

— Вы, кажется, очень интересуетесь этим молодым человеком?

— Да, сударь, никто другой не может принимать в нем такого участия.

Секретарь пришел со шнуровой книгой и, перевернув в ней несколько листов, прочитал следующее: «Августа 16-го приходили и спрашивали об оставленном здесь ребенке Иафете, с которым вместе в корзину были положены пятьдесят фунтов; фамилия ребенку — Ньюланд — назначена была смотрителем. При выходе он был отдан на руки аптекарю Кофагусу, живущему в Смитфилльде». Тут секретарь остановился и, перевернув лист, продолжал: «17-го августа то же самое лицо наведывалось, и на следующий день оказалось, что Кофагус оставил аптеку, а Иафет Ньюланд, как они полагают, был отправлен на поселение за делание фальшивой монеты».

— Боже мой, какое злословие! — воскликнул я, сжав руки.

Посмотрев на календарь, действительно, нашли, что

Ньюланд был сослан на поселение.

— Это кто-нибудь другой, — говорил я, краснея от бешенства.

— Как вы можете это знать, сэр? — спросил меня одну, из смотрителей.

— Как мне не знать, — ответил я, вскочив со стула. — Я сам Иафет Ньюланд!

— Вы! — вскрикнул смотритель, глядя пристально на модное мое платье, цепочку и бриллианты.

— Да, сударь, я Иафет Ньюланд, который был здесь воспитан, потом отдан в ученье Кофагусу.

— Вы, верно, тот Ньюланд, который известен во всех лучших здешних обществах?

— Вы не ошиблись.

— Желаю вам продолжать счастливую вашу дорогу. Кажется, вы не нуждаетесь в родителях.

— Милостивый государь, — ответил я, — вы никогда, значит, не чувствовали положения быть без родителей и друзей. Признаюсь, я должен благодарить небо, которое покровительствует мне невидимым образом, но, каково бы ни было мое счастье, я в эту минуту готов лишиться всего моего достояния, готов надеть на себя рубище и просить милостыни, чтобы только узнать моих родителей.

Я простился с ними и ушел.

Глава XXXVIII

Грустные чувства волновались и бушевали в груди моей. Когда я возвратился домой, печаль заглушила все мои мысли, и в эту минуту я готов был умереть. Не имея сил снести моего горя, я в отчаянии бросился на диван, и невольные слезы облегчили меня в моей горести. В это время вошел Гаркур, которому я рассказал вчерашние мои приключения.

— Любезный Ньюланд! Обстоятельство это само по себе очень неприятно; но зачем так огорчаться? Оно доказывает, что родители ваши живы и желают вас вернуть.

— Да, — ответил я. — но им сказали, что я был унизительно наказан за уголовное преступление, чему они должны были поверить. После этого, верно, не будут более меня искать.

— Вероятно, что нет; и теперь уже вы должны их отыскивать. Поэтому вам не худо было бы сходить в аптеку и расспросить обо всех подробностях. Если вы позволите, то я тоже с вами пойду.

— Чтобы быть обруганным этими дураками?

— Они не осмелятся вас обидеть, и во всяком случае хозяин их, вероятно, будет так вежлив, что не оставит без внимания вашего требования. Притом ничего не должно делать вполовину. Завтра утром я возьму экипаж у моей тети, и мы поедем.

— Я думаю сходить нынешний же вечер к Мастертону и попросить у него совета.

— Попросите его лучше с нами ехать. Мы испугаем их судом.

Я отправился вечером к Мастертону и рассказал ему про все, случившееся со мною.

— В самом деле, это неприятно. Но что же делать, будьте тверды. Я поеду с вами завтра туда и увижу, что можно сделать. В котором часу вы едете?

— В час. Но можете ли вы быть свободны в это время.

— Да, могу; но прощайте, мой друг, мне надобно еще кой-какие дела окончить.

Гаркур достал экипаж, и мы в назначенный час отправились к аптекарю. Когда мы остановились у дверей лавки, то помощник аптекаря, думая, что ошибкой к ним заехали, выскочил на крыльцо и вежливо спросил, кого нам угодно. Не говоря ни слова, мы вышли из кареты и вошли в аптеку Мастертон спросил, дома ли мистер Пледжид. Помощник и два мальчика, не узнав меня, поклонились до земли с обыкновенной своей неловкостью, и один из них побежал наверх к Пледжиду. Преемник моего прежнего хозяина попросил нас в заднюю комнату. Мастертон сказал ему причину нашего приезда, а потом спросил, зачем он так бессовестно налгал и сказал, что меня сослали на поселение за делание фальшивой монеты. Пледжид говорил, что он ничего не знает, но, впрочем, помнит, что кто-то, действительно приходил… и что он допросит своих помощников. Показания начали снимать со старшего помощника, который сперва хотел отделаться шутками. Но Мастертон так грозно на него прикрикнул, что он сделался почтителен, вежлив и сознался, что он сказал, что я был сослан, извиняясь тем, что будто бы читал это в газетах. Он еще прибавил, что человек, который спрашивал меня, был очень высок ростом, хорошо одет, с благородной наружностью, гордым взглядом и, казалось, был очень огорчен этой вестью. Он два раза приходил, не заставая дома Пледжида, и записал только свою фамилию, а когда был адресован к нам от Пледжида, то получил известие о вашей ссылке. Потом' мы стали допрашивать другого помощника, и тот то же повторил, что и первый. Наконец мы взяли книгу, где он написал свою фамилию, и нашли, что это было в августе и что имя таинственного посетителя было Дербенон.