Молчание сонного пригорода - Дэвид Галеф

— По-моему, это плохая идея. Его могут украсть или того хуже.

— В Фэрчестере-то? Не думаю, что здесь разрешают жить таким типам.

— Не шути. Это может случиться где угодно. В прошлом месяце в Лонг-Айленде…

— Ладно, ладно, согласен, его нельзя оставлять одного. Но теперь он уже прошел полпути. Ты хочешь его догнать?

— Нет, это ты должен его догнать. Мне нужно закончить доклад, и я не могу пропустить встречу…

— Ну да, а у меня пациент ровно в девять.

Она сидела в своем черном костюме «Армани», уже по уши в делах, отдавая приказы своему подчиненному, как там его, Брайсу. Она хлопнула бумагами об стол.

— Послушай, ты, может, собираешься ехать на работу вместо меня?

— Мы что, играем в игру, у кого работа круче?

— Ты, кажется, не понимаешь. — Она с жалостью покачала головой. — Ты должен понять, что такое ответственность. Если б ты просто…

— Кончай.

— Я говорю, если бы ты просто перестал вести себя как ребенок, мы бы все были тебе признательны.

— Ты… — Я замолк, подыскивая слово и находя то, что я никогда не произносил. Но она сидела перед моим носом, эта госпожа Начальница, и доводила меня до ручки. — Никелированная дрянь.

Резкий вдох.

— Что?!

— Ты слышала.

Джейн встала из-за стола в свои полные 176 сантиметров. Поскольку она еще надела каблуки, то была выше меня примерно на пять сантиметров — или была бы, если б я не поленился подняться со стула. Мой подбородок оказался на уровне верхней пуговицы ее пиджака. Она говорила сверху вниз.

— Никогда не смей разговаривать со мной в таких выражениях.

Это было последней каплей. Я медленно встал и посмотрел ей в лицо.

— Сука.

Я даже не успел увидеть ее ладонь, так все быстро произошло. Раз — и мне обожгло скулу. Рот наполнился кровью — внутренняя сторона щеки вдавилась в зубы.

Она стояла передо мной, тяжело дыша. С видом чертовски праведного гнева. Я был в такой ярости, что чуть не вмазал ей, но она отпрянула и пригнулась.

— Давай, попробуй, — выкрикнула она. — Хочешь меня ударить?

Это меня остановило. Когда мне говорят, как именно я собираюсь поступить, я тут же поступаю по-другому. Я шагнул вперед и увидел, как она вздрогнула, но остановился.

— Черт побери, ты меня ударила.

— Это ты начал.

— Что, я тебя бил? — Я протянул руку, показывая открытую ладонь. — Это ты мне врезала.

Но говорить было больно. Джейн попятилась, а я подошел к раковине, прополоскал рот и сплюнул.

— Извини… Но есть такие вещи…

— Ясно. — От холодной воды мне полегчало. Я снова начал думать, как психотерапевт. Во всяком случае, какая-то часть меня. — Значит, когда я разозлюсь, я тоже должен дать себе волю.

— Я этого не говорила.

Извилистая тропинка спора расстелилась передо мной, как пыльная дорога. У меня болела челюсть, и я был намерен проявить твердость характера. Я поморщился, не столько от предвосхищения, сколько от безнадежного понимания, что уже слишком долго ездил по этой дороге. Мне просто захотелось свернуть в другую сторону.

— Может быть, мне нужно уйти, — подумал я, не осознавая, что произнес это вслух.

— Может быть, — ответила Джейн. — Это же у тебя в списке, если я не ошибаюсь?

— Что ты имеешь в виду?

Она уставила руки в боки.

— Только то, что сказала. Тот дурацкий список, который ты составил… не помню, кажется, еще в сентябре. С двумя столбиками.

Значит, она его видела: мой тщательно обдуманный и всесторонне проработанный перечень грехов и добродетелей. На секунду осознание того, что я раскрыт, снова оглушило меня, будто кулаком.

— Выходит, ты его видела. — Я молча покачал головой. — Ты прочитала мой список. Ты не должна была его видеть.

— Да? Тогда не надо было оставлять его на кухонном столе.

Я вспомнил тот день, как я подумал, что чудом успел его забрать.

— Почему же ты ничего не сказала?

Она пожала плечами:

— Ты сам ничего не сказал. Я решила, что ты не хочешь обсуждать. И вообще, я составила свой список.

— И где он?

— В безопасном месте. — Она оглянулась через плечо. — Там, где Алекс не может его прочитать. Ты знаешь, ведь он мог его найти — этот твой листок, — мало ли что взбрело бы ему в голову.

Черт, а может, он его и прочитал. Это могло бы объяснить некоторые его недавние поступки. Мысль о том, что он это знает и каждый день носит на своих плечах это бремя, огорчила меня. А еще я разозлился на Джейн, на которой тоже лежала часть вины.

— Ладно, а где твой список? Я хочу его прочитать.

Она пожала командирскими плечами:

— Я не уверена, что должна показывать его тебе. Это личное.

— Если покажешь мне твой список, я покажу тебе свой. — Я попытался ухмыльнуться, как будто все это было какой-то классной шуткой.

— Ты забыл, я уже видела твой?

— Нет, он с тех пор изменился.

Какой это был вариант, седьмой? Я вычеркнул неверность, которую добавил, когда подозревал ее в служебном романе. Но добавил желание командовать. Но так или иначе, основные раздражавшие меня пункты остались прежними. Нежелание делиться мыслями, например.

Она организаторски подумала несколько секунд.

— Ладно, я схожу за списком, а ты сходи за своим.

Когда она ушла наверх, я рванул в кабинет, отпер ящик и достал список. Успел ли я вычеркнуть несколько самых обидных пунктов? «Минусы: 3. Обязательно старается настоять на своем. 4. Часто выходит из себя». У меня снова заболела челюсть. К черту: либо все начистоту, либо ничего. Когда я вернулся на кухню, Джейн уже сидела там с желтой папкой на столе. Я молча протянул ей свой листок, а она отдала мне папку.

На первом листе была составленная на компьютере таблица. В столбце «Дебет» размещался перечень из десяти пунктов. Во главе стояло «постоянно спорит». Я поднял глаза, чтобы оспорить пункт, но она просматривала мой список. Потом шло «суетится» и несколько подзаголовков: «пытается управлять», «придирается» и «иногда чересчур навязчив». Третье было «недостаточно романтичен». Четвертое — «все анализирует». Кроме того, там значилось «непрактичен» — ха! — «невнимательно водит машину» и «слабый подбородок». Я яростно потер подбородок и перешел к столбцу «Активы», который начинался словами «хороший муж и отец», против которых стоял вопросительный знак в скобках. Еще там были «чувство юмора» и ее собственная шутка «хороший секс (в последнее время не было)». С этим не поспоришь. На самом деле, дойдя до конца страницы, я заметил, что плюсы и минусы в ее таблице были очень похожи на те, что я набросал у себя на листке. Внизу стояла «любовь», но в таком месте, что могла относиться к обоим столбцам.

На второй странице был индекс совместимости, в котором сравнивались различные черты характера и в итоге выходило 72 процента. Я перелистнул и открыл последнюю страницу, похожую на анализ затрат и результатов с долгосрочными перспективами роста. Рядом с комментарием («вложения в дом», «выгоды, включая домашнее питание») помещался график счастья в зависимости от времени: скачущая кривая, которая выравнивалась через три года и резко понижалась в 1992 году, примерно в то время, когда родился мальчик.

— Ты знаешь, — начала Джейн, когда я хотел было уже сам начать с тех же слов, — кажется, ты перепутал меня с собой.

— Или наоборот. — Я забрал у нее мой листок, как будто в чужих руках он мог загореться. — И вспомни, ты первая увидела, чем я недоволен. Ты меня скопировала.

— Между прочим, это именно то, что меня раздражает в тебе. Сначала ты пытался повторять мою схему тренировок, потом начал вести себя как руководитель младшего звена… — Она выдохнула, это был такой характерный вздох печали-а-не-гнева, который выводил меня из себя.

— Я пытался всем угодить, черт побери.

— Странно это у тебя выходит.

— Ладно, хватит. Извини, что я показал тебе свой список, — или извини, что ты его подсмотрела. Поэтому ты была такой раздражительной в последнее время? — Мне хотелось сказать «раздражающей».

Джейн оценивающе посмотрела на меня.

— Отчасти да.

— Ну и к чему мы пришли?

Она еще раз пожала плечами.

— Это ты мне скажи. Ты же хотел уходить. Хотя, знает бог, я тоже думала об этом.

Почему-то мне представился диван в моей старой квартире с плохой клетчатой обивкой и протертый на швах, но удобный. Я мог часами лежать на пухлых подушках и читать. Или храпеть, как Сногз. Разумеется, ведь никого не было, кто мог бы мне помешать. Никакого женского присутствия в ванной, никаких детских голосов, отвлекающих меня. Похоже на откопанную капсулу времени, пузырь древней атмосферы, слишком хрупкий, чтобы выдержать современный климат. Тут пузырь лопнул. Укол совести? Я увидел, как маленький мальчик уныло тащится в чистилище.

— Погоди, а как же Алекс?