Тайны Женской академии - Рада Мэй

очень убедительно. — А сейчас постарайся сосредоточиться, Джайнис и ответь на вопрос. Это очень важно. В тот день, когда я искал рецепт отворотного в лаборатории твоего дедушки, видел там ветку иргаля с остатками цветов. Ты эти цветы использовала для приготовления зелья?

Будь я в обычном состоянии, наверное, почувствовала бы неловкость и страх от мысли, что он понял, как я достала ту ветку. Ведь в руках избранника увядший иргаль, сорванный влюблённым, всегда распускается. А ещё душу бы точно согрело это непривычное, тёплое обращение на «ты». Но сейчас мне было всё равно, поэтому только лаконично ответила:

— Да. Эти.

— Прекрасно! Значит, шанс есть! — обрадовался зельевар, буквально просияв.

— Я не нашла их там в прошлый раз. Наверное, мама выбросила, — не разделяла я его энтузиазма.

— Всё будет хорошо! — гораздо более уверенно повторил Бредвигс, ободряюще сжав мою ладонь, и вдруг, наклонившись ближе, горячо шепнул: — Только не сдавайся! Потерпи ещё немного, моя сильная, смелая девочка!

— Ленара, не отходи от неё и не давай засыпать! — отстранившись, велел он племяннице, и быстро удалился.

Стоило зельевару уйти, как меня, действительно, начало клонить в сон.

— Эй, Биргем, ты чего? Не вздумай спать! Ты же слышала — нельзя! — заволновалась Ленара и принялась меня тормошить.

— Перестань, больно, — сонно поморщилась я, но глаза усилием воли разлепила. — А где Стонверз?

— Дядя перетащил его в другое помещение и вызвал карателей и целителей. Скоро все будут здесь и наши родители тоже. Так что держись, давай! — сбивчиво затараторила Ленара, а потом грубовато и немного смущённо добавила: — И… спасибо, что… помогла мне.

Я вспомнила кровавый порез на её шее, настолько жуткий, что он казался нереальным, как и всё происходящее.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — Ленара слегка поморщилась и приложила ладонь к месту, где была рана. — Ещё побаливает, и шрам остался, но целители всё исправят. А ты?

— Спать хочется.

— Нельзя! Лучше объясни мне, что тут происходит! — Ленара снова начала трясти меня за плечи и отстала только, когда глаза перестали слипаться.

— Я поняла только, что это был враг профессора Бредвигса, и он хотел ему за что-то отомстить, — озвучила очевидное, но её, как выяснилось, интересовало другое.

— А почему этот тип сказал, что ты была ночью у моего дяди? Что это значит?! — потребовала она ответа.

Хорошо, что краснеть и стесняться я уже не могла, зато и лукавить необходимости не видела, поэтому призналась честно:

— Я узнала, что он ранен. Очень испугалась и решила убедиться лично, что с ним всё хорошо. А твой дядя этому не обрадовался и просто привёз меня обратно. Вот и всё. Между нами ничего не было. — И это правда. Поцелуй ведь так и не случился.

На эти слова, казалось, ушли все мои силы, глаза снова закрылись, а тело, словно начало медленно цепенеть.

— Так это ты о нём тогда говорила?! Его любишь?! — поразилась Ленара, наконец, сопоставившая все факты. — Вот это поворот! Эй, Биргем! Ты опять засыпаешь! Не смей! Держись, скоро родители здесь будут!

Маму увидеть, конечно, хотелось, но веки с каждой секундой становились всё тяжелее, а сознание начинало путаться.

— А они ведь так и не поженились, — сказала вяло, с трудом шевеля губами. Какая там свадьба, когда дочерей похитили. — Так всё же добилась своего.

— Но я не хотела, что бы всё вышло вот так! — отчаянно запротестовала Ленара и горестно всхлипнула. — Я зла никому не желала, даже тебе! Пожалуйста, не умирай! Я не хотела! Не хотела!

Она разревелась и снова принялась меня ощутимо трясти, вызывая болезненные ощущения, но я на них почти не реагировала. На лицо падали тёплые капли слёз. Явно не моих. Я просто не могла сейчас плакать. Сознание уплывало.

Всё, что было потом, помню смутно и отрывочно. Я то впадала в беспамятство или проваливалась в тревожные сны, то снова из них выныривала. Перед глазами, беспорядочно сменяясь, мелькали лица мамы, Бредвигса, Ленары и незнакомых людей в одежде целителей. А когда однажды открыла глаза и поняла, что не хочу больше спать и даже ощущаю некоторую бодрость, увидела, что нахожусь в своей комнате. Рядом сидела мама и дремала, прислонившись к краешку моей кровати. Бледная, осунувшаяся. Натерпелась, видимо, из-за меня, бедная!

От горького сожаления и горячего сочувствия в глазах защипало, а в следующее мгновение я уже радостно улыбалась, осознав, что все мои чувства и эмоции вернулись, а значит, жизнь продолжается!

— Джайнис! — ахнула мама, открыв глаза.

Вскочила и принялась с тревогой водить надо мной руками, производя диагностику общего состояния организма. А когда закончила, облегчённо вздохнула и бросилась меня обнимать.

В перерывах между объятиями и вопросами о самочувствии мне удалось выяснить, что в таком состоянии я нахожусь уже почти три дня. Всё это время мне через определённые интервалы прямо в кровь вводили средство, приготовленное Бредвигсом. И сегодня утром ввели предпоследнюю дозу.

А когда он сам появился в комнате с зельем для последнего приёма, на меня обрушилось понимание, что раз Бредвигс готовил противоядие из того самого иргаля, то теперь точно знает, что я его не просто нашла, а сорвала собственноручно. Громко ойкнув, я вспыхнула и по-детски натянула одеяло на голову.

— Что ж, вижу, эмоции вернулись. А это главный признак выздоровления, — констатировал Бредвигс довольным тоном и вдруг обратился к маме со странной просьбой: — Эйра Биргем, вы не могли бы дать нам возможность поговорить… наедине.

Зная маму, я не сомневалась, что она ответит категоричным отказом и даже хотела этого, потому что мне требовалось время на то, чтобы привести чувства и мысли в порядок, не говоря уже о внешнем виде, но с удивлением услышала неуверенное:

— Вообще-то, это неприлично, но учитывая обстоятельства… У вас есть пять минут. После я вернусь.

Раздался звук закрываемой двери, а потом Бредвигс мягко и вкрадчиво сказал:

— Джайнис, пора принимать лекарство. А ещё… нам нужно поговорить. Ну же, вы не можете прятаться от меня вечно.

Ну да, это как-то совсем уж глупо. Что касается неприглядной внешности, он меня такой уже явно видел. Да и сам профессор сейчас отнюдь не казался бодрым, свежим и имел весьма усталый вид. К тому же он снова перешёл на официальное «вы», и я уже не понимала, чего