Неустановленное лицо - Сергей Устинов

Едва я в последний раз опустил раскаленную трубку на рычаги, как появился Северин. Я был все еще разгорячен своей полуторачасовой телефонной говорильней, поэтому, не сразу заметив скучное выражение на лице Стаса, бодро поинтересовался:

– Ну, какие новости?

– Новости такие, – ответил он устало, мне не в такт, – что твоего Маслакова нет.

– Как нет? – подскочил я.

– Сядь, не дергайся, – успокоил меня Северин. – Нет в Москве. И неизвестно, когда будет.

У меня, наверное, сделался очень унылый вид, потому что Стас откровенно надо мной расхохотался.

– Маслакова нет, но есть кое-кто другой. Я там поработал немного... – Северин пошевелил в воздухе пальцами, – с окружающей средой. И вот что выяснил. В квартире живут: некий вьюнош, рост метр девяносто, в плечах косая сажень...

– Это Фатеев, – пробормотал я.

– Вероятно, – согласился Северин. – И чудная собачка с теленка ростом. Я в этом не очень разбираюсь, но, кажется, ротвейлер. Три раза в день они выходят погулять перед подъездом, а потом возвращаются в квартиру. Видать, стерегут дом, пока нет хозяина.

– Слушай! – воскликнул я. – А он не на даче?

– Нет. Во всяком случае, маловероятно. Маслаковская “шестерка” стоит во дворе под окнами. А пару дней назад видели, как Маслаков с вьюношем сели под вечер в эту “шестерку”, Причем хозяин был с дорожной сумкой. А через пару часов на машине вернулся один Фатеев.

– Это когда ж ты все успел так быстро разузнать? – спросил я с профессиональной завистью.

– Есть там один элемент окружающей среды, – довольно туманно поделился Стас. – На первом этаже проживает.

– Ну и какие будут предложения? – задал я сакраментальный вопрос.

У нас оставалось каких-нибудь четверть часа до приезда Комарова, чтобы родить план действий. И мы его родили. Планчик вышел довольно нахальный, даже авантюрного склада, но – редкий случай – без особых между нами споров и разногласий. Мы даже не стали сочинять на всякий случай альтернативных вариантов, а так тепленьким и понесли его прямо в кабинет к заместителю начальника МУРа.

Комаров молча прочитал наш рапорт о вчерашних событиях и молча отложил его в сторону. Лицо его не предвещало нам ничего хорошего, но мы догадались, что буря, если и не отменяется, во всяком случае, откладывается. Что мы свое получим сполна, сомнений быть не могло, но сейчас нам давалась возможность, во-первых, более или менее спокойно продолжать работу, а во-вторых, шанс на частичную хотя бы реабилитацию. Конечно, умом мы понимали, что хороший, думающий о деле начальник только так и должен поступать, но в тот момент испытывали к Комарову вполне щенячью благодарность и, радостно виляя хвостами, принялись с воодушевлением излагать ему, как мы собираемся за эту свою реабилитацию бороться. Иными словами, как думаем добраться до дачи, предположительно расположенной в районе Малаховки, на которой, возможно, оборудовал лабораторию по производству морфина Кобра – Гароев и где, может быть, спрятана увезенная в качестве Шу-шу Ольга Троепольская.

Против худших ожиданий, Комаров наш план не забодал, а, внеся несколько очень дельных поправок, одобрил и даже сказал, что лично примет участие на конечной стадии. Только спросил, когда мы уже стояли в дверях, – не спросил даже, а как бы уточнил со значением:

– Что может быть, если мы его упустим, вы себе хорошо представляете?

Мы представляли хорошо. Хотя даже думать на эту тему нам не хотелось. Как не хочет думать скалолаз о том, что будет, если страховка вдруг подведет. Потому что, если про это думать, лучше совсем не лезть в гору. Правда, было у нас со скалолазом и отличие: он-то действительно может передумать, а нам, как ни крути, выходило, что отказаться от риска – значит пойти на риск еще больший. С тех пор как Троепольская пропала, заканчиваются четвертые сутки...

Обыск шел второй час, не принося сногсшибательных результатов. Впрочем, сногсшибательных мы и не ждали. Для начала нам вполне хватило развороченной дверцы старинного бюро из красного дерева: вырванный с мясом замочек свидетельствовал, что мы на верном пути. Рядом, стоя на коленях, возился эксперт НТО в поисках следов наркотика. Но в этом, по выражению Северина, музее-квартире Маслакова, набитом антикварной мебелью, бронзой, картинами, иконами, а также в большом ассортименте продукцией японских фирм, представленных здесь разнообразной видео– и прочей техникой, включая холодильник, пылесос, стиральную машину и телефонный аппарат, нас интересовало одно вполне инородное тело, к которому мы, однако, свой интерес тщательно маскировали. Тело это, когда-то, наверное, мускулистое, спортивное, а теперь скорее грузноватое, но все еще мощное, грозное, принадлежало бывшему футболисту Геннадию Фатееву и возлежало в кресле у журнального стола. Радом с ним сидел, неприязненно наблюдая за происходящим, шоколадный красавец ротвейлер. На всякий случай его привязали за поводок к батарее отопления, но каждый раз, когда мимо проходил кто-то из наших сотрудников, шерсть на загривке вставала у него дыбом, и Фатееву приходилось успокаивать зверюгу, лицемерно приговаривая:

– Тихо, Дигар, свои...

Тоненько заверещал висящий на стенке телефон, и я бросился к нему. Голос у Северина был бодрый:

– В принципе все готово. Так что кончай бодягу, двигайте сюда.

Положив трубку, я подошел к Фатееву. Стараясь не проявить своей озабоченности соседством грозного Дигара, но и не делая все-таки излишне резких движений, опустился в кресло напротив. Сказал добродушно, как только мог, глядя в его насупленную физиономию:

– Давайте, Геннадий Владимирович, еще разик. Значит, где находится в настоящее время хозяин квартиры Маслаков, вы не знаете?

Фатеев тоже, как хозяйская собачка, – посмотрел неприязненно и отрицательно мотнул своей крутолобой башкой.

– А вы, стало быть... – продолжал я дружелюбно.

– Борис Александрович попросил вот пожить, собака тут, ну и так далее... – Бывший футболист смотрел не на меня, а куда-то вбок.

– И что он сказал, долго вам тут, с собакой?..

Фатеев теперь смотрел вверх, на потолок, словно надеялся, что там загорятся сейчас огненными буквами ответы на мой вопросы. Видимо, письмена не зажглись, и он туповато пожал плечами:

– Сказал, звонить будет.

– Хорошо, – подытожил я, поднимаясь. – Поскольку вы жилец, так сказать случайный, вам тут делать особо нечего, товарищи и без нас справятся. А пока вас не затруднит подъехать вместе со мной до отделения милиции и там в письменном виде дать эти же объяснения?

По лицу Фатеева, как в открытой книге, можно было прочитать, что его ох как затруднит еще давать какие-либо объяснения, да к тому же в письменном виде! Но не заводиться же с ментами на пустом месте? И он покорно поднялся вслед за мной.

– Знакомьтесь, – сказал я, приглашая Фатеева, в кабинет, который местные ребята освободили нам для такого случая, – это товарищ Северин из МУРа, он занимается вашим делом.

Стас сидел за столом с гордым видом и солидно кивал головой.

– Почему сразу моим? – неприятно поразился Фатеев.

– Ну не вашим, не вашим, – успокоил я его. – Делом Маслакова. Товарищу Северину и напишите объяснение.

Сейчас дадим вам бумагу и ручку.

Я подошел к Северину, заглянул ему через плечо.

– Дописал рапорт?

– Пишу, – ответил он, кивнув на листок бумаги перед собой.

– А то уже звонили, – сообщил я многозначительно. – Дописывай и сразу отправляй вместе с объяснением. – Тут я легонько показал Головой на Фатеева.

И в этот момент в коридоре послышались крики, какие-то глухие удары, потом удары звонкие. Испугавшись, как бы ребята не переборщили с шумовыми эффектами, я подскочил к двери и выглянул наружу.

– Что там? – недовольно поинтересовался Северин, поднимаясь из-за стола.

– Пьяного привезли, – откомментировал я, вглядываясь. – Буянит. Не могут справиться. После чего шагнул в коридор, успев заметить, что Стас тоже, досадливо крякнув, решительно направился на подмогу, не забыв, правда, перевернуть листок с рапортом.

Выйдя, мы плотно прикрыли за собой дверь.

А теперь пусть простят меня мои воспитатели и учителя, все взрослые дяди и тети за то, что я делал! Да, я подглядывал в замочную скважину. Я смотрел в замочную скважину и видел, как Фатеев на полусогнутых поднялся со своего места. Я не мог видеть лица, он стоял ко мне вполоборота, почти спиной, но поза, поза говорила о многом! Бывший футболист наклонился вперед, к северинскому столу, вытянув шею, будто собирался врезать головой по летящему мячу, а мяч все не летел.

Мы оба по разные стороны двери стояли в дурацких, очень неудобных лозах, и не знаю, кто из нас нервничал больше. Там, на этом листке, аккуратным почерком Северина было написано следующее:

“Заместителю начальника УУР Комарову К. Л. Рапорт.