Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах - Дмитрий Владимирович Бавильский

Сб, 23:48: Внутри этот странный Дуомо напоминает лесную чащобу. Полюбил я лес прекрасный, с мозаиками пола и фресками потолков.

Вс, 00:38: Идешь по центральному нефу, видишь слева открытую дверь, а за ней поляну фресок на стенах – значит, капелла, заходишь – а там вполне светское учреждение: Библиотека Пикколомини, расписанная Пинтуриккьо.

Вс, 00:43: Крипту при перестройке собора (вход с противоположной стороны Дуомо, с тыльного фасада со своей автономной розой) засыпали, когда затевали перестройку. Отрыли только в 1999 году, что позволило букету древних романских фресок донести до меня всю свою свежесть.

Вс, 00:58: В центре баптистерия, который тоже нужно еще поискать (вход в него сбоку от храма), – крестильная чаша Якопо делла Кверча, а вот боковые рельефы на шести ее гранях – хрестоматия классической ренессансной скульптуры, где Донателло не самый, между прочим, мощный.

Вс, 01:11: Госпиталь Санта-Мария-делла-Скала, что сразу напротив Дуомо, известен своими циклами фресок, но оказалось, что видимая его часть – четверть всего остального музея, растущего вниз на четыре этажа под землю.

Вс, 01:41: В том же зале Пилигримов Санта-Мария-делла-Скала с чудесными фресками сейчас временно выставили росписи Амброджо Лоренцетти, извлеченные из церкви в Сан-Гальгано, которую я обязательно должен увидеть на этой неделе.

Вс, 01:45: Дуомо стоит на высокой покатой площади, откуда скатывается вниз река главной улицы, бегущая мимо площади с Палаццо Публико и дальше к городским воротам – как это было в Урбино, как это повторилось в Перудже.

Вс, 01:51: Дуомо со всеми его пристройками (баптистерий, крипта, сокровищница – есть масса комбинированных билетов, предлагающих любой набор визитов) и недостройками – тут я имею в виду недостроенный новый неф, в стене которого открыли музей собора, а по верхней грани пустили экскурсии с панорамными видами (я взял самый вместительный билет за 18 евро), напоминает то ли осьминога с подрубленными щупальцами, упавшего на майдан откуда-то сверху (готика возопила от удара и устремилась вверх), то ли морского ската, заземлившегося на вечном приколе – с вечно торчащим в небо выпуклым хребтом, выступившим сквозь каменистую кожу.

Столица Средневековья

В Сиену нужно ехать за Средневековьем – пик развития тут пришелся на осенние, предренессансные времена. Впрочем, и само Возрождение здесь попытались заметить как можно позже, с особо суровой готовностью упиваясь собственной готичностью в то время, когда Флоренция, буквально под носом, вскипала и пенилась всемирным центром небывалого гуманизма.

Два мира – два Шапиро. Сравнивая заклятых соседей, пущей эффектности ради хочется вспомнить про разницу между Северной и Южной Кореей, хотя такое сравнение вряд ли будет даже метафорически точным. Но ощущение разницы тем не менее задаст. Быстрый закат исторических и общественных ожиданий (связанный прежде всего с отсутствием денег) сохранил Сиене аутентичный ландшафт. Причем не только архитектурный, но и ментальный – наблюдательные паломники отмечают особенный сиенский норов, способный протиснуться даже сквозь узкие щели туристической инфраструктуры.

Этим невероятным достижением, со временем превратившимся в главный городской аттракцион, Сиена схожа с Венецией. Это все-таки именно что большой и хорошо сохранившийся город, а не крепость, как Сан-Джиминьяно, и не монастырь, как Монте-Оливето-Маджоре.

Ощерившийся хитиновый панцирь исторического центра остался практически неизменным, как и своевольный характер, внезапно проявляющийся в хозяйской вольготности.

Кажется, только в Сиене музеи и церкви (а также кафе и магазины) открывают и закрывают когда захотят. Удлиняя сиесту до полного светового дня.

Только здесь своя рука – владыка, решающая, где можно фотографировать, а где снимать категорически запрещено. Только в Сиене мне удалось попасть в пинакотеку лишь с третьего захода. На фоне общего культурного изобилия и столпотворения памятников она, кажется, никому не нужна. Верх верхнего города

После нежных, кремовых умбрийских городков попадаешь в Сиену как в столицу равнодушного мира. Нехотя она берет путника железными щипцами и начинает мотать по всему околотку. Улицы здесь шире, чем в предыдущих сериях, дома выше, храмы богаче. Однако бойцовский характер, веками закаленный в битвах с соседней Флоренцией, прет из каждого нагретого камня.

Сиене важно выглядеть во всем первой, главной, максимально могучей, корни ее уходят чуть ли не до центра земли – я увидел это, когда первым же вечером возвращался домой из исторического центра через борго и долго шел параллельно городской стене. Хотя похожие мощные стены есть всюду – и в Урбино (все-таки он по-прежнему остается для меня самым действенным), и в Перудже, размах Сиены никому не переплюнуть, не перепрыгнуть, не переломить.

Вот и туристов тут больше, чем во всех предыдущих городах вместе взятых. Балованный, значит. Дорогой. Прикидывающийся равнодушным, несмотря на туристический интернационал, засиживающий площади, кафе и шатающийся по сумрачным музеям.

Первый раз за поездку почувствовал, как город сопротивляется мне и дается (точнее, не дается) со странным упорством.

Ассиметричный дискомфорт, несмотря на то что особенно большого разлета улиц вверх-вниз не наблюдается: панорамных провалов здесь на порядок меньше, чем в Перудже или в Ассизи. Повесть о двух площадях

Основной людской поток движется между площадями двух островов наполненной пустоты – магнитофонной лентой, натянутой меж бобин с возможностями неограниченного звукоизвлечения. Причем не только из себя, но и из гулкого, резонирующего пространства.

Piazza del Campo похожа то ли на ракушку, то ли на амфитеатр, в котором все зрители и одновременно актеры – выходишь из сумрачного лабиринта улиц на солнечный пролет, потом спускаешься по лестнице (похожий белый спуск есть перед Дуомо в Сполето) как на сцену, освещенную софитами.

На ней возникает акустический омут монады (голуби взлетают от прямоугольного ренессансного фонтана к верхним этажам центральной башни, постепенно наращивая скорость звука) – словно бы попал внутрь громадного мыльного пузыря с разноцветными переливами фасадов, стекающих по равноудаленным краям.

Проходы на площадь работают точно шлюзы, позволяющие будто бы проникнуть в иную реальность. Пока идешь по улице, кажется, сцена главного представления именно здесь, но стоит спуститься из города на площадь, получится, что все это время ты все еще блуждал по закулисью.

Если на Piazza del Campo люди ведут себя как на пляже, то на другой, верхней площади, у Дуомо, все мы, группами и поодиночке, похожи на голубей у водопоя – ступени лестниц, ведущих к храму, отполированы до блеска, до гладкописи рояльных клавиш. Во всей этой неправильности улиц и площадей, идеально приспособленных под постоянно экранирующее эхо, словно бы составленных из разных фрагментов, внезапно взятых здесь из разных конструкторов, есть своя меланхолическая музыка.

Как же она вступает