Эффект проникновения - Андрей Быстров

С этим грозным напутствием, дошедшим даже до проспиртованного сознания Калиновой, Кремнев откланялся. На лестничной клетке он достал из кармана диктофон, которым его снабдил генерал Васильев, отмотал пленку назад и прослушал фрагмент беседы. Все записалось отлично.

9

С рассвета минуло не менее пяти часов, прежде чем Аня Кудрявцева наткнулась на железную дверь.

Эту ночь Аня и Сретенский провели на голой земле, точнее – на камнях, тесно прижавшись друг к другу и дрожа от холода в какой-то скальной выемке. Машину они бросили за барьером с угрожающим предупреждением о так называемой радиационной опасности и долго брели наугад в темноте, пока не свалились от усталости.

Рассвет наступил быстро, мощно и неудержимо вступая в свои права. Лиловое небо зловещего оттенка укутывали по краям сизые рваные облака. Вокруг заблудившихся в незнакомом мире мужчины и женщины вздымались белые, серые и коричневые скалы, похожие на обломки зубов исполинских чудовищ, умерших давным-давно.

– Надо идти, – невесело молвил Сретенский.

И они шли, утратив всякое понятие о направлении, падая, поднимаясь и снова падая в каменных лабиринтах, совсем не приспособленных для пеших экскурсий. Ане очень хотелось есть и пить. Андрей Иванович на эту тему не заговаривал, но девушка понимала, что и ему не легче. А он думал, что в конце концов придется возвращаться и сдаваться. Но даже если бы они приняли такое решение, осуществить его было бы не слишком просто. Как найти дорогу назад?

В тот момент, когда Сретенский с переменным успехом отражал атаки мрачных мыслей, Аня и обнаружила дверь.

Эта дверь в обтесанной вертикальной скале напоминала те, что Аня много раз видела по телевизору в передачах о бункере Сталина. Она была приоткрыта, и толщина ее составляла не менее тридцати сантиметров. На проржавевшей поверхности торчали какие-то штурвальчики и рукоятки. От двери вела прямая дорога, уже метрах в десяти заваленная каменными глыбами, будто после сильного взрыва.

– Андрей Иванович! – позвала девушка.

Сретенский показался из-за скалы.

– Смотрите…

Подойдя к двери, Сретенский заглянул внутрь. Если он ожидал увидеть темноту, то ошибся. Широкий коридор с наклоном вниз освещался укрепленными на стенах белесо светящимися трубками, похожими на люминесцентные лампы. Андрей Иванович ступил на гладкий пол коридора, осмотрел одну из трубок. От нее не тянулось никаких проводов.

– Химическая реакция, – пробормотал Сретенский, – или радиоактивные элементы… Это будет светить столетиями.

Аня робко вошла вслед за Андреем Ивановичем.

– Мы пойдем туда? – чуть слышно спросила она.

– Почему бы и нет? – Сретенский передернул плечами. – Это не хуже, чем скитаться среди скал. Может быть, здесь нам удастся найти нечто, проясняющее наше положение…

Он решительно двинулся вперед по коридору, девушка последовала за ним. Коридор изгибался сектором окружности, его ширины было бы достаточно, чтобы здесь проехал грузовик. Метрах в ста от входа в стенах начали попадаться другие двери, многие из них были закрыты и заперты, иные распахнуты настежь – но за ними располагались лишь огромные, совершенно пустые комнаты – залы, где ровно лился свет все тех же люминесцентных трубок.

Один из этих залов отличался от прочих тем, что в его противоположной стене виднелась еще одна дверь.

– Сюда, – сказал Сретенский.

Приблизившись к этой двери, он потянул за ручку, но она не подалась. Андрей Иванович решил было, что новая дверь тоже заперта, и только для очистки совести приналег на ручку сильнее. Неожиданно дверь отворилась.

За ней открылся узкий металлический мостик, пролегающий на большой высоте над громадным помещением, тонувшим внизу в полумраке. Это было что-то вроде заброшенного подземного завода – во всяком случае, на такую мысль наводили остовы притаившихся в пещере гигантских механизмов. Аня и Сретенский не без опаски шагнули на мостик. Очевидно, он был достаточно прочным, ибо даже не шелохнулся.

Шаги гулко отдавались в пустоте пещеры. Мостик привел к очередной двери, которую также удалось открыть.

Аня вскрикнула и отпрянула. Прямо за дверью, головой к низкому стальному порожку, лежал труп. Он давно высох, мумифицировался, пустые глазницы уставились в никуда. В центре лба темнело круглое отверстие.

– Эге, ребята, – озадаченно буркнул Сретенский. – Нет мира под оливами…

Бочком, по стеночке Аня пробралась мимо мертвого тела, а Сретенский попросту перешагнул через труп. Последние события начисто выбили из него интеллигентную чувствительность.

И снова потянулись коридоры, двери, повороты, пустые помещения. Аня нервничала, она боялась заблудиться. Сретенский успокаивал ее, говоря, что запоминает дорогу.

Короткий коридорчик привел их в комнату, непохожую на другие. Аня застыла на пороге, сдерживая готовый вырваться вопль ужаса.

В этой не очень большой комнате – метров шесть на семь или около того – стояли устройства, в которых Сретенский безошибочно опознал электронно-вычислительные машины, изготовленные еще до появления персональных компьютеров IBM. В трех креслах перед пультами поникли мертвецы. Судя по их позам, смерть застигла этих людей врасплох. На полу вырисовывались засохшие кляксы – может быть, кровь.

– Андрей Иванович, – прошептала Аня. – Неужели война все-таки была?

– Нет, – ответил Сретенский. – Если и была, то частная…

Он отворил деревянную дверь в дальнем углу комнаты. Там находилось помещение еще меньшего размера, с письменным столом, кушеткой и запертым шкафом. Подобрав валявшуюся на полу железку, Сретенский взломал этот шкаф.

– Аня! – обрадованно воскликнул он.

Шкаф был забит провизией – консервными банками, плитками шоколада, бутылками с минеральной водой, запечатанными в целлофан хлебными батонами и тому подобным. Правда, на банках и бутылках не было привычных этикеток. Их заменяли простые бумажные наклейки с указанием содержимого. В белую бумагу с надписью «Шоколад» были завернуты и плитки, каждая в отдельности.

– Но сколько всему этому лет? – осторожно спросила Аня.

– Подумаешь, – беспечно сказал Сретенский. – Были случаи, когда находили спустя семьдесят лет продовольственные запасы арктических экспедиций. Попробовали – нормально…

Андрей Иванович сорвал пробку с бутылки. Вода шипела и пузырилась. Сретенский с наслаждением сделал огромный глоток, фыркнул, улыбнулся и передал бутылку девушке. Та отхлебнула сначала чуть-чуть, не смогла удержаться и допила бутылку до конца.

– Видишь, не умерли, – подзадорил ее Сретенский.

Он достал банку с надписью «Свиная тушенка», вскрыл ее той же острой железякой, сразу пригодившейся ему и в качестве вилки.

– Вкусно! – громко объявил он.

Голод победил сомнения Ани, и она набросилась на тушенку. Впрочем, ее понятные опасения были безосновательны. Сколько бы ни пролежали здесь эти продукты, они превосходно сохранились в сухом воздухе при никогда не меняющейся температуре.

Насытившись, Аня и Сретенский почувствовали себя значительно лучше. Девушку уже не так угнетала мысль о трупах в соседней комнате. Андрей Иванович решил осмотреть ящики письменного стола, но в них не нашлось ничего, кроме хлама вроде старых авторучек и листов бумаги, изрисованных бессмысленными каракулями.

Неизвестно, по какому наитию Сретенский вытащил нижний ящик из правой тумбы стола. Хотя наитие наитием, но в его поступке была и логика. В левой тумбе ящики отсутствовали, там располагались две полки, и если в этом столе хотели что-то спрятать, так только под правым нижним ящиком.

Там Сретенского действительно ждала находка. Она выглядела настолько жалко – пожелтевшая измятая тетрадка без обложки, – что Андрей Иванович принял ее за такой же мусор, как и все остальное в столе, завалившийся за бортик ящика в незапамятные времена. Но стоило ему бросить взгляд на первый лист, как он издал удивленный возглас, разгладил тетрадку ладонью, сел на кушетку и жестом пригласил Аню последовать его примеру.

Девушка с любопытством посмотрела на старую тетрадь – обыкновенную, школьную, в клетку. Видимо, одного или нескольких листов с началом текста недоставало, потому что с верха страницы явно шло продолжение быстрым импульсивным почерком.

«… Которого я уже никогда не увижу. Боже, храни его, если ты есть».

За этой краткой и совершенно непонятной записью следовал заголовок, сдвинутый влево: «14 июля 1970 года. 17-й год Фоксхола».

– Это… дневник? – предположила Аня.

Сретенский не откликнулся, погруженный в чтение, и девушка принялась читать вместе с ним.

«Сегодня выбрался в город – как всегда, не один, а в проклятой навязанной компании. Происходит что-то ужасное. Они хотят убедить людей, что мира, откуда мы прибыли, вовсе никогда не существовало. Теперь они утверждают, что Фоксхол – это и есть наш мир, где цивилизация была разрушена атомной войной. Но у людей есть память! Как они заставят их забыть? Их расчет прост, как в той притче про мужика, которому все говорили, что он продает не петуха, а зайца, так что в конце концов он сам поверил. Самое страшное – я встречался с людьми, которые вроде бы не должны забыть, как все было на самом деле. Но некоторые начинают сомневаться, а другим наплевать… Фоксхол становится единственной реальностью».