Тайные войны спецслужб - Игорь Атаманенко

Ну что ж, пеняйте на себя, Курт. Обрадовавшись выигрышу, а потом испугавшись, что можете его не получить, вы из-за своей жадности загнали себя в капкан!»

Искушенный в интригах ум Полещука, словно ЭВМ, немедленно выдал несколько вариантов, как он в будущем сможет использовать оказавшуюся в его руках записку.

Во всех спецслужбах, будь то разведка или контрразведка, существует свое разделение труда, зависящее от личных качеств сотрудников.

Есть блестящие вербовщики, которые не в состоянии связно изложить свои мысли на бумаге, и, наоборот, есть виртуозы пера, способные грошовое мероприятие преподнести как битву при Ватерлоо.

Есть блестящие руководители крупных коллективов, которые могут оказаться совершенно беспомощными на боевом поле, и, наоборот, есть простые оперы, чей изобретательный и безжалостный ум в состоянии родить такую интригу, от которой целый департамент противника будет стоять на ушах.

К последнему разряду оперработников как раз и принадлежал Полещук.

«Ну, к примеру, партайгеноссе Фогель, я через какого-нибудь своего агента доведу до сведения гэдээровского посла, то есть вашего непосредственного начальника, что вы даете деньги в рост местным торговцам или бизнесменам. А в подтверждение обвинений агент приложит копию этой писульки. У вашего посла возникнет естественный вопрос: откуда у вас, при вашей нищенской зарплате, могут быть лишние деньги? Значит, вы имеете дополнительный приработок! А законен ли он, если вам по роду деятельности категорически запрещено подрабатывать на стороне?! Да разве только это…

Вопросы, вопросы и вопросы, которые вам будут задавать там, где на них ох как трудно найти убедительные ответы…

Да, поторопились вы, товарищ Курт, и сами же себя загнали в ловушку! И, собственно, из-за чего? Из-за жадности! Ну что ж, жадность, она и более выдающихся людей, не чета вам, губила… Вы решили напомнить мне, что я должен вам $6000, не так ли, товарищ Курт? Так вот теперь за эту сумму вы у меня свое послание и выкупите. Сами напросились, уж не взыщите!

В общем, считайте, что письменная контрольная вами провалена, теперь послушаем, что вы там говорили своим партнерам в мое отсутствие, может, и там найдется что-нибудь в этом же духе…».

Прослушивая магнитофонную запись, Полещук делал пометки в блокноте, а иногда переписывал целые фразы — пригодится. Разумеется, особое внимание он уделил рассказу Гольдмана об отношениях Сэлли с итальянцем.

Разведчик еще и еще раз возвращался именно к этому фрагменту, но не потому, что испытывал какое-то наслаждение от сознания своего превосходства над безвольным Бевилаквой и Сэлли, женщиной-вамп, которая, по словам доктора, загонит в петлю еще не одного молодого мужика. Отнюдь!

Тиран в отношениях с женщинами, Полещук в душе посмеивался над рассуждениями Гольдмана, будучи совершенно уверен, что та участь, которая постигла неврастеника-итальянца, ему не грозит.

Интуиция подсказывала ему, что именно в высказываниях доктора кроется разгадка, ключ к его вчерашнему проигрышу и сегодняшнему тяжелому, но отнюдь не постпохмельному, состоянию. Однако всякий раз у него не хватало терпения дослушать рассказ австрийца до конца.

Наконец, отчаявшись найти какую-либо зацепку, Полещук оставил включенным магнитофон и обратился к своим записям в блокноте. В тот же момент его слух поразила фраза, произнесенная доктором по завершении повествования: «Я лишь предложил, ему пройти несколько сеансов гипноза, прописал транквилизаторы».

Полещук выскочил из-за стола и в сильном возбуждении начал вышагивать по кухне. «Вот тебе, Леня, и разгадка, вот тебе и объяснение, почему вчера ты продул партию! Значит, в тот момент, когда банк перешел в руки Фогеля, эта австрийская сволочь начала меня гипнотизировать! То-то он не сводил с меня глаз… А я-то, наивняк, положился на свое умение вовремя передернуть карту, всего-то! Н-да, против лома нет приема… Разве мог я вчера со своими допотопными «мульками» тягаться с дипломированным гипнотизером?!. В свое время мне приходилось сражаться с мастаками, которые заранее метят карты или специальные очки надевают, чтобы издали видеть карту противника, но чтоб гипнотизировать партнера… Нет, увольте, таких среди картежников я еще не встречал.

Наши преферансисты говорят: «Знал бы прикуп — жил бы в Сочи». Наивные! Что такое знание прикупа в сравнении с манипуляциями гипнотизера за карточным столом? Вот кто может безбедно жить — гипнотизер, и не только в Сочи! В этом я сам вчера убедился…

Н-да, здорово сработал дуэт Фогель — Гольдман! Один, значит, мне виски в бокал без устали подливал, а второй тем временем направлял на меня силу внушения… То-то я всякий раз игру невпопад заказывал. Говорил не то, что думал, делал не то, что хотел… И ведь что интересно: бомбардировать меня доктор принялся только после того, как я сорвал крупный куш, раздел консула на целых $4000! Слаженно работают арийцы, ничего не скажешь…

А теперь эта сволочь играет в благородство:

«Дорогой друг, я не тороплю Вас с возвратом $6000. Искренне Ваш Курт».

Ну что ж, товарищ Курт, раз вы не спешите получить обманным путем выигранные у меня деньги, так тому и быть. Встретимся после того, как сработает Чанг и придет ответ из Москвы!»

Все бы, конечно, было нормально, если бы в кассу резидентуры не надо было возвращать тысячу долларов… Что делать? Их вернуть необходимо до возвращения Тимофеева из отпуска…

Закончив прослушивание записей и подкрепив себя еще одной таблеткой аспирина и чашкой чая, Полещук вспомнил о привычке Чанга работать по выходным дням до обеда. Наспех приведя себя в порядок, разведчик опрометью бросился в гараж.

На ходу сообразил, что лучше воспользоваться машиной Сэлли — в выходной день американские дипломатические номера будут меньше привлекать внимание полицейских. Тем более что машину придется оставить на улице у здания непальского министерства внутренних дел.

На минуту заехал в резидентуру, взял портативный фотоаппарат и несколько бутылок «Посольской» — по опыту знал, что без спиртного на полноценную явку можно не рассчитывать…

Советские разведчики, как правило, встречались со своими агентами из числа непальцев в каком-нибудь из храмов исторического комплекса Пашупатинатх, расположенного в нескольких минутах езды от Катманду.

Однако хорониться по углам храмов, встречаясь с таким секретным помощником, как Чанг, было совершенно излишне. В непальском министерстве внутренних дел агент возглавлял департамент виз, регистрации и контроля за находящимися в стране иностранными гражданами. Его служебное положение само по себе выполняло роль естественного прикрытия для проведения конспиративных встреч, так как появление «бледнолицых» в его кабинете не вызывало никаких подозрений у местной контрразведки — работа у полковника такая…

Чанг, он же полковник Лакшман Шарма, был завербован предшественником Полещука майором Рогачевым, после того как организовал отправку его жены на лечение к «курганскому кудеснику» хирургу Гавриилу Илизарову.

Шарма узнал о враче-волшебнике, прочитав публикацию в «Нью-Йорк тайме», и в тот же день попросил аудиенцию у советского посла в Непале Григория Пасютина.

Посол, в начале своей дипломатической карьеры состоявший в агентурном аппарате КГБ и сохранивший (как ни странно!) добрые чувства к этому ведомству, сообщил о предстоящем визите непальца резиденту, полковнику Тимофееву. Тот вызвал к себе майора Рогачева, и работа началась…

В итоге молодая женщина с врожденным дефектом — левая нога короче правой на несколько сантиметров — была направлена в Союз и наконец избавилась от пожизненной хромоты. Кару божью устранили человеческий гений и золотые руки Илизарова…

В конце шестидесятых — начале семидесятых годов XX века Гавриил Илизаров своей новаторской методикой врачевания врожденных и в несчастье приобретенных дефектов костей и суставов конечностей произвел настоящий переворот в травматологии и ортопедии, завоевав заслуженную мировую славу.

Клиника целителя из глубинки стала приносить стране баснословные прибыли в свободно конвертируемой валюте — в Курган, ставший уральской Меккой, хлынули богатые калеки со всего света!

Однако для широких масс Советского Союза Илизаров по воле главного идеолога КПСС Михаила Суслова по-прежнему продолжал оставаться безызвестным местечковым костоправом без званий и имени.

Главное для всесоюзного идеолога номер один Михаила Суслова было в другом. В том, что отчество у Гавриила было Абрамович! Тысячи и тысячи советских граждан еврейской национальности подали заявления и ожидали своей очереди выехать из СССР на постоянное жительство, куда-нибудь подальше от реалий развитого социализма, а тут еще разгоравшийся арабо-израильский конфликт».