Парадокс Атласа - Оливи Блейк

снова присмотрелась к молодой версии Далтона, потом к стенам его ментальной крепости и подивилась, как она раньше об этом не думала: рядом с ней Далтон всегда был очень осторожен. Тогда как все это объяснить?

– Ты видишь, чем он занимается, – спросила она у анимации, – твой хозяин? Ты следишь за ним?

– Тут и знать нечего. – Раздраженность молодого Далтона граничила с инфантилизмом. – Он читает. И читает, и читает, и читает, и читает, и…

– Верно. – Ну, вашу мать. Должно быть, она что-то упускала, а чем больше пыталась понять, что именно, тем тревожнее становилось. – Мне пора.

– Подожди. – Осколок личности Далтона снова замерцал, исчез и возник рядом с ней. – Ты еще вернешься? Я же говорю, за мной что-то следит.

– Уверена: он следит за тобой постоянно, – слушая его вполуха, ответила Париса. Ведь Атлас будто всякий раз в курсе, когда она задерживается у Далтона в голове. Если так подумать, то почему он до сих пор не выдернул ее отсюда? Вот опять все страннее и страннее, а еще досаднее и хуже. – Мне только надо сделать кое-ч…

– Подожди. – Далтон внезапно оказался к ней вплотную и ухватил за руку. – Париса.

Париса вздрогнула от неожиданности. Как и черты настоящего Далтона – или как назвать ту его версию, которую, похоже, взломали, – внешность этого обладала приятной незамысловатостью. Ровные линии, острые углы. Парисе, которая сама была произведением искусства, нравилось высокое качество анимации. Вблизи ощущалась ее сила, и это возбуждало.

– Ты ведь знаешь, да? – низким голосом произнес этот Далтон. – Почему возвращаешься снова и снова?

По спине Парисы пробежали мурашки.

– Конечно, – беззаботно ответила она. – Люблю хорошие головоломки.

– Дело не в этом. – Теперь он держал ее за руку нежно. – Ты знаешь меня. Можешь отличить.

Ну, еще бы ей не отличить его от той версии, с которой она может свериться в любой момент времени. Именно так Париса и хотела ответить или же сказать нечто столь же ветреное и холодное. Показать, что ни сам он, ни его близость никак на нее не влияют. Слова уже вертелись на языке, готовые сорваться, однако Париса медлила, потому что понимала, что именно он имеет в виду: она не просто его знает – а чувствует некую связь, нечто, взывающее к ней.

В итоге Париса промолчала. В его глазах, этих темных омутах, стоял странный блеск: призыв, которому лучше остаться без ответа. Она слишком хорошо знала, как работает эта химия, и простое вожделение, животный инстинкт не вскружили бы ей голову. Она уже спала с Далтоном этой ночью и переспит еще, возможно, не раз без особых усилий.

И все же, когда он подался ближе, она не сумела призвать на помощь рассудок и отстраниться.

– Ты не настоящий, – сказала Париса. Даже сейчас она видела все изъяны, не позволяющие принять его за настоящего Далтона. Незавершенный, он не должен был охмурить ее, и все же у него получалось. Но ведь он в лучшем случае оставался идеей или вопросом. Влечение к нему было сродни сексуальному желанию от запаха или состояния ума.

– Разве я недостаточно реален? – Он поцеловал ее, усмехаясь. – Для тебя я настоящий. И, по крайней мере, в одном смысле ты не можешь во мне сомневаться.

– В каком? – Дыхание предательски срывалось.

Этот Далтон как будто все знал. Улыбка на его губах вызывала тревогу.

– Я – то, чего ты ждала.

Резко ахнув, Париса очнулась, вырвалась из объятий астральной формы Далтона, придя в себя возле его спящей физической формы. В мгновение ока мрак замковой башни сменился темнотой особняка: одна бездна взамен другой. Париса наконец сориентировалась; во рту пересохло, в голове царил кавардак. Постепенно ощущение знакомых простыней и постели Далтона помогло ей вернуться на землю, равно как и вихрящийся вокруг нее разум особняка.

Далтон немного подергивался во сне. Скорее всего, от присутствия Парисы он видел кошмар, но испытывать угрызения совести она не торопилась. В конце концов ей было чем заняться.

Подхватив свои вещи, она наскоро оделась и направилась через галерею к комнатам посвященных в западном крыле. Странно, но в помещениях никого не было. Сбитая с толку Париса коснулась стены и тут же замотала головой в приступе ярости. Она привела разрозненные мысли в порядок и разъяренно зашагала к лестнице.

Она понятия не имела, где Тристан с Нико, но, едва ощутив, как в раскрашенной комнате рядышком сидят Каллум и Рэйна, точно поняла, что случилось. Эти двое неспроста сошлись посреди ночи: они же скорее прибьют друг друга, чем, фигурально (уж точно не буквально) выражаясь, лягут в одну постель. Если только на кону не стоит нечто очень серьезное. Тем более что Рэйна до странного зациклилась на Далтоне, а Каллум определенно придумал бы, как извлечь выгоду из любой, даже самой дурацкой, возможности.

Париса искала взломщика, но забыла, что знает, где именно надо смотреть.

– Как прошло? – спросил Каллум, салютуя бокалом.

На мгновение, испытав внезапный приступ острого и неконтролируемого гнева, Париса вспомнила, что ей, наверное, стоило его убить. Несколько месяцев назад, в прошлом году, вчера… Без причины, без нужды: неважно, что он был для нее пустым местом, ради которого не стоит марать руки. Однако причина имелась: он ей просто не нравится, а это уже достаточный повод.

Каллум отчетливо чувствовал ее отвращение. Улыбнулся и отхлебнул вина – бордо, как показалось Парисе, коварно блеснуло на свету.

– Искренне надеюсь, что наш добрый мистер Эллери был, как всегда, чуток, – заверил ее Каллум. – В конце концов, он ведь все равно хотел этим заняться.

– Наверняка это было непросто, – проскрежетала Париса. У Далтона имелись слабости, но подверженность чьему-то влиянию в их число не входила. Даже ей удавалось склонить его хоть к чему-нибудь с большим напряжением.

– Это кого спросить, – ответил Каллум. Он явно кайфовал от успеха, и тогда Париса обернулась к Рэйне, смотревшей на нее пустым взглядом.

– Я была о тебе лучшего мнения, – напряженно сказала Париса, злобно стрельнув глазами в сторону Каллума.

Рэйна пожала плечами, присмотрелась к бокалу в руке Каллума и снова бегло и скучающе взглянула на Парису. Хотя нет, в ее глазах стояла горечь.

– Вообще-то я прекрасно справилась.

Только сейчас, ощутив себя полной дурой, Париса запоздало сообразила, что ошибалась. Ненавидела она все же не Каллума. На его счет она сразу оказалась права: он – пустышка. Даже хуже, чем просто пустышка. Он неделями, если не месяцами слонялся по дому как зомби, потому что в кои-то веки все шло не так, как ему хотелось. Уничтожить его было бы просто, очень просто. Даже легче, чем у него тогда получилось