Мир перевернулся - Кармен Рид

– Кого ты имеешь в виду?

– Ветеринара. Ты ведь спишь с ветеринаром?

– Денни! Я все-таки твоя мать.

– Ты понимаешь, о чем я говорю.

– У меня с Нильсом было всего несколько встреч. Это совсем другое.

Ева встала и стала искать ведро для сбора улиток, чтобы избежать дальнейших расспросов, Денни смотрел на нее со скамейки, потом достал из кармана еще одну сигарету и закурил.

– Что ты делаешь? – спросил он, когда мать включила фонарик и полезла с ним в кустарник.

– Ищу ведро, куда я собираю улиток. За ними лучше всего охотиться ночью.

– А я думал, что садоводство – безобидное занятие.

– Что поделать, природа есть природа.

– Между прочим… – начал Денни, но она перебила его.

– Ты слишком много куришь, – заметила Ева, кидая в ведро очередную улитку.

– Знаю и собираюсь в скором времени бросить.

– Что, так просто?

– Ты в самом деле не возражаешь, чтобы отец приехал на свадьбу?

– А ты? – вместо ответа спросила Ева.

– Я первый спросил!

– Наверное, нет. – Она не повернулась к нему, продолжая искать улиток. – Будет интересно опять с ним встретиться и посмотреть на его семью. Откровенно говоря, меня это не слишком беспокоит. – Конечно, ее слова были далеки от правды. – На мой взгляд, он не самый приятный человек, но, если вы с Томом хотите с ним общаться, я мешать не стану.

Денни выпустил изо рта клуб дыма.

– Я чувствую то же самое. Если этот парень хочет узнать нас получше, замечательно, нет – еще лучше… Мне очень жалко дедушку, – добавил он.

– Да. – Еще одна улитка полетела в ведро. – Вы с Томом должны навестить его после операции. – Горло Евы сковал спазм.

– Обязательно, мама, – ответил Денни.

Глава 22

День перед операцией Ева и Дженни провели в родном доме, стараясь не паниковать при виде похудевшего, изможденного отца.

После обеда вышло солнце, они вынесли шезлонги и столик на лужайку и сели там пить чай. Ева занималась обычными делами в саду: стригла траву, кустарник, полола на клумбах цветы.

– Мои дети, – услышала она голос Дженни, – наверное, собираются провести все выходные в гостиной у телевизора, поедая булочки с сыром, от которых только вес набираешь.

– Переходный возраст, – возразила Ева. – Еще несколько месяцев, и они начнут потреблять только вегетарианскую пищу, обещая, что больше никогда не съедят ни одного убитого животного, или заявят, что телевидение – это лицемерная эксплуатация масс, организованная правительством.

Дженни фыркнула:

– И никогда их не уложишь вовремя спать и не заставишь проснуться утром пораньше.

– Обычное дело, – улыбнулась сестра. – Все подростки имеют право подолгу лежать по утрам в постели, это закреплено Женевской конвенцией или чем-то еще. Тома ожидает ужасный шок, когда ребе…

Она замолкла на полуслове: отец не знал о предстоящем отцовстве Тома, и Ева пока не хотела сообщать ему об этом. Он недостаточно хорошо себя чувствовал.

Она прижала палец к губам, подавая Дженни сигнал, но отец, похоже, ничего не слышал.

– Анна очень напоминает мне вашу маму, – вдруг сказал отец, выглядывая из-за газеты. – Такая же белокурая и серьезная. Немного любит командовать и излишне строгая. – Он улыбнулся Еве. – Эльзе очень понравилась бы Анна.

Отцу, может быть, не придется увидеть, как Анна растет и становится старше. Сейчас на свежем воздухе, на залитой солнцем лужайке эти мысли казались особенно ужасными.

В четыре часа дня пришло время везти отца в больницу, где он должен был провести ночь перед операцией. Они немного посидели в розовой палате, не обращая внимания на чай в пластиковых стаканчиках, стараясь поддерживать непринужденный разговор.

Вернувшись домой, Ева и Дженни занялись делами, чтобы хоть чем-то себя отвлечь: мыли кухонные шкафы, гладили. Они наполнили холодильник продуктами, но решили, что поужинать лучше где-нибудь вне дома, чтобы ненадолго сменить обстановку.

Лежа в кровати, Ева всю ночь думала о людях, которых любила, и о том, что когда-то наступит день и ей придется с каждым из них попрощаться.

Она никак не могла отрешиться от страха, что кто-то из детей умрет раньше ее. Их четверо, значит, и страхи в четыре раза сильнее. Обычно Ева отгоняла эти мысли, держала их под контролем, но сегодня у нее ничего не получалось. Наверное, какой-то период жизни нужно прожить, зная, что смерть поблизости, совсем рядом. И предотвратить это не помогут ни прекрасный дом, ни шикарная машина, ни изысканный вкус…

– О Боже, я на полпути к обращению в буддизм.

Ева уставилась в потолок, почти ожидая увидеть там призрак в позе лотоса. Может, она начиталась учебников по йоге, но ей и в самом деле хотелось слиться со вселенной, ощущать свое единство с ней, иметь хорошую карму и верить в реинкарнацию.

«А нет ли каких-нибудь семинаров по этой теме? Надо позвать с собой Джен…»

Потом Ева стала прикидывать, кто будет сидеть с детьми.

– Вот почему я никогда не могу расслабиться и нормально уснуть, – сказала она себе.

Надо встать и поставить чайник, чтобы заварить ромашковый чай. Но… ведь она в доме отца. Здесь можно получить только полный английский завтрак.

Утром стало ясно, что и Дженни провела бессонную ночь. Сестра была бледной, с темными кругами вокруг глаз.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила Ева, когда они готовили в кухне тосты и омлет.

– Да. Все в порядке, думаю… Я так за него боюсь.

– Знаю. – Ева обняла сестру. – Знаю.

Прошел день, и настало время ехать в больницу, чтобы навестить отца после операции.

Ему было хуже, чем они ожидали. В полубессознательном состоянии он лежал в небольшой палате, подключенный к капельнице и каким-то трубочкам. Еще одна трубочка выходила из-под покрывала, и Ева поняла, что это катетер.

В первое мгновение Еве показалось, что перед ней умирающий человек. Из глаз моментально брызнули слезы, и она на ощупь нашла стул. Дженни положила ей на плечо руку и завела разговор на отвлеченную тему, пока сестра пыталась успокоиться. Потом Ева подвинула свой стул ближе к кровати и взяла отца за руку, вялую и сухую, как бумага. Ей пришла в голову мысль, что она не делала этого уже много лет, с тех пор, как была маленькой девочкой.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Ева, с трудом выдавливая из себя слова.

Все, что она хотела сказать, – про то, как его любит, как ей жаль, что между ними не было очень близких отношений, и прочее в том же духе, – все это осталось внутри.

– Ты обязательно поправишься, папа.

Новостей об операции у них не было – у доктора закончилось дежурство, и он ушел. Им только сообщили, что всю информацию они получат утром.