2034. Война на костях (сборник) - Дмитрий Градинар

– Война, – сказал Гриф.

– Что?

– Мы называем это очисткой территории. А на самом деле…

– Да, да, – закивал Наблюдатель. – Как будто это наша земля и мы имеем право ее почистить от всех остальных. Самое страшное, многие в это верят.

– Я раньше верил, – пробормотал Гриф.

Он хотел попасть именно в первую истребительную. Легендарную. Гордость армии. Участвовать в самых опасных операциях, чистить землю от самых жутких чудовищ. Тренировался на полигоне до изнеможения, до потери сознания. Потом по ночам снились монстры, уродливые пародии на людей, только уже не виртуальные, а настоящие. Они обступали со всех сторон, тянулись крючковатыми лапами, скалили полузвериные рожи, а вместо тяжелого армейского унистрела в руках вдруг оказывался муляж, электронная игрушка для тренировочных боев…

– Еще один теоретик, – усмехнулся полковник Птица, знаменитый командир первой истребительной, разглядывая документы новичка. – Отличник. В распоряжение лейтенанта Сокола. – Обернулся к остальным, рявкнул зычно: – Отдыхаем, птенчики! Но не расслабляемся. Скоро вылет.

«Птенчики» загудели довольно, освобождая могучие тела от тяжести защитной брони и оружия.

Лейтенант Сокол пополнению не обрадовался. Буркнул хмуро:

– Оружие получил? Нет? Бегом! Куда, стоять. Я отпускал? Ни одного движения без приказа. Даже не дыши, понял? Через два часа выходим. Форма зимняя, маскировка. Оружие в боевой готовности. Вперед не лезть и не отставать. Ясно?

– Так точ…

– Теперь пошел.

– А можно…

– Что еще?

– Имя. Я слышал, что здесь…

– Слышал, – поморщился лейтенант. – Меньше надо слушать, чего не надо. И болтать. Имя получишь после первой операции. Если выживешь. Какое хочешь?

– Я хотел бы… Грифон. Это такое крылатое мифическое…

– Ясно, – оборвал лейтенант. Черкнул быстро в документах. – Гриф. Иди. Оружие и форма. Быстро, быстро!

В первой операции взвод лейтенант Сокола попал в резерв.

Гриф лежал за камнями, судорожно вцепившись в рукоять унистрела. Шевельнуться было нельзя – на малейшее движение лейтенант Сокол шипел сзади разъяренной коброй. В зимней форме было как в сауне, сердце бешено колотилось, мешало дышать, капли пота надоедливо щекотали кожу, невыносимо чесалась шея от нового колючего воротника, маска прилипла к лицу раскаленной сковородой. Но тяжелее всего было смотреть, как убивают своих – ребят из других взводов, с которыми всего несколько часов назад вместе завтракали, болтая и перебрасываясь шутками. Белые мутанты выпрыгивали прямо из-под снега – взлетали в льдистом сверкающем вихре, который в один миг закручивался вокруг солдата, а потом медленно и красиво засыпал осевшее тело облаком новогодних снежинок. А мутанты опять ныряли в снег, как рыбы, блестя гибкими быстрыми телами. Иногда они не успевали – и оставались на поверхности, разрезанные очередями унистрелов. Умирая, они, как оборотни из сказок, теряли нечеловеческие черты – кожа розовела, лица и руки истончались. На заляпанном алым пушистом снегу оставались просто мертвые люди, красивые, как полубоги. Совершенные стройные фигуры, мускулистые торсы атлетов, длинные ноги бегунов, гибкие руки гимнастов, одухотворенные лица поэтов… Рядом с ними солдаты в масках, форме и камуфляже казались чудовищами. Мутантами. Чужаками.

В тот день, глядя, как снег засыпает тела, похожие на статуи античных богов, Гриф впервые усомнился, так ли абсолютна та истина, в которую он верил с детства…

– Это не война, – сказал Наблюдатель, печально глядя на Грифа. – Хуже.

– Что?

– Мы думаем, что это война. А на самом деле… Нас горстка, Ловчий, по сравнению с теми, кто снаружи. Наши деды думали отсидеться в защитных бункерах, пока гибнет мир. А мир не погиб. Он изменился. Обреченные миллиарды выжили, и теперь обречены мы. Теперь мы – двуногие, двурукие особи с убогой интуицией, неспособные зажигать огонь на ладонях и двигать взглядом предметы – теперь мы ненормальные.

– У нас нет шансов, – сказал Гриф. Наконец произнес вслух то, о чем думал уже давно.

– Ни единого, – кивнул Наблюдатель. – Я не понимаю, почему они до сих пор нас не уничтожили…

Гриф попал в плен в своем первом патруле. Даже не заметил, как это случилось. Моргнул – и напарник уже оседает в снег, а вместо него из льдистого вихря шагает навстречу белая гибкая фигура, тянет к лицу гибкие сверкающие пальцы. Гриф вспомнил предупреждение лейтенанта: «Близко тварей не подпускать, стрелять на расстоянии. Дотронутся – заморозят насмерть, как котлету». Он хотел заорать, но не успел.

Белое с синим отливом лицо радостно оскалилось, когда Гриф с трудом разлепил веки. Вместо крика получилось жалкое сипение. Клацая зубами от холода, Гриф попробовал отползти от мутанта подальше, зашарил вокруг в поисках оружия.

– Чего он дрожит? – спросило лицо тонким голосом, недоуменно сморщиваясь.

– Старый способ регулировать температуру, – басом ответили откуда-то сверху.

– А! – обрадовалось лицо. – Не умеет делать холод-тепло?

Гриф старательно моргал, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в слишком ярком белом свете. Глаза слезились, очертания окружающего мира расплывались, хотелось спать.

– Сейчас совсем замерзнет, – сказал бас.

– Жалко, – сочувственно дрогнул тонкий голос. – Я помогу.

Гриф увидел, как белые пальцы опять тянутся к нему, хотел отодвинуться, но сил уже не было. Пальцы обожгли кожу, вонзились в тело, проникли сквозь горло, сжали в горячей ладони сердце – и осторожно выпустили его, уже теплое и живое, на свободу. Гриф судорожно вдохнул, захлебываясь холодным воздухом. Стряхнул с маски тающий иней, огляделся.

Маленький белый – ребенок? – сидел рядом с ним, на утоптанном снежном полу высокой пещеры. Двое взрослых стояли рядом, один вертел в длинных гибких руках унистрел.

– Как это работает? – басом спросил он.

Гриф промолчал. В груди было горячо, будто там поместилась маленькая печка, спать и умирать больше не хотелось. Но выдавать врагу тайны оружия он не собирался.

– Может, он немой? – предположил хрипло второй взрослый.

– Он странный, – сообщил ребенок, поддевая пальцем край рукава. – Кожа отваливается.

Хриплый коротко засмеялся:

– Это одежда, малыш. Она снимается.

– А внутри он нормальный?

– Не совсем. – Хриплый присел на корточки, заглянул в лицо Грифа ярко-синими внимательными глазами. Спросил: – Вы зачем пришли?

– Пусть уходят, – сказал бас сверху.

– Они не уйдут, – отозвался хриплый, разглядывая Грифа.

«Я не уполномочен вести переговоры», – хотел ответить он, но понял, как глупо это сейчас прозвучит, особенно под насмешливым взглядом синеглазого. И вместо этого неуверенно пробормотал:

– Почему вы меня не убили?

– Что такое «убить»? – спросил ребенок.

– «Убить» – это отнять жизнь, – пояснил хриплый.

– Зачем? – Ребенок наклонился к Грифу, вглядываясь удивленно. – Он болеет? Ему так больно, что нельзя терпеть? Можно сделать холодно в том месте, где болит. Хочешь, я тебе помогу? – предложил он Грифу.

– Они убивают просто так, – сказал бас.

– Они ненормальные? Как тетя Рима, когда она стукнулась головой об лед?

– Вроде того. Пусть уходят.

– Нет, уйдем мы. Послушай, – хриплый положил ладонь на плечо Грифу, улыбнулся. – Здесь нет ничего ценнее жизни. Мы никогда не отнимаем ее друг у друга. Мы храним жизни друг друга, как свою. Иначе бы здесь не осталось никого. Вы это поймете, если захотите жить здесь.

– Мы не собирались… – возразил Гриф.

– Я слышал, раньше люди убивали друг друга за лучшую землю. Это ведь глупо, правда? Если вам так понравилась эта долина, мы оставим ее вам. Уйдем дальше в горы. Земли хватит на всех. Передай своим, чтобы они больше не трогали наши жизни.

– Он не заблудится? – озабоченно сказал ребенок, глядя, как гость, озираясь, неуверенно идет к выходу из пещеры. – Тетя Рима так заблудилась. Может, его проводить?…

Гриф заблудился. Белое безлюдное безмолвие окружало его со всех сторон – от горизонта до горизонта. Оно казалось бесконечным и непроходимым. Гриф брел, не разбирая, куда – все направления здесь были одинаковыми, – с трудом выдергивая ноги из глубокого рыхлого снега. И думал о том, как прав синеглазый. Нет ничего ценнее жизни. Те, кто сумел выжить в этой мертвой белой пустыне, должны были понять это.

Наверное, он замерз бы насмерть, если бы не маленькая внутренняя печка, загоревшаяся от пальцев маленького мутанта. Она остывала потихоньку, но ее тепла вполне хватило, чтобы довести Грифа до своих.

Он вышел как раз к месту побоища. Иначе это трудно было назвать.

Солдаты хмуро и торопливо собирали в походные лазареты тела товарищей – уже выяснилось, что мутанты не убивают, а только замораживают, и, если правильно отогреть павших воинов – те оживают. Трупы мутантов замерзали на снегу. Где-то там среди них был, наверное, и тот ребенок, который поделился с Грифом своим теплом…