Участковый: Назад в СССР - Игорь Подус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После этого Поликарпов кивнул и ушёл, а покрасневший судья вынул из папки ещё одну копию списка и сам дописал туда Кошеля, а затем на него указал.
— Надеюсь, у него есть с собой комсомольский билет.
После уточнения некоторых несущественных деталей, из висящих на столбах громкоговорителей, зазвучала песня про Первомай. И в автобусы началась торжественная погрузка будущих демонстрантов. А пока они все с прибаутками заходили, Кошель как-то с подозрением посмотрел на меня и спросил:
— Иваныч, а почему мне показалось, что вроде как добазариваясь обо мне, ты с этими двумя упырями договаривался о чём-то совсем другом.
Если честно, то в этот момент меня весьма удивила его врождённая проницательность.
— Да не бери в голову, это так, тебе только показалось — ответил я, при этом украдкой следя за Поликарповым, который уже добрался до служебной «Волги» Егорова и теперь что-то шептал на ухо директору комбината, в то время как тот смотрел в мою сторону.
Глава 18
Первое МАЯ! (Демонстрация)
Одним из первых в автобус забрался баянист. Развернув меха, он заиграл футбольный гимн, да с перебором. После этого погрузка будущих демонстрантов ускорилась. Я не стал сверять списки, оставив это занятие начальнику ОТК. Вместо этого просто стоял, здоровался с теми, кто меня узнавал и любезно подавал руку молоденьким ткачихам, не забывая для приличия рассматривать их ножки.
Когда все уселись, для меня в отличие от Кошеля место нашлось. Вместе с хулиганом в проходе остались стоять несколько молодых передовиков производства. А как только двери закрылись, отец начал перекличку по рации.
— Пятый, что у тебя — спросил он, используя позывной, присвоенный моему автобусу.
— Всё нормально. Народ на месте, согласно спискам. Можем отчаливать.
Последним о своей готовности доложил гаишник Гена, сопровождавший колонну в арьергарде, на своей служебной копейке. После этого автобусы начали по одному выворачивать на дорогу.
Колонна отчалила от проходной точно по расписанию. Восемь автобусов, бортовой грузовик «Зил-130», нагруженный наглядной агитацией, и пара машин ГАИ, занявших позиции спереди и сзади.
Усевшись впереди, я почувствовал чужой взгляд и, оглядевшись по сторонам, заметил директора Егорова, который по-прежнему стоял возле «Волги» и смотрел именно на наш автобус.
Выходит, зёрнышко упало на благодатную почву.
Безусловно, я понимал, что мои слова вызовут бурю эмоций среди цеховиков. И закинул эту наживку не просто так в спонтанном порыве добиться посадки Кошеля в автобус. Пускай советские бизнесмены немного понервничают ближайшие несколько дней, ожидая визита ОБХСС в любую минуту.
Намёк на мою осведомлённость о производстве палёной джинсы, заставят их что-то предпринять, а я посмотрю, на что они готовы пойти. Если бы сейчас были девяностые, то меня бы заказали в этот же день. Те, с кем я затеял игру, тоже не пальцем деланы. Люди серьёзные. Но действовать они будут точно по-другому. Посмотрим, к чему это всё приведёт.
Несмотря на изъятие ящика водки в автобусе было весело. Конечно же, я замечал появлявшиеся в руках граждан чекушки, но упорно делал вид, что ничего не вижу. Поднимать из-за ста грамм водки бучу не стоило. Пускай выпьют по чуть для настроения.
Через час колонна углубилась в центральную часть Москвы и покатила по Садовому кольцу. Насколько я заметил, на дорогах всё было подготовлено идеально. Маршруты для подвоза демонстрантов с периферии определены заранее и действенно чисты. На каждом перекрёстке стоят машины ГАИ.
Сам город вылизан до блеска, а улицы празднично украшены. К тому же погода стояла отличная, так что забытые виды Советской Москвы, начали навевать ностальгические воспоминания. И потворствовать всему этому искусный баянист, который зажигал и заставлял петь одну за одной советские и народные песни, создавая настоящее попурри.
«Мой адрес не дом и не улица», сменяла «Ой цветёт калина» и каким-то образом переходила в «На дальней станции сойду». Аккорды из военных песен тоже иногда мелькали, но баянист их специально придерживал, оставляя на 9 Мая. Ведь сегодня законный Праздник Весны и Труда.
Мне стало жаль, что в будущем его так широко не отмечают. Всё превратилось в банальные выезды на дачу, жарку шашлыков и пьянку, способную растянуться на все праздничные дни. Неужели нашим будущим руководителем стал не так важен честный труд обычных граждан? Не хотелось в это верить, но, если судить по непродуманной миграционной политике двадцатых годов, вполне возможно так и есть.
Конечный пункт нашей поездки находился в пяти километрах от красной площади. Выгрузив контингент, автобусы ушли, а граждане, передовики и ветераны устроили временный лагерь на отведённом им участке аллейки. Мы такие тут были не одни, так что народу хватало.
А в это время мимо проезжали грузовики с наглядной агитацией и проходила головная часть колонны демонстрантов, состоящая из рабочих самых орденоносный и заслуженных Московских фабрик, и заводов. Среди них выделялись большие группы Советских граждан, наряженные в одинаковые костюмы светло-коричневого цвета. Если честно, подобный выбор цветовой гаммы и попытку организаторов шествия поиграть в инкубаторность, я не оценил.
Отец первым делом провёл перекличку и пообщался с сотрудниками милиции, координирующим порядок в этом секторе. Затем расставил нас по периметру, чтобы наши не разбредались и не смешивались с другими группами. Разумеется, обо всех передвижениях сообщалось по рации.
Ожидание продлилось около получаса, а потом наше формирование влилось в просвет, специально оставленный в потоке демонстрантов. А дальше я просто брёл сбоку и присматривал за Кошелем. Тот смотрел на происходящее столпотворение и море красных флагов с раскрытым ртом, и я отлично понимал, что яркие воспоминания об этом останутся с ним, независимо от того как дальше сложится его жизнь.
Я тоже наблюдал за действом, и не без интереса, так как участвовал в подобной массовой демонстрации в первый раз. После начала моей службы в органах, такие демонстрации в Москве не проводились, а самая последняя, кажется, прошла в девяностом году.
Время в пути пролетело быстро. А когда мы, наконец, вышли на красную площадь, шествующих впереди Егоров с сотоварищами развернул бархатное знамя комбината. Я же всю дорогу не мог отвести взгляд от мавзолея.
Посередине стоял Леонид Ильич Брежнев, без головного убора. И хотя он бодрился и активно махал демонстрантам, выглядел уже не очень. С лева от него выстроилась верхушка генералитета Советского Союза. А с права
