Клуб любителей фантастики, 2007 - Александр Ильванин

— Так давно это было, очень давно. И не дома, а в дороге.

Арсей судорожно махнул рукой:

— Дверь закрой.

Засов влетел в пазы, стукнув по пальцам. Когда Есень обернулся, князь ничком лежал на его кровати и вздрагивал от рыданий. Видел Есень, как наследник с мечом упражняется, да и просто ходит, — залюбуешься: движения плавные, скупые и чёткие. А сейчас вот плечи корёжит, точно у деревенского мальчишки.

Прошли гуси, затерялся где-то в каменных дворах их гогот. А может, полетели уже первые головы, пролилась гусиная кровь за княжескую. Утих ветер, и чёрные ленты на воротах обвисли, сливаясь с прутьями решётки.

Арсей сел.

— Вода есть? И полотенце подай.

— Только оно у меня того… ну, я им уже утирался.

Арсей дёрнул уголками губ, вроде усмешку обозначил.

— Князю плакать не должно. Воду. Полотенце. Быстро.

Воды в кувшине оставалось мало. Скупо поливая Арсею сомкнутые лодочкой руки, Есень спросил:

— Да как же — не должно, ежели по отцу?

Князь повёл лопатками:

— Вот так. Никто слёз видеть не должен. А слуги заметят, быстро по замку разнесут.

— Я молчать буду, — Есень подал полотенце.

— Знаю.

Есеню ли не ведать, как быстро расходятся по деревне сплетни! Так по замку — ещё быстрее. Только с утра в княжеском зале шумели, а ещё полдень не подкатил, как все перешёптываются: мол, вроде как Арсей батюшку из-за наследства к Верховному отправил.

Во дворе полуденное солнце жарит. Вед приезжий в куцей тени устроился, перебирает нанизанные на нитку разноцветные бусины; лицо у веда недовольное. Кузнец хмуро посматривает, почёсывает литое плечо. Слуги с любопытством пялятся, как двое ратников столб вкапывают. На крылечке под навесом знать разряженная: дальние родственники да приживалы. У этих рожи траурно-постные.

Сотник попробовал столб качнуть: хорошо стоит. Кликнул верёвки принести. У Есеня в желудке холодком пробрало — как лягушку сглотнул. А ну Верховный не захочет в людские дела мешаться? В прошлом году ради Геньки-плотника не захотел же. Геньку в конокрадстве обвинили, как ни клялся плотник, а всё равно веры не было. Вот тогда он с отчаяния и крикнул: «На милость Верховного!». Неповинен Генька был, лошадей потом аж за Холминками сыскали. А только нож не остановился, вошёл под рёбра.

На крыльцо вышел князь, раздвинул шушеру разряженную и зашагал по двору. Босой, в тонких штанах.

На голой груди золотая цепочка с ликом Верховного поблёскивает. Кузнец рядом с Есенем молитву-оберег на раба божьего Арсея зашептал. Лягушка в животе у Есеня уже не одна, а сотоварищи. Прыгают, падают холодными липкими брюшками. Мрыг укуси, Арсей же князь! Вбил бы шепотки обратно в глотки вместе с зубами, чем так рисковать.

Князь лицом к солнцу встал, прислонился спиной к столбу и руки над головой вскинул. Сотник шепнул что-то, но Арсей возразил громко:

— Чем с таким оговором жить… Вяжи давай. На милость Верховного!

Верёвка на совесть обвила руки — не туго, но и не вырвешься, — заставив князя вытянуться. Ратники скамью приволокли, рядом поставили. Сотник нож положил, закашлял напоказ и махнул головой веду, мол, ты говори.

Голос у веда зычный, таким со стен командовать:

— Жизнь князя Арсея передаётся во власть Верховному. Коли признает Верховный невиновным раба своего Арсея, то отведёт от него железо. Если же погибнет Арсей, то вина его доказанной не считается, потому как неведомо, зачем его Верховный к себе призвал. Срок испытанию до заката.

Сотник скрестил руки на груди, на крыльцо посматривает. Кто-то должен решиться князя ножом пырнуть, пока срок не выйдет. Иначе и затевать не стоило. Но перетаптываются на крыльце да вздыхают.

Чуть сдвинулось солнце, удлинилась тень от столба. Руки у Арсея затекли; шевелит пальцами, кровь разгоняет. Промокла от пота траурная лента на лбу. Есень уж и стоять умаялся, присел на землю. С крыльца никто ни уйти не решается, ни на двор ступить. Арсей туда поглядывает, обжигает злой усмешкой. Ох, видится кому-то беззащитный князь лакомой добычей, так бы и отправил наследника за отцом вдогон. Нож — вот он, лежит, искушает. Да боязно: вины Арсея нет, а ну вмешается Верховный, как потом оправдываться будешь? Боятся враги. Боятся друзья: неисповедимы думы Верховного, призовёт к себе раба своего, а ты убийцей князя окажешься.

Спеклись губы у Арсея. Никто воды ему не поднесёт — нельзя обряд нарушать. На крыльце уже и не вздыхают; кто на ступени сел, кто навалился на перила. Один сотник стоит точно каменный, даже пот со лба не утрёт. А солнце застыло как к небу приколоченное. Палит. У Есеня рубаха к телу прилипла, желудок от голода подвело.

Гневается Арсей: если никто не решится, с позором князю дальше жить. И шепотки уже не удавишь, от подозрения не отмоешься. От гнева ноздри у князя подрагивают. Смотрит Арсей на сотника, точно приказать хочет, а тот глаза отводит.

Есень к лавке не шагнул — прыгнул, ухватил нагревшийся на солнце нож. Хороший нож, Есень такого сроду в руках не держал. В ладонь сам лёг, сам руку потянул, как правильно бросить, чтобы вонзился в живот связанному князю. Мрыг вам в глотку! Пусть хоть Есень сам сейчас тут и сдохнет, чем такая жизнь.

Успел увидеть, как подобрался у Арсея живот, расчертился напрягшимися мускулами. Клюнуло острие точно под рёбрами. Нож упал к ногам князя. На коже, побагровевшей от солнца, ни капельки крови.

Ноют запястья, точно верёвки ещё не сняли, и руки как не свои — деревянные руки. Ой, высказался бы отец, увидев, какую глупость совершил наследник. Понятно теперь, почему никто из его противников за нож не схватился: зачем им рисковать, когда идут к замку войска соседа, князя Валента. Арсей, как сопляк в ловушку влез, драгоценное время потерял. Теперь смотри, как собираются под стенами ратники. Еще до темноты штурм начнут. Сладок кус, Валент давно на него рот разевает.

Во дворе замка — крики, плач. Мало кто успел укрыться, больше там осталось, где сейчас чужаки идут. Слушай, князь, как по живым, точно по мертвым, голосят — это тоже твоя вина. Спасибо рыжему деревенщине: не заверши он обряд — больше бы лиха пришлось хлебнуть. Дёрнулись от воспоминания мышцы на животе, померещился летящий нож.

Арсей глянул вдоль стены. Сотник по ту сторону распоряжается, а по эту — князю держать. Ратники его злые: тоже слышат крики со двора. Пусть их меньше, чем захватчиков, но за родных драться будут.

Князь пошёл вдоль стены, как отец учил: огляди перед боем не только чужих, но и своих. Правильно учил: вон, затесался между воинами рыжий неуч. Арсей аж скривился, увидев, как тот меч ухватил. Будто оглоблю. Или кочергу. Недолго такой продержится, убьют сразу. Спасибо, Верховный, хорошей смертью освободишь от подковника. Пусть даже выпадет в этом же бою следом погибнуть. Арсей выдохнул, подставил грудь закатному ветру. Он уже и забыл, каково это — своей судьбой жить, от деревенщины не зависеть. Улыбнулся, невольно прислушиваясь к разговору.