Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона - Еремей Парнов

— Разумеется, — Эрик поспешно подался в сторону и сделал приглашающий жест. — Прошу вас, входите.

Конечно, он не помнил этого высокого жизнерадостного здоровяка в синем блейзере и узкополой клетчатой шляпе, но состроил радостную физиономию, прикидывая, сколько времени отнимет непрошеный визитер.

— Какие церемонии! Бьюсь об заклад, что не узнал!

— Почему же… Вот только имя, простите.

— Брюс Хейджберн. Бродяга Брюс!

— Ах, Хейджберн! Ну, ясно, Хейджберн… «Киви»?

— Верно, — растрогался гость, раскрывая объятия.

Но Ли осторожно уклонился и, словно указуя путь в либиринте, первым прошел в холл.

— Аскет! — Хейджберн оглядел скудно обставленное помещение, где, кроме камина с латунным экраном и двух компьютеров, не было ничего сколь-нибудь примечательного. — Что ж, ты остался верен себе. Это еще кто такой?! — он уставился на глазастое страшилище, висевшее вниз головой на оконном карнизе. Вращая в разные стороны огромными глазищами, маленький монстр, ловко выстрелив языком, словил на лету какую-то мошку.

— Мой верный Пью. Кра-а-савец!

Полюбовавшись чавкающим хамелеоном, Хейджберн перевел взгляд на хозяина. Эрик Ли почти не изменился за эти годы: короткая стрижка, непокорный хохолок на макушке и неизменная рубашка в клетку. Разве что вытянулся изрядно и нарастил кадык. Что ж, именно из таких и вылупливаются нобелевские лауреаты.

— Ты по-прежнему в университете?

— А ты… что поделываешь? — кивнул Эрик.

— Так, конструирую кое-какие штучки… Нет, физику я не бросил. Напротив, она меня здорово выручает. Зато с математикой, как и прежде, не в ладах. По этой причине я и решился побеспокоить тебя. Помоги, Эрик.

— Ты думаешь, я сумею?

— Если не ты, то я уж и не знаю…

— Ты льстишь мне, Брюс. Притом я мало чего смыслю в технике.

— И не нужно. Основная загвоздка в теории.

— Что за прибор? — Эрик Ли водрузил на мольберт грифельную доску.

— Не в приборе суть, — поморщился Хейджберн. — Предположим, что это «черный ящик», излучающий на выходе широкий спектр частот. Каждая представляет собой бесконечную синусоидальную волну. Амплитуды и фазы этих волн находятся в таком соотношении, что при суммировании все волны гасят друг друга, за исключением малой доли секунды, равной продолжительности сигнала на входе… Ты следишь за моей мыслью?

— Пока все понятно, только в чем суть проблемы?

— Суть в том, что мне нужен фильтр, пропускающий только одну частоту и поглощающий все остальные.

— Не вижу препятствий.

— Я тоже, но прибор почему-то не работает.

— А как он должен работать?

Хейджберн вооружился осколком грифеля.

— Узкая полоса, прошедшая через фильтр, описывается бесконечной синусоидальной волной. Так?.. Поэтому поглощенная часть спектра теперь уже не сможет погасить прошедшую волну и…

— Насколько я понял, ты произвел фурье — разложение волны возбуждения? — постукивая грифелем, Ли изобразил математический ряд. — Так можно исследовать любую изменяющуюся во времени величину. На каких частотах ты хочешь работать?

— Точно не знаю. На разных.

— Мне плевать на твой, как я понимаю, секретный прибор. Пусть будет «черный ящик». Но я должен знать, чего ты хочешь. Какая полоса частот тебе нужна?

— Осцилляции вакуума, допустим.

— Ничего себе! — заинтересовался, наконец, Эрик. — И кто твой заказчик?

— Одна фирма, связанная с НАСА.

— Значит, затраты вас не слишком смущают?

— Не слишком.

— Тогда давай возьмем какой-нибудь конкретный пример. Любую волну. Допустим, свет или звук.

— Почему бы нет?.. Давай звук, если хочешь.

— Что произойдет, если поднести камертон к стреляющему ружью?

— Наверное, он будет вибрировать, поскольку выбирает из шума одну фурье — компоненту.

— Правильно. У тебя тот же принцип. Тебе приходилось сталкиваться с чем-то подобным?

— И не раз. Когда мы проводили опыты с водородом, камертон звучал секунд двадцать после экспериментального взрыва.

— Фосфоры сохраняют свечение еще дольше. Так?

— Достаточно взглянуть на приборы в кабине пилота. Тривиальная вещь.

— Не совсем, Брюс, не совсем… Давай-ка зайдем с другой стороны. Представь себе, что твой камертон начал звучать не после, а до экспериментального взрыва… Такое возможно?

— Разумеется, нет!.. А впрочем… Послушай, Эрик, ты совсем сбил меня с толку. Я не успеваю за твоей мыслью. Чувствую, что где-то кроется противоречие, но не пойму, в чем оно заключается.

— Имея время затухания порядка двадцати секунд, камертон должен был бы зазвучать за двадцать секунд до взрыва.

— Но это же нонсенс! Откуда камертон может «знать», какой окажется полоса частот?

— Вот ты и подумай над этим, Брюс, хорошенько. А сейчас, извини, мне некогда. Жду тебя завтра, ровно в восемь утра. Договорились? — Эрик буквально вытолкал новоявленного друга за дверь. Потом ему стало немного стыдно, но легкие угрызения совести поглотило нарастающее беспокойство, предчувствие чего-то очень значительного, что буквально стучалось в виски.

Пожалуй, именно в те минуты мучительного недоумения он и заподозрил, что между очевидным заблуждением Хейджберна и его, Эрика Ли, математическими потугами есть определенная связь. Он промучился всю ночь, но ничего путного так и не надумал, и почти обрадовался, когда минул условный час, а Хейджберн не появился. Проглотив чашку остывшего кофе, взял велосипед и ровно в восемь тридцать с чистой совестью поехал в университет. И не промахнулся. Идея кристаллизовалась, когда он сделал неожиданный пас в сторону и начал объяснять принцип комбинированной четности. Словно кто-то направлял его на истинный путь. Случайности складывались в закономерность. Брюс со своим «черным ящиком» нарушил принцип причинности. Камертон должен был бы завибрировать до взрыва лишь в том случае, если стрела времени направлена вспять: из будущего в прошлое. Чисто формально такая обратимость вытекала из СРТ — инвариантности.

Итогом выкладок явилось следующее уравнение[40]:

Объединив, таким образом, четность с группой SU3, Эрик ограничил, как это говорится на профессиональном языке, вид гамильтонина Н. Затравочную массу для триплета кварков он принял равной нулю.

На элементарном уровне ничто не запрещало поворота стрелы времени. Посланная в будущее волна могла возвратиться из прошлого. По крайней мере, так вытекало из теории. Теперь можно было прикинуть, как поведет себя заряд, обладающий конечной массой, под действием другого заряда, закрепленного в точке.