Лесной бродяга (Обитатель лесов) - Ферри Габриэль

— Стреляйте же! Стреляйте в него, болваны! — неистовствовал дон Эстебан.

— Горе тому, — прогремел канадец, — кто выстрелит! А ты, Фабиан, ради Бога, вернись! Назад, мальчик мой!

— Фабиан! — повторил, как эхо, дон Эстебан, глядя на племянника, который, не обращая внимания на мольбы Розбуа, отчаянно понукал своего скакуна; тот прыгал во все стороны, покрытый пеной и дрожащий от страха.

— Да, Фабиан! — воскликнул молодой де Медиана таким голосом, что заглушил рев водопада и крики обоих охотников. — Фабиан, явившийся потребовать ответа за смерть своей матери у дона Антонио де Медианы!

Голос этот, сопровождаемый ревом потока, прозвучал как глас Провидения, и дон Эстебан, возможно, впервые в жизни почувствовал страх. А обезумевший юноша выхватил нож и, ткнув острием лошадь, заставил ее решиться на отчаянный прыжок. Как стрела, перескочила она через пропасть на противоположный берег, но одна из задних ног ее поскользнулась на сырой покатости берега; одно мгновение казалось, что животному удастся удержать равновесие, но копыта его беспомощно ударялись о голую скалу, силы его покинули, взор потух, раздалось жалобное ржание, — и лошадь вместе с всадником исчезла в пучине.

При всплеске волн, брызнувших на берег, из могучей груди канадца вырвался душераздирающий вопль, слившийся с восклицанием радости, раздавшимся с противоположного берега. Но тот и другой заглушил рев потока, равнодушно поглотившего обе жертвы.

XXIV. РАВНИНА С ВЫСОТЫ ПТИЧЬЕГО ПОЛЕТА

Недели две спустя после исчезновения Фабиана де Медианы в волнах Сальто-де-Агуа, в той части пустынных равнин, которые простираются между Тубаком и американской границей, разыгрались кровопролитные события. Но прежде чем перейти к описанию этих событий и принимавших в них участие действующих лиц, мы нарисуем арену, на которой им придется выступить.

Та часть равнин, которая отделяет Мексику от Соединенных Штатов и скудно орошается Рио-Хилой с ее притоками, в описываемое время была известна только по отрывочным рассказам охотников да искателей золота. Эта река начинается небольшими ручьями на вершинах отдаленных гор и протекает по громадному пространству песков, лишенному почти всякой растительности; однообразие этой местности изредка прерывается дождевыми промоинами, впрочем, редкие ливни производят здесь только опустошения, но ничуть не оплодотворяют почвы.

Взору проезжающего по этим унылым местам путешественника наряду с прочими достопримечательностями открываются многочисленные овраги, крайне затрудняющие путь. Вы тщетно станете искать здесь хоть какой-то ручей или озерцо в надежде напоить вашу изнуренную зноем лошадь. Лани и буйволы избегают этих мест, где лишь по осени изредка прорезается кое-где трава. Даже индейцы — редкие гости этих неприветливых краев.

Теперь перенесемся в то место этих пустынных равнин, которое находится на расстоянии шестидесяти миль от Тубака и нескольких сотнях миль от границы Соединенных Штатов.

Солнце уже склонялось к западу и бросало косые лучи на печальную картину, расстилавшуюся по берегам Рио-Хилы. Легкий ветерок, согреваемый еще накаленными песками, но потерявший уже полуденную жгучесть, слегка волновал поверхность вод. Было около четырех часов пополудни.

Белые высокие облачка принимали уже розоватый оттенок, — явный признак того, что солнце совершило две трети дневного пути. Тишина и безлюдье царили вокруг, только в необозримой лазури неба, подернутой кое-где синеватой дымкой, медленно и лениво парил орел — будто единственный видимый обитатель этой пустыни.

С высоты полета царь птиц мог охватить своим зорким взглядом все пустынное пространство, на котором там и сям виднелись группы людей, но на таком большом расстоянии одна от другой, что не подозревали о присутствии соседей. Как раз под орлом находилась котловина, окруженная рядами кактусов и утыканных шипами нопалов[53], к которым примешивалась бледная листва железных кустарников. На одном конце ее возвышался небольшой холм с плоской вершиной, а вокруг расстилались известковые и песчаные пространства, пересекаемые рядами небольших возвышенностей, которые производили впечатление застывших волн.

В описанной нами котловине расположился на отдых отряд всадников человек в шестьдесят. По усталому виду лошадей можно было заключить, что наездники совершили длинный и быстрый переход. Слышался смешанный гул человеческих голосов, ржание лошадей и бряцание разнообразного оружия, так как отряд не представлял, по-видимому, регулярного войска. Копья с развевающимися яркими флажками, карабины и двустволки были еще приторочены к седлам. Некоторые из всадников расседлывали измученных лошадей и отирали им бока. Других усталость свалила под скудной тенью кактусов, так как тропическое солнце не менее утомительно действует на людей, чем полярный холод.

В некотором отдалении следовали навьюченные мулы, а за ними двадцать нагруженных повозок, которые черепашьим шагом приближались к месту привала. Кроме всего описанного нами, парящий орел видел разбросанные трупы животных и людей в том направлении, откуда прибыл отряд. Это были жертвы, частью павшие во время дороги от зноя и изнурения, частью же погибшие от столкновения с враждебными индейскими племенами. Нетрудно угадать, что это был отряд под предводительством дона Эстебана.

Когда мулы и повозки с багажом достигли месторасположения конников, произошла некоторая заминка, но она продолжалась всего несколько минут. Вскоре повозки были разгружены, мулы развьючены и лошади расседланы. Пустые повозки повернули друг к другу дышлами, расположили их вокруг невысокого холмика и соединили железными цепями, а промежутки между ними заложили вьюками и седлами, так что образовалась непроницаемая ограда, чему в какой-то мере помогли ряды кактусов и нопалов.

Лошадей и мулов привязали к повозкам, затем вытащили кухонные принадлежности и развели костры. Тут же была устроена походная кузница, и, таким образом, как по мановению палочки волшебника, из земли выросла целая колония; повсюду закипела жизнь: тут подковывали лошадей, там чинили телеги и сбрую, там готовили ужин.

Из всего отряда лишь один всадник остался верхом посреди лагеря. Он сидел на великолепном алеганском коне и внимательно наблюдал за всем, что творилось вокруг него. Богатый костюм его несколько поблек от пыли и солнца. В этом всаднике нетрудно было узнать начальника отряда, герцога д'Армаду, или, вернее, Антонио де Медиану.

Трое слуг торопливо расставляли на вершине холмика белую парусиновую палатку, над которой тотчас взвился красный флаг с изображением бледно-голубого, украшенного шестью золотыми звездами герба, на котором красовался девиз: «Я бодрствую». Когда все было готово, всадник спешился и отдал какое-то приказание одному из слуг; слуга тотчас вскочил на лошадь и скрылся из лагеря, а герцог д'Армада задумчиво вошел в свою палатку.

К востоку от лагеря за грядой небольших холмов возвышался редкий лесок из камедных и железных деревьев, которые одни только и могут расти на этой песчаной почве. В тени этого леска также расположился на отдых отряд всадников, но у них не было ни повозок, ни мулов и никаких укреплений; численностью же этот отряд примерно вдвое превосходил отряд дона Эстебана. По бронзовому оттенку их нагих тел, слегка прикрытых короткими одеждами из шкур, по украшениям из перьев, по желтым рисункам их лиц и странным украшениям лошадей в этих всадниках нетрудно было признать одно из воинственных апачских племен.

Вокруг слегка дымившегося костра расположились десять вождей — предводителей племени, которые торжественно передавали друг другу калюмет[54], испокон веков игравший видную роль в их совещаниях. Подле каждого из них на песке лежало его вооружение, состоявшее из кожаного щита, украшенного по краям перьями, длинного копья, ножа и томагавка. В некотором отдалении от предводителей стояли пятеро воинов, держа под уздцы оригинально разукрашенных лошадей: на них были деревянные седла, покрытые невыделанными звериными кожами и лисьими шкурами. Эти лошади, принадлежавшие вождям племени, так горячились, что воины с трудом удерживали их.