Лея Леса (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна

— То-то же, — Руслан понял, о чем она размышляет, без всякой телепатии. Вот еще, глупости какие! — Родительские деньги не сделают ребенка особенным. И требовать к себе такого отношения — полное фу. А Попов считал себя центром вселенной только потому, что мог себе позволить более дорогие шмотки… глупо.

Таня хмыкнула.

Глупо, не глупо… считал же! Может, постоит реальным дубом — поумнеет? Есть шансы?

— Идемте на лекцию? — вмешалась Салея, как самая разумная.

Ребята переглянулись, да и пошли. А что еще делать прикажете?

Родители их больше не беспокоили. Что уж сказалось, воздействие Даниила Руслановича, рассказанная история, или письма, которые Таня совершенно честно отправила почтой России по адресам парней, и в которых уверялось, что мальчики живы и здоровы, просто находятся на перевоспитании и вернутся домой через год? Кто ж их знает?

Тане и с письмами хлопот хватило.

Чтобы не оставить отпечатков пальцев или других следов, чтобы переодеться и сходить на почту, это ж не просто так, кругом камеры, поэтому надо маршрут продумать, через дворы, где их нет, и не засветиться. Но родителей-то все равно жалко.

В истории с письмами был только один бонус. Почта России — почувствуй себя черепахой. К тому времени, как письмо дойдет до адресата, все следы с камер уже шесть раз сотрутся. Таня вообще подозревала, что каждое письмо они везут на оленях через Таймыр, два раза. *

*- ради интереса автор отправила письмо своей подруге, живущей в том же городе. Не заказное, не срочное… Три недели! Оно шло три недели. Прим. авт.

— Танька, ты чего с Поповым сделала?

Таня только пальцем у виска покрутила.

— Машка, ты об дерево с разбегу хряснулась? Так сходи, пролечись! Что я могу сделать — Попову⁉ Он меня в полтора раза крупнее!

— Убить! — ляпнула Машка.

— А труп кто прятать будет? Салея? На себе потащит?

— Ты его могла убить в подвале.

Таня только пальцем у виска повертела.

— Маш, ты сходи, закуси, что ли? Или занюхивай. Бред несешь…

— Почему же бред? — вступила уже Извольская. — Не верю, что ты могла кого-то убить, но какую-то пакость ты, безусловно, сделала.

Таня второй раз повертела пальцем у виска.

— На урановые рудники продала? Попова? Или сразу — инопланетянам скормила?

Тоже звучало неубедительно. Но Извольская сдаваться не собиралась.

— Вот нюхом чую, Углова, ты к этому причастна.

Таня только что отмахнулась.

— Меньше ревнуй.

— К тебе, что ли?

Руслан встал перед Таней, словно загораживая ее от Извольской. И заговорил, жестко и отчетливо, давая понять, что он все же сын своего отца.

— У закона к Угловой никаких претензий нет. Если у тебя есть — скажи. Нет? Тогда прикуси жало и не шипи. Попову не пять лет, разберется сам, куда ему идти и что делать. Ясно?

Катерина скрипнула зубами.

— Он…

— И тебе отчитываться не обязан. Пока вы не женаты, вроде как.

— И не собирались, — заржала та же Машка. — Извольская, или мы чего не знаем?

Катерина прикусила губу, и удрала в сторону, благо, звонок прозвенел. Таня и Руслан переглянулись. И оба подумали об одном и том же.

В курсе дела был не только Цыган, но и Извольская. И знала, и одобряла, и слова не сказала.

Вот ведь… дерьмо на тонких ножках!

И к гадалке не ходи — проблемы с ней будут. Но это потом, потом. А сейчас Тане было не до Извольской, что бы она там о себе не вообразила. На первом месте была Салея.

Вот там — все серьезно. А в медколледже…

Извольская может плеваться ядом хоть сутки, только от этого никто не помрет. А вот даэрте помогать надо. Срочно.

У них действительно вопрос жизни и смерти. Их смерти. Целого народа. Вот где страшно-то…

Возвращаешься ты с работы, довольная жизнью, счастливая, и — здрасте-нате! У порога тебя встречают три человека.

Двое тебе преотлично знакомы. И ты за них искренне рада. Это Ирина Петровна и Лада Новицкие. Лада выглядит уже гораздо лучше, не такой землисто-серой, а уж как ее мать шикарно выглядит! Улыбка, взгляд…

Когда можешь больше не волноваться за своего ребенка, сразу так легче на душе становится… все, деточка больше не подсядет на наркоту. Никогда.

И это — счастье.

А вот третью женщину Таня раньше не видела.

— Добрый вечер?

— Танечка, здравствуй, — Ирина Петровна чуть в пояс не поклонилась девушке. Вовремя спохватилась. Но и кланялась бы, и ручки целовала… есть за что.

— Здравствуйте, Ирина Петровна. Все в порядке?

— Да, деточка. Все замечательно… спасибо тебе! Какое же вам спасибо…

Таня поежилась. Благодарности ей не нравились. Это ведь не она, это Салея. И вообще…

— Тань, — вступила Лада, понимая, что мать сейчас рассыплется в прелюдиях. — Это Ольга Ивановна.

— И что с ней не так? — подняла брови Таня.

Салея и бабушка сейчас дома. На диване валяются, какую-нибудь ерунду в интернете смотрят. И кошек гладят. И вообще…

Домой хочется.

— Танечка, у нее сын…

Таня только глаза закатила. Понятное дело, просто так ее поджидать не будут. Тем более, с таким видом. Умоляющим, беспомощным, жалким. Да, именно жалким. Когда надежды нет, и все же, как хочется на что-то надеяться… ну пожалей же Ты меня, Господи, помоги!

— А к нам позвонить было нельзя?

— Я заходила, спрашивала, — созналась Лада. — Салея сказала, что без тебя никаких решений принимать не будет.

Попросту — перевела стрелки на подругу. Вот паршивка!

Но злиться у Тани сил не было. И желания тоже. Да и чего тут?

— Заходите, — махнула она рукой, открывая дверь, — что с сыном-то?

— Да то же, что и со мной, — Лада выглядела откровенно несчастной. — Только еще хуже. Он геймер, ну и на наркоту подсел. Сначала играл в кайф, потом подсел на игры, начал энергетики пить, чтобы дольше продержаться, потом ему таблеточку посоветовали… ты ж знаешь, сейчас через интернет что хочешь заказать можно.

Таня догадывалась. Радоваться тут было нечему.

— Я поняла. Все дома?

— Мау, — сообщила Муська, приземляясь на разувающуюся Таню всеми своими килограммами.

— Совести у тебя нет, морда мохнатая, — сообщила ей Таня.

Кошка и не спорила. Нет. И не будет. К чему кошке совесть, ей бы колбаски…

Салея и бабушка вышли в прихожую, встречать гостей. Мгновенно стало тесно и даже немножко душно — в узком объеме оказались одновременно шесть людей, две кошки и скромный ротвейлер.

Ольга Ивановна молча встала на колени.

— Девочки милые… помогите. Пожалуйста! Я уже куда только не ходила… ему всего четырнадцать лет! Умоляю… ведь помрет мальчик.

Салея потерла лоб. Она сомневалась, и Таня озвучила ее ответ. Она-то это тоже понимала.

— Ольга Ивановна, у вас другой случай. Хорошо, допустим, ваш сын… как его зовут?

— Петенька.

— Он избавится от тяги к наркотикам. Но от игр так не избавишь. Это не сможем ни я, ни Лея. Это нереально. А значит, он опять на что-то подсядет. Уже не ради кайфа, а ради вот-вот, самой скорости… или не спать, или еще что придумает.

Ольга Ивановна кивнула.

— Я понимаю. Но хоть бы с наркотой справиться. А с играми этими, будь они прокляты во веки веков, я тоже знаю, что делать?

— Да? — удивилась Таня.

— У меня двоюродный брат — охотник. Я его попрошу, он Петеньку с собой возьмет. На заимку, на всю зиму.

— А это поможет? — удивилась Салея.

Таня покачала головой.

— Вряд ли. Приедет — и по новой начнет. Геймер — это не лечится. Игромания или лудомания, как это правильно называется. Нам в психушке таких показывают. Жуткая штука.

Салея вздохнула.

— Ладно. Давай ему хотя бы с наркотой поможем. А насчет этой мании… надо посмотреть. Вдруг что и придумаем?

Таня была только за.

Жалко человека. Не Петю, нет. Хотя и его тоже, чего там мозгов-то в четырнадцать? Раньше в этом возрасте и замуж выходили, и женились, а сейчас — штаны в шкафу по часу ищут. Беспомощные нежные орхидеи.