Хаски и его Учитель Белый Кот, Том I - Жоубао Бучи Жоу

яростным выражением лица Чу Ваньнин поднял окровавленную руку к небесам и начал вращать ивовую лозу над головой, поднимаясь вместе с ней все выше над землей. Золотой свет Тяньвэнь опасно усилился, плеть удлинилась на несколько десятков метров, превратившись в золотой вихрь. Этот воздушный водоворот втянул в себя все вокруг: призраков, трупы, Золотых мальчиков и Нефритовых девочек и даже рычащую призрачную покровительницу браков. Яростный танец Тяньвэнь превратил все живое и мертвое в мельчайшую пыль. «Ветер» крушил все без разбора: даже траву и деревья в радиусе действия техники вырвало с корнем, а Чу Ваньнин стал центром этой сверкающей золотой бури. На какое-то время небо потемнело, а затем пыль осела. Призраки, гробы и мертвецы — все исчезло. Остались только плывущие по ветру листья ивы. Никого и ничего, кроме окутанной трепещущим алым одеянием фигуры. Земля вокруг стала белой от раздробленных костей, и Чу Ваньнин возвышался посреди этой пустоши, как цветущий красный лотос над гладью воды, как упавший на снег цветок крабовой яблони. И лишь Тяньвэнь божественной золотой змеей вилась и сияла у его ног.

Похоже, Чу Ваньнин и правда был очень осторожен, когда наказывал учеников ордена. Случившееся сейчас было более чем наглядной демонстрацией того, что если бы он захотел, то точно мог в одно мгновение стереть в порошок каждого из провинившихся тогда на Платформе Шаньэ.

Золотой свет постепенно угасал. Тяньвэнь превратилась в сверкающую звездную пыль и спряталась в ладони Чу Ваньнина.

Он глубоко вздохнул, нахмурил брови и, превозмогая боль в раненом плече, медленно пошел к своим ученикам.

— Как Ши Мэй? — спокойно спросил Чу Ваньнин

Мо Жань посмотрел на лежащего у него на коленях, все еще не пришедшего в себя красавца Ши Мэя. Тот все еще не очнулся, дышал неглубоко, а щеки и руки его были холодны. Эта сцена слишком напоминала кошмар, от которого Мо Жань не мог убежать даже после смерти.

В тот раз Ши Мэй тоже вот так лежал у него на руках. А потом его дыхание стихло навсегда...

Чу Ваньнин наклонился, чтобы прощупать пульс и сонную артерию сначала госпожи Чэнь, а потом Ши Мэя.

Нахмурившись, он пробормотал:

— Хм? Неужели такое тяжелое отравление?

— Яд? Разве вы не говорили, что беспокоиться не о чем? Разве не утверждали, что они просто под гипнозом?

Чу Ваньнин нахмурился:

— Призрачная покровительница браков использовала аромат благовоний для погружения людей в свой иллюзорный мир, а это тоже своего рода яд. Я предполагал, что столкнусь с незначительным отравлением, но не ожидал, что все будет так серьезно.

Мо Жань: — …

— Давай сначала отвезем их в резиденцию Чэнь. Обезвредить яд не так уж и сложно, главное, что они живы.

Все это он произнес ровным, безразличным тоном. Несмотря на то, что Чу Ваньнин почти всегда говорил именно так, в нынешних обстоятельствах он казался слишком бессердечным и равнодушным.

К Мо Жаню тут же вернулись все воспоминания из прошлой жизни. Бушевала снежная метель, он стоял на коленях в снегу и сжимал в своих объятьях умирающего Ши Мэя. Лицо Мо Жаня было залито слезами, и он кричал до хрипоты, умоляя Чу Ваньнина обернуться, бросить хотя бы один взгляд на своего ученика, просто поднять руку и хотя бы попробовать спасти жизнь Ши Мэя.

Но что тогда ответил Учитель?

Его голос был таким же безразличным и безжизненным как сегодня. Чу Ваньнин отказал в тот единственный раз, когда, упав перед ним на колени, Мо Жань умолял его.

В тот снегопад человек в его руках постепенно становился таким же холодным, как снежинки, что садились ему на плечи и цеплялись за ресницы.

В тот день Чу Ваньнин убил двух своих учеников.

Одним из них был Ши Минцзин, которого он мог спасти, но не спас.

Вторым — Мо Вэйюй, чье сердце утонуло в печали, когда он упал коленями в снег.

Сердце Мо Жаня вдруг переполнилось дикой злобой, обвившейся вокруг него подобно ядовитой змее.

В это мгновение он ощутил огромное желание обхватить руками шею Учителя, чтобы сорвать с этого лицемера его личину праведника. Ему вдруг захотелось снова стать демоном, злобным призраком из прошлой жизни, который мог без стеснения терзать его, допрашивать и потребовать жизнь за жизни… тех двух учеников, что, доверившись ему, погибли в той метели.

Но когда Мо Жань поднял глаза, его взгляд упал на окровавленное плечо Чу Ваньнина и звериный рык застрял в горле. Он больше не издал ни звука, просто смотрел на лицо Учителя взглядом, граничащим с ненавистью, но Чу Ваньнин этого даже не заметил. Через некоторое время Мо Жань опустил голову, чтобы взглянуть на Ши Мэя. В голове вмиг стало пусто. Если что-то случится с Ши Мэем снова, тогда…

Человек в его руках закашлялся, и сердце Мо Жаня затрепетало, словно пойманная птица. Ши Мэй медленно открыл глаза и пробормотал хриплым, слабым голосом:

— А-Жань?

— Да! Да! Это я!

Облегчение и радость смыли все его тревоги. Глаза Мо Жаня широко раскрылись и засияли, когда он прижал руку к холодной щеке Ши Мэя.

— Ши Мэй, как ты себя чувствуешь? Где-нибудь болит?

Ши Мэй слегка улыбнулся, выражение его лица было все таким же ласковым. Он поднял голову, оглядываясь по сторонам:

— Почему мы здесь? Я потерял сознание... Ох! Учитель… этот ученик был некомпетентен… этот ученик...

Чу Ваньнин прервал его:

— Не напрягайся, не говори.

Он сунул в рот Ши Мэя красную таблетку:

— Раз ты очнулся, просто держи во рту это лекарство для очищения от яда, но не глотай его.

Ши Мэй послушно подчинился, а потом содрогнулся всем телом и его почти прозрачное лицо стало еще более белым:

— Учитель, почему вы ранены? Вы весь в крови...

Чу Ваньнин поднялся, посмотрел на Мо Жаня и сказал все тем же раздражающе мертвым голосом:

— Ты отведешь их обратно в усадьбу семьи Чэнь.

Теперь, когда Ши Мэй очнулся, мрак, что почти поглотил сердце Мо Жаня, рассеялся. Он кивнул:

— Хорошо!

— Я вернусь после того, как задам пару вопросов хозяину Чэню.

Чу Ваньнин отвернулся и сделал несколько шагов. Ему, стоящему лицом к бескрайней ночи, со всех сторон окруженному лишь пылью разрушений, наконец можно было отпустить себя и не притворяться. Нахмурив брови, он позволил боли отразиться на лице.

Его плечо было пронзено пятью когтями, мышцы и сухожилия порваны, повреждена кость. Он запечатал вены, чтобы не потерять сознание