Опалённый. Том 1 (СИ) - "Xengokou"

Когда большей частью вся ненависть к Фролову была выплеснута на него самого едкой кислотой, отец достал пистолет из кобуры. Я его остановил:

— Не трать патроны. Собаке — собачья смерть.

— Нельзя так. Хоть он и пидорас конченый, но тоже человек, — но пистолет убрал. Затем подошёл к Егору в последний раз: — Ну всё. Прощай, гнида.

Взяв за затылок и подбородок запытанного, перемазанного собственной кровью парня, батя медленно провернул голову на крепкой шее. Явно наслаждаясь последними попытками бороться за свою жизнь. После щелчка жизнь подонка прервалась.

Отец потыкал ножом в землю и вытер лезвие об одежду убитого.

— Что будем делать с телом? — спросил он меня.

Положим, меня отмажут Булычевы. Скажут, что я был всё это время у них, а пожарным, полиции и свидетелям драки на трассе всё показалось. Кто с ними станет спорить? Анастасия Николаевна тоже может подтвердить, если захочет — она бывает гостьей у Николая Александровича, насколько я понял.

Отец был на дежурстве и пришёл, когда наш дом уже сгорел дотла — никак не мог он изловить Фролова. Но тело всё равно будут связывать с нами. Потому что отец Егора знал, где был его сын.

Ай, будь что будет. Я устал от этого проклятого, безумного дня. Пусть его тело разделит участь моих родных.

— Бензином обольём его, да чёрт с ним. Ничего нам не сделают, даже если найдут.

— Не по-христиански это, — вот уж поражаюсь я своему отцу. Думает о демонологе, что убил всю его семью. Которого минуту назад полосовал ножом. Удивительный человек.

— Ладно, сожжём, а потом закопаем. Пошёл я за лопатой.

Прикупил я пару недель назад сапёрную лопатку. Мало ли где машина может застрять, хоть подкопать будет возможность. А по итогу пригодилась совсем иначе.

Кое-как, за четверть часа, я раскопал достаточно песка, чтобы в подобие могилы можно было уложить Фролова. Вновь мы взяли его за руки и ноги, сбрасывая на дно ямы. Затем полили бензином, который пришлось вытягивать из бензобака. И сели у кострища. Я достал сигарету — слишком уж сложное утро. Не нравилось мне чисто по-человечески то, чем мы занимались.

— Ты куришь что ли? А, не важно… дай и мне штучку, — батя, когда его отпустила звериная ненависть, тоже был не в восторге от того, что он сделал. Оба мы тянули одну сигарету за другой, пока дожидались, когда огонь утихнет. Запах табачного дыма перебивал другой — отвратительный, что доносился до нас из могилы.

Кажется, я понял слова отца — Фролов всё ещё человек. И где-то там, в Аду, он вот-вот вольётся в ряды тех, кто с демонами воюет. В огне Преисподней нет демонологов. Даже нет плохих или хороших людей. Все мы там были объединены страданиями и ненавистью к общему врагу. Это здесь человек человеку — волк. Но там — он был бы мне таким же боевым братом, как и все остальные.

Перебежчики на сторону сил Сатаны редки. Нужны тысячелетия верной службы, чтобы заслужить право быть кем-то, кроме задохлого беса или чертёнка. А столько времени у демонов не было. По-крайней мере, не больше одного тысячелетия осталось до нашей окончательной победы.

Но что потом, когда души грешников победят? Что будет в Аду? Страдания от отравленного серой воздуха никуда не исчезнут. Вечная жажда никогда не будет утолена — если не пить отравленную демонами воду. Рогатым не нужно ни есть, ни пить. Всё, что им нужно — страдания их жертв. Это питает их, освежает, придаёт им сил.

Интересно, кто создал их такими? Кого винить? Такие твари не могли появиться сами собой. Более того, целое измерение, в котором они пытали грешников, не могло появиться само по себе. Но, кто бы ни был их создателем, какие бы он цели этим не преследовал… надеюсь, у него будут веские доводы, чтобы убедить меня в искренней необходимости такого мироустройства. Хотя едва ли я доберусь до него. Или же них.

Когда огонь в могиле ослаб, я вновь взялся за лопату. Наскоро забросав яму песком и утрамбовав, вместе с отцом отправились за Ленкой. А потом… потом не знаю. Придётся везти то, что осталось от моей семьи, к Николаю Александровичу. Или же к Фудзиваре. Но к ней, признаться, ехать совершенно не хочется.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А разве есть выбор? Где ещё отец и Лена будут в безопасности, если не у родни — очевидно, Булычеву интересен только я. Просто из-за того, что именно моя душа откликнулась на зов о помощи той сотни магов, что принесла себя в жертву. Потому что я — Тот-кто-помнит.

Наверное, у них была слабая надежда, что я научу их последователей, как надо побеждать демонов. Но это откровенно не вязалось с тем, что ни один из графов, да даже княжна — никто не знал, что в Преисподней идёт Война Воли. Которая началась из-за меня.

Да, помимо всего прочего, я — тот, кого демоны назвали Восставшим. Сидя за рулём с сигаретой в зубах, проезжая мимо оцепленного полицией места нашей с Фроловым битвы, я вспомнил, как всё начиналось.

* * *

Очередная большая работа с дипломниками. Гора текста, требующая сверки со стандартами. Ошибки искать куда интереснее, чем подгонять за ленивых студентов работы к требованиям МинОбра. На улице стоит страшная духота — столбик термометра уверенно тянется к цифре в сорок градусов по Цельсию. Я работал всю ночь. Голова изрядно кружилась от усталости и переработок. Толстое тело, в полтора раза тяжелее нынешнего, притом на две головы ниже, обливается потом.

Футболка и шорты давно сброшены. Я даже подумывал тогда и трусы стянуть — всё равно живу один в свои тридцать пять, стесняться мне некого.

По хорошему, стоило бы отложить работу в сторону и отдохнуть, но ещё во времена, когда я бегал от военкомата, твёрдо усвоил правило. Не хочешь страдать завтра — делай всё сегодня. Из будущего ты скажешь себе спасибо, когда заведующий кафедрой сбросит на тебя ещё «немного» работы. «Пустяковой», конечно же, иного мне и не поручали. Упрись рогом и работай. Добивайся своего, пока не сможешь сказать — да, я молодец. Я справился, можно и отдохнуть.

Этот навязанный мне жизнью принцип меня же и сгубил. Как идиот бился об стенку, брался за чужую работу, рассчитывая на признание. В итоге по моей голове прошлась вся кафедра. А я так и остался никем. Упёртым бездарем.

Моя рука тогда потянулась за свежей банкой энергетика. Только из холодильника. Которая она уже по счёту была за тот день? Восьмая? Не важно это, на самом деле. Моё прежнее тело погубил не избыток кофеина, ожирение, и даже не вечные переработки. Они сыграли немалую роль в смерти, но последнюю каплю добавил я сам. Один глоток ледяного напитка, другой…

Внезапно сердце пронзила страшная боль. Руки и ног словно зажаты миллионами острых булавок. Вздохнуть никак не получалось. Встать и дотянуться до телефона, чтобы позвонить в скорую — тоже. Я упал со стула. Сердце всё продолжало болеть так, словно его резали ножом. Мои глаза закрылись и потом…

Я очнулся. Не у себя дома, а в какой-то тёмной камере. Из освещения — только щёлка со стороны стены. Но уже видно, что нет ни стула, ни кровати. Сырой вонючий пол, покрытый чем-то липнущий к ступням. И решётка, как в американских киношных тюрьмах. Только прутья все зазубренные, ржавые, местами обёрнуты колючей проволокой. Где я вообще оказался?

Попытался вдохнуть и чуть не сошёл с ума от боли, сшибившей меня с ног. Лёгкие обожгло так, будто я тупой помощник стеклодува, вдохнувший раскалённый воздух из своей первой работы. Как же всё болело, до невозможности! От груди ощущения растекались по всему телу. Я очень боялся сделать второй вдох. Он был таким же болезненным, словно первый. Но лёгкие жгло либо от удушья, либо от этого отравленного воздуха. Сера — я узнал этот запах, когда сумел привыкнуть к боли. Кричать сил не было. Я лежал и страдал молча, не издавая ни единого звука. Только изредка прорывался всхлип. Слёзы, лишь появившись, испарялись. Окружающий воздух был не только травлен серными парами, но был горячим, как сопло реактивного двигателя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Каждая секунда в новом месте приносила мне страдания, каких не было в жизни никогда. Даже вопрос, где я, уже не волновал меня. Только — когда это всё закончится?