Фантастичнее вымысла - Чак Паланик

В тот вечер, когда мы встретились с Брэдом, мы вышли из павильона звукозаписи № 15 киностудии «XX век Фокс». Было уже далеко за полночь, и мы шли мимо декораций Нью-Йорка — после того, как их выстроили для съемок «Хелло, Долли» с участием Барбры Стрейзанд, их использовали в миллионах кинофильмов. Мимо нас проехало такси с нью-йоркскими номерами. Над крышками мнимых люков поднимался пар. Тротуары были заполнены людьми в зимних пальто — у многих в руках пакеты из нью-йоркских магазинов. В следующую минуту кто-то помахал нам рукой, призывая остановиться, — нас, смеющихся, одетых в шорты и футболки, попросили не появляться в кадре рождественского эпизода фильма о нью-йоркской полиции.

Мы зашагали по другой улице, мимо открытого павильона звукозаписи, где освещенные прожектором актеры в голубых балахонах хирургов склонились над операционным столом, делая вид, будто спасают чью-то жизнь.

В другой раз я драил пол в кухне и потянул мышцы в боку. По крайней мере мне так показалось сначала.

Следующие три дня я заходил в туалет, и мне никак не удавалось помочиться, и когда я ушел с работы и поехал к врачу, то от боли едва мог ходить. К тому времени врач из того стрип-бара уже стал моим личным врачом. Он пощупал мой бок и сказал: «Вам нужно в больницу, иначе рискуете лишиться почки».

Несколько дней спустя я позвонил ему, сидя в ванне в луже мочи и крови, попивая калифорнийское шампанское и «викодин». По телефону я сообщил ему: «У меня вышел камень». В другой руке у меня был девятимиллиметровый камешек с острыми краями кристалликов щавелевой кислоты.

На следующий день я вылетел в Спокейн для получения премии Ассоциации книготорговцев Северо-Западного побережья за роман «Бойцовский клуб».

Через неделю, в день, когда мне была назначена консультация, кто-то позвонил мне и сказал, что мой врач умер. Ночью у него случился сердечный приступ, и он умер один, на полу, возле своей кровати.

В моей плексигласовой ванне до сих пор сохранился по периметру кроваво-красный след.

Черный и красный свет софитов. Декорации на съемочной площадке. Набальзамированные трупы. Мой доктор, мой друг, мертвый на полу своей спальни. Мне хочется верить, что теперь это просто истории. Наши физические тела — я хочу верить, что они не более чем бутафорский реквизит. Что жизнь, физическая жизнь, это всего лишь иллюзия.

И я верю, но только каждый раз это длится всего лишь мгновение.

Может показаться забавным, но в последний раз я видел отца живым на похоронах моего зятя, мужа сестры. Он был молод, мой зять. Ему не было и пятидесяти, когда у него случился удар. В церкви нам предложили «меню» — мол, мы можем выбрать два гимна, псалом и три молитвы. Все это сильно смахивало на заказ блюд в китайском ресторане.

Сестра вышла из смотровой комнаты, где находилось тело ее усопшего мужа. Она жестом пригласила нашу мать войти в комнату, сказав:

— Произошла ошибка.

Это существо в гробу, высохшее, одетое в костюм и загримированное, не имело ничего общего с Джерардом. Моя сестра сказала:

— Это не он.

Последний раз, когда я видел отца, он протянул мне галстук в синюю полоску и спросил, как его завязать. Я попросил его выпрямиться. Подняв воротник его рубашки, я, точно петлю, надел ему на шею галстук и стал затягивать узел. Я сказал ему: «Подними голову».

Это была оборотная сторона того мгновения, когда он показал мне фокус с зайцем, бегающим вокруг пещеры, и завязывал шнурки на моей самой первой паре обуви.

Это был первый случай за несколько десятилетий, когда моя семья в полном составе отправилась на мессу.

Когда я писал эти строки, позвонила мать и сообщила, что дедушка недавно перенес серию инфарктов. Он не может глотать, его легкие заполняются жидкостью. Мой друг, пожалуй, самый мой лучший друг, сообщил по телефону, что у него обнаружили рак легких. Дедушка живет в пяти часах езды от меня. Друг — на другом конце города. У меня есть работа, которую я должен делать.

Официантка в том баре любила спрашивать: «Что вы будете делать, когда состаритесь?»

Если я доживу до старости.

Я пишу эти строки как раз накануне последнего срока сдачи текста редактору.

Мой зять обычно называл оттягивание какого-либо дела до последней минуты «конфронтацией», такая манера придавала делам большую драматичность и значимость, а их исполнитель превращался едва ли не в героя.

— То, где я родилась, — любила вспоминать Джорджия О`Кифф, — и где и как я жила — совершенно не важно.

Она также говорила:

— Интерес представляет лишь то, что я делала, когда жила там.

Простите, если все это представляется вам немного поспешным и безнадежным. Но так оно и есть.

Кажется, вспомнил…

Наименование: двадцать семь коробок леденцов к дню св. Валентина, стоимость 298 долларов.

Наименование; четырнадцать говорящих заводных птиц, стоимость 112 долларов.

По мере того как приближается пятнадцатое апреля, мой налоговый ассистент, Мэри, начинает названивать мне и интересуется:

— А это еще что такое?

Наименование: две ночевки в отеле «Хилтон», город Карсон, Калифорния.

Мэри спрашивает меня, каким ветром меня занесло в Карсон. Двадцать первое — мой день рождения. Что в этой поездке особенного, чтобы дать право на налоговые льготы?

Леденцы-валентинки, говорящие птицы, ночи в отеле «Хилтон» — видимо, они были так хороши, что я решил сохранить чеки. Иначе с какой стати мне это было делать? Спустя год я уже не помню, какое они вообще имеют ко мне отношение.

Вот почему, как только я увидел Ги Пирса из «Мементо», я точно знал, что сейчас мне наконец-то расскажут историю. Это был фильм про основную форму искусства нашего времени.

Про то, как делать заметки.

Все мои друзья вооружены карманными компьютерами и мобильниками. Они вечно названивают самим себе и оставляют сообщения про то, что должно вот-вот произойти. Мы оставляем себе записки с напоминанием «Нужно отправить». Мы идем в магазин в торговом центре, тот самый, где по нашей просьбе на серебряной шкатулке или авторучке вам выгравируют какую-нибудь чушь, и мы получаем напоминание о том, что жизнь наша быстротечна и всего в ней не упомнишь. Мы покупаем фоторамки, где можно на звуковой чип записать голосовое сообщение. Мы пытаемся буквально все запечатлеть на видео. Да, еще у нас появились цифровые фотоаппараты, и мы теперь можем пересылать фотографии по электронной почте — это примерно то же самое, как в прошлом веке мы показывали друзьям после отпуска слайды, только не так скучно. Мы занимаемся тем, что организуем и реорганизуем. Мы записываем и архивируем.

Так что я не удивлен тому, что людям нравится «Мементо». Меня удивляет другое — почему этот фильм не собрал всех «Оскаров» сразу, чтобы затем одним ударом разрушить потребительский рынок перезаписывающихся компакт-дисков, диктофонов, электронных органайзеров и прочей дребедени, которую мы используем, чтобы следить за ходом своей жизни.

Моя система хранения информации — мой фетиш. Перед тем как уйти из корпорации «Фрайтлайнер», я в магазине офисной техники по дешевке — по пять долларов за штуку — накупил себе во всю стену черных металлических архивных стеллажей с выдвижными ящиками. Теперь, когда чеки, а с ними письма, контракты и прочие бумажки уже высятся горами, я опускаю шторы, ставлю диск с записью дождя и начинаю все раскладывать по полочкам. При этом я использую висячие папки и специальные цветные пластиковые этикетки. То есть я — Ги Пирс, только без жировых складок на животе и не такой симпатичный. Я сортирую бумаги по датам и содержанию. Я организую идеи для рассказов, привожу в порядок разрозненные факты.

Этим летом женщина из Палузы, штат Вашингтон, сказала мне о двух способах выращивания рапса — в качестве продукта питания и для смазки. Есть два вида семян. К сожалению, та разновидность, что годится в качестве смазки, — ядовита. И поэтому каждый округ страны должен решить для себя, разрешать ли фермерам выращивать рапс как пищевой продукт или как сырье для смазочного материала. Потому что попадись в пищевом рапсе пара-тройка семян ядовитой разновидности, и дело может кончиться смертельным исходом. Она также рассказала мне, что безобидное на первый взгляд движение за снос плотин на самом деле куплено на корню, что за всем этим стоят отнюдь не наивные любители природы, рыбалки и спуска на плотах с горных рек, а угледобывающая промышленность — потому что плотины гидроэлектростанций отнимают у шахтеров их хлеб. И она это знает не понаслышке, а потому, что делала для них веб-сайт.

Подобно птицам на батарейках, все это прелюбопытные факты, вот только что мне с ними делать?

Я могу пополнить ими мой архив. В один прекрасный день им тоже найдется применение. Когда-то дед и отец тащили домой поломанные автомобили, все бросовое, даровое или купленное по дешевке, что могло когда-нибудь пригодиться. Так и я собираю факты и цифры, раскладываю их по полочкам архива на случай какого-нибудь будущего литературного проекта.