За тебя, Родина! - Илья83
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Военные полицейские не были глухими и эти зловещие щелчки тоже услышали. Их лейтенант нервно сглотнул, его ствол метался туда-сюда, не зная на ком остановиться. Первые ряды солдат были безоружны, а вот среди тех кто внутри явно кто-то сохранил винтовки. Конечно, была вероятность что беглецы клацают затворами впустую из-за отсутствия патронов и только пугают, но вид убитого наповал майора убедительно доказывал что, возможно, кто-то из них сохранил для себя обойму-другую, а не сдал как положено тем кто пытался сдержать натиск немцев в городе. Узнать это можно было только открыв огонь, а проверять никто не хотел. Юджин понял что вся эта толпа сейчас готова на любое преступление и низость, лишь бы свалить домой, и не думала о том что будет после. Видимо, эта же мысль посетила и лейтенанта-полицейского, вместе с тем что угрожать многочисленной толпе, имея с собой всего лишь одного подчинённого, глупо и опасно. Да, можно попытаться послать за помощью, прибегут его товарищи, может даже с пулемётом… Но что дальше? Бойня между своими? Расстреливать всех подряд? Тех кто одет в такую же форму и ещё недавно бывших сослуживцами? Чтобы решиться на такое безумие надо иметь по-настоящему стальные яйца и полное отсутствие страха за последствия содеянного. Был ли полицейский именно таким?
Он оценил ситуацию и неохотно опустил винтовку, дав знак своему сержанту сделать то же самое. Стать тем кто начнёт массовую бойню в собственных рядах неизвестный лейтенант не хотел… Но и просто так оставлять дело тоже. Поэтому принял решение, хоть как-то смирившее его со своей совестью:
— Будьте вы прокляты, грязные трусы… — полицейский пожевал губами и чувством величайшего презрения сплюнул под ноги молчавшим солдатам. Обвёл их яростным взглядом и добавил: — Не думайте что вам это сойдёт с рук! Я доложу командованию и дома вас уже будут ждать те кто разберётся во всём этом дерьме! Очень надеюсь что тот кто убил офицера сможет вернуться живым… чтобы отправиться на виселицу или быть расстрелянным! Идёмте, сержант! — приказал он своему подчинённому.
И они медленно ушли не оглядываясь, когда темнота сгустилась ещё больше. Топтавшиеся вокруг раненых санитары, стараясь не смотреть на убитого майора и ряды равнодушных солдат, после короткого тихого совещания снова подхватили носилки и куда-то их потащили, больше не сказав ни слова.
А Юджин с трудом смог разжать одеревеневшие пальцы на прикладе пулемёта. Глубоко вздохнув и чувствуя себя ещё хуже чем прежде, он закрыл глаза и отвернулся от этой сцены, мысленно жалея что вообще стал свидетелем очередной подлости человеческой натуры. Ещё его угнетало собственное бессилие в этой ситуации. В памяти всплыл тот случай перед мостом, когда сержант Барнс настойчиво убеждал его пристрелить дезертира, а пока лейтенант колебался, сам это сделал. А теперь тут несколько сотен, если не тысяч таких вот дезертиров, забывших о долге, чести, совести… Мог бы он сам открыть по ним огонь из своего «Bren», чтобы наказать за подлое убийство майора? Это был горький вопрос, от которого хотелось прополоскать горло чем-нибудь сладким вроде вина. Но, что ещё хуже, Питерс не хотел знать на него ответ! Надо было как-то отвлечься и он тихо спросил:
— Сержант, зачем вы меня спасли? Если уж так хотели жить то могли бы просто оставить в том доме… Честно говоря, я бы не обиделся.
Макговерн промолчал, а потом достал спички с сигаретами и закурил, глубоко вдохнув дым. Темнота уже почти полностью опустилась на пляж и фигура сержанта превратилась в смутный силуэт, который временами расплывался на глазах. Наконец, он ответил:
— Спрашиваете зачем, сэр? Не знаю… Наверное, поддался порыву. Нет, не страху за свою жизнь. Просто не было смысла там больше оставаться, понимаете? Патроны у всех закончились, чем отбиваться? Кулаками? Смешно! — и он на самом деле фыркнул, снова со вкусом затянувшись сигаретой. — Нас бы просто пристрелили и всё. Или взяли в плен как беспомощных цыплят. Поэтому мы просто взяли вас, спустились со второго этажа через дыру в стене, и потом осторожно пробрались сюда через пустые кварталы.
— Там были ещё раненые… в той комнате… — напомнил ему Юджин, не открывая глаз. — Я помню, мы их там складывали.
— Были… — согласился с ним Макговерн и, судя по звукам, тоже лёг рядом с ним. — Хотите спросить почему мы не захватили и их? Всё просто, сэр… Спускать раненого вниз со второго этажа не такое уж простое дело, вот что я вам скажу. А нас было всего шестеро или семеро. К тому же в квартиру вот-вот могли ворваться немцы и тогда бы уже никто не спасся. Пришлось выбирать, либо спасти хоть кого-то… или же погибнуть вместе со всеми без всякой пользы. Может, немцы пощадят их. Не все же они там бешеные твари, наверное… Уж извините, сэр, но мы выбрали первое.
В голосе сержанта, намеренно или случайно, послышались язвительные нотки, от которых Питерсу стало неловко. В самом деле, парни подарили ему возможность пожить ещё немного, а он недоволен? Что ж, спасибо и на этом, как говорится. Хотя лейтенант подозревал… точнее, был уверен что уже завтра всё будет кончено. Теперь преград немцам нет и они, если не полные кретины, завтра утром сделают последний бросок и ворвутся на пляж. И что здесь будет? А потом сам же себе и ответил — бойня. Часть людей постреляют а большинство окружённых, лишившись надежды спастись, просто поднимут руки. Перспектива хреновая, как ни крути. Кроме того Юджина нет-нет да покалывал стыд за себя. Большая часть его отряда погибла в бою, нанеся немцам хоть какой-то урон, а он выжил? Да, в этом нет его собственной заслуги, тело Питерса притащили на пляж в почти бессознательном состоянии. Но всё равно… С другой стороны, а что ещё ему было делать, после того как он с трудом пришёл в себя? Какое там воевать, лейтенант даже встать нормально не мог! Голова кружилась, тошнило, накатывала слабость. Да и патронов для верного пулемёта осталось на несколько коротких очередей. Крепко же ему попало в том проклятом коридоре! Хорошо хоть каска смягчила удар, видимо, та пуля прошла по касательной, иначе так бы он и лежал до сих пор там, вместе со всеми своими солдатами. Но сейчас Юджину в больную голову пришла только одна
