Весь Валентин Пикуль в одном томе - Валентин Саввич Пикуль

картах и глобусах. Нет! Нордовый, северный конец ее устремлен к магнитному полюсу планеты — примерно к полуострову Бутия на севере Канады. Симонов провел на классной доске прямую вертикаль меридиана, а рядом с ним пролегла косая линия. Угол между ними он соединил дужкою измерения.

— Этот угол между географическим меридианом, который называется истинным, и направлением стрелки компаса и есть магнитное склонение. Следовательно, мы имеем первую поправку к курсу корабля. Мало того, в открытом океане корабль может войти в область более высокого магнитного влияния, и тогда поправка изменится. Наконец, случаются магнитные бури, когда компас может просто взбеситься. Склонение же бывает к осту или весту — с плюсом или минусом. Прошу так и записать.

Кажется, капитан-лейтенант решил сделать все, чтобы юнги потеряли веру в магнитный компас. Юнги знали, что склонение — не единственный порок компаса, есть и другие, более сложные. Корабли, как известно, собирают из металлов. Железо активно воздействует на стрелки корабельных компасов — с такой силой, что компасы способны показать север на юге. Это — девиация, опасный враг мореплавания. Рассказав о ней, Симонов возле двух линий — истинного и магнитного меридианов — провел третью, косую линию.

— Образовался еще один угол поправки к курсу нашего корабля. Задача усложнилась. А теперь допустим, что наш корабль выбросил в противника тонны снарядов. Погреба его опустели. Значит, воздействие железа на компас уменьшилось, а поправка на девиацию снова изменилась. Противник стал нас преследовать. Или мы его. На форсаже машин прогрелись трубы и палубы. Воздействие тепла на стрелку компаса усилилось, и она опять отклонилась. Рядом с ходовой рубкой включили мотор — сейчас же возникло магнитное поле, которое сбивает нас с курса, и штурман уже измучился от внесения все новых и новых поправок к курсу…

Закончил Симонов предупреждением:

— Таким образом, при заступлении на ходовую вахту рулевой обязан проверить даже свои карманы. Нет ли в них чего железного? В число запрещенных предметов входят ключи, перочинные ножики. И даже… тонкий прутик стального каркаса в бескозырке.

Финикин при этих словах тронул свой железный зуб.

— Придется вырвать, — улыбнулся Симонов.

— Это как?

— Очень просто. Щипцами. А вставить, например, золотой. Золото относится к числу нейтральных металлов, которые не могут воздействовать на стрелки магнитных компасов.

Финикин растерянно понурился, бормоча:

— Золото… где взять-то? Небось денег стоит. Хоть бы предупреждали, когда в рулевые записывали.

— Магнитный курс корабля устарел! — закончил лекцию Симонов. — Сейчас флот равняется по истинному курсу, в основе которого лежит прямая и четкая линия между полюсами — истинный меридиан.

В коридорах уже бегали дежурные со звонками, оповещая о конце занятий, но юнги-рулевые выждали заключительного аккорда лекции.

— Истинный меридиан! — повторил Симонов. — Сейчас флот идет по истинному курсу. А дает этот курс гироскопический компас. Но гирокомпасы — область знаний штурманских электриков. Подготовка этих специалистов обходится государству недешево, на флоте их мало. На подводной лодке — один, на Эсминце — два человека. На линкоре — точно не скажу. На линкорах я не плавал.

— А мы тоже будем изучать гирокомпасы?

— Быть рулевым и не знать электронавигационных приборов нельзя. Но ознакомят вас с гирокомпасами кратенько. Без углубления в тему. Преподаватель еще не прибыл. Ждем его с флота. Скоро приедет, и тогда берегитесь, как бы не нахватать двоек. Дело трудное…

В перерыве все обступили Финикина.

— Когда зуб-то рвать пойдем?

— А хоть сейчас! Только пускай золотой вставят.

Федя Артюхов буркнул:

— Охота вам связываться… с этим.

Савка всегда уважал Артюхова, иногда почему-то даже жалел. Однажды он тихонько спросил его:

— Федя, скажи — а воровать… страшно?

— Не знаю, — ответил Артюхов. — У сытого да жадного, когда ты сам голодный, своровать еще можно. Но совсем уж противно голодному красть у голодного. И больше ты ко мне с этим не приставай.

* * *

В роте их ждала радость — привезли лыжи. Боцмана кинулись на них первыми, вмиг расхватали самые лучшие, с хорошими палками. Боцмана вообще задирали носы не в меру. Они как-никак единственные из юнг, которым предстоит лично вести огонь по противнику.

В кубрике рулевых шла суетливая возня. Если полсотни мальчишек запихнуть в одно помещение, они могут так побеседовать между собою, что у взрослых через десять минут затрещат головы. Росомаха уже разбирал свою койку, а Колесника еще не было, он утащился в соседний колхоз на танцульки.

— Ти-ха! Ти-ха! — взывал к юнгам Росомаха.

Стало чуть-чуть потише, и в этой случайной паузе все расслышали, как Финикин обратился к старшине:

— Разрешите доложить, что у меня банку варенья сперли. Вчера была, а сегодня — нету.

Росомаха вновь застегнул манжеты своей фланелевки.

— Ти-ха! Кто у этого товарища банку варенья увел?

Вот теперь в кубрике стало совсем тихо.

— Никто не сознается? — вопросил старшина. — Или вам неизвестно, что воровство особо жестоко карается на флоте?

Все молчали. Кто был удивлен. Кто пристыжен.

— Становись! — скомандовал Росомаха.

Вдоль левого «борта» вытянулась шеренга колесниковского класса, вдоль правого — класса Росомахи. Лампочки светили вполнакала, от печки несло жаром. Забытые учебники и тетрадки валялись на столах и койках.

Росомаха рысцой пробежал вдоль шеренг.

— Еще раз спрашиваю — кто взял банку?

Финикин проговорил:

— Артюхова допросите. Пусть он мое варенье отдаст.

— Артюхов, это случайно не твоя работа?

Тот отвечал старшине с достоинством:

— А почему вы именно меня спрашиваете?

— Так ты же… — начал было Росомаха и умолк.

Из шеренги левого «борта» кричали:

— У нашего Серебрякова вчера кто-то перышко из ручки выдернул. Может, это один и тот же гад работает!

Растерявшийся Росомаха вызвал из строя Московского.

— Старший, — сказал он Игорю, —