Гарри Поттер и методы рационального мышления - Элиезер Юдковский

Гарри уставился на профессора. Глаза всё ещё слезились от внезапного света.

Профессор Квиррелл посмотрел в ответ. Что-то странное блеснуло в его глазах.

— Я сделал, что мог, и, боюсь, теперь должен вас покинуть. Хорошего… — поколебался профессор Защиты. — Хорошего дня, мистер Поттер.

— Хорошего… — начал Гарри.

Сидевший на траве мужчина упал, его голова коснулась земли с лёгким стуком. В то же время чувство тревоги ослабло так резко, что Гарри от неожиданности вскочил, сердце вдруг ушло в пятки.

Но тело на земле медленно поднялось на четвереньки. Повернулось к Гарри — глаза были пусты, рот приоткрылся. Попыталось встать и упало обратно на землю.

Гарри шагнул вперёд. Инстинкт подсказывал предложить руку, хотя это было неправильно. Появившееся беспокойство, пусть и слабое, говорило, что опасность никуда не делась.

Но упавшее тело дёрнулось прочь, а затем медленно поползло от него в сторону замка.

Мальчик стоял посреди деревьев и смотрел вслед.

Глава 96. Роли. Часть 7

От автора:

Для тех, кто не читал канон: деревянная табличка немного изменена, но надпись на надгробии та же самая, что и у Роулинг.

* * *

Встреча четвёртая:

(16:38, 17 апреля 1992 года)

Человек в поношенном тёплом пальто, на щеке которого были едва заметны три шрама, оставшихся на всю жизнь, очень пристально наблюдал за Гарри Поттером. Мальчик вежливо изучал ряды невысоких домов. Для ребёнка, у которого вчера погиб лучший друг, Гарри Поттер казался удивительно спокойным. И хотя его спокойствие ничуть не напоминало равнодушие, назвать его нормальным тоже было нельзя. «Я не желаю говорить об этом», — сказал мальчик, — «ни с вами и ни с кем другим». «Не желаю» вместо «не хочу» словно подчёркивало, что он способен использовать взрослые слова и принимать взрослые решения. Когда к Ремусу Люпину прилетели совы с письмами от профессора МакГонагалл и того странного человека, Квиринуса Квиррелла, он задумался, как можно помочь мальчику, и в голову пришла лишь одна мысль.

— Сколько пустых домов, — сказал мальчик, снова осматриваясь.

За десять лет, которые прошли с тех пор, когда Ремус Люпин был здесь частым гостем, в Годриковой Лощине многое изменилось. Большинство старых домов с островерхими крышами теперь казались заброшенными, их окна и двери заросли пышным зелёным плющом. За время Войны Волшебников население магической Британии заметно сократилось — не только за счёт погибших, но и за счёт уехавших. Годрикова Лощина пострадала особенно сильно. А после войны многие семьи предпочли куда-нибудь отсюда уехать, в Хогсмид или в магический Лондон — слишком неприятным напоминанием был вид опустевших домов.

Но некоторые остались. Годрикова Лощина была старше Хогвартса, старше Годрика Гриффиндора, чьё имя она носила, и были семьи, которые намеревались жить здесь до конца мира и его магии.

Одной из таких семей были Поттеры. Возможно, будут и дальше, если так решит последний из них.

Ремус Люпин постарался объяснить всё как можно проще, чтобы мальчик его понял. Когтевранец задумчиво кивнул, но ничего не ответил, словно ему и так всё было ясно безо всяких вопросов. Возможно, так оно и было — ребёнок Джеймса Поттера и Лили Эванс, главных старост Хогвартса, вряд ли мог оказаться глупым. За время их короткой беседы в январе у Ремуса сложилось впечатление, что мальчик очень умён, хотя тогда в основном говорил сам Ремус.

(До Ремуса, конечно, дошли слухи о происшествии в Визенгамоте, но он не поверил ни единому слову. Как не поверил до этого, что Джеймс обручил своего сына с дочерью Молли.)

— Вот и памятник, — сказал Ремус, указывая вперёд.

* * *

Гарри шагал рядом с мистером Люпином к чёрному мраморному обелиску и молча размышлял. Вся эта прогулка казалась ему какой-то ошибкой. Он не хотел моральной поддержки и утешений, он выбрал другой путь. Для самого Гарри пятью стадиями переживания горя были ярость, раскаяние, решимость, исследования и воскрешение. (А не общеизвестные «пять стадий», которые, насколько он знал, никто не подтвердил экспериментально.) Но мистер Люпин так искренне хотел помочь, и к тому же Гарри казалось, что он не имеет права отказываться от предложения посмотреть дом Джеймса и Лили. И вот, Гарри молча шагал к обелиску, чувствуя себя удивительно отстранённо, словно он — герой пьесы, сценарий которой ему было неинтересно читать.

Гарри объяснили, что в этот раз ему не нужно надевать Мантию невидимости, чтобы мистер Люпин мог за ним присмотреть.

Гарри был совершенно уверен, что за ними незримо следует Дамблдор, а может, ещё и Шизоглаз Хмури, на случай, если кто-то решится клюнуть на такую приманку. Гарри ни за что не отпустили бы из Хогвартса под охраной одного только Ремуса Люпина. Однако, Гарри не думал, что тут может что-то случиться. Пока ничто не противоречило гипотезе, что вся опасность связана с Хогвартсом и только с Хогвартсом.

Когда они подошли ближе к центру посёлка, мраморный обелиск превратился в…

Гарри глубоко вздохнул. Он ожидал увидеть Джеймса Поттера в героической позе, с палочкой, направленной на лорда Волдеморта, а Лили Поттер — заслоняющей собой колыбельку.

Но вместо этого он увидел мужчину в очках, со взъерошенными волосами, и женщину с распущенными волосами и ребёнком на руках, и ничего больше.

— Выглядит очень… естественно, — сказал Гарри и почувствовал странный ком в горле.

— На этом настояли мадам Лонгботтом и профессор Дамблдор, — объяснил мистер Люпин, который смотрел больше на Гарри, чем на памятник. — Они сказали, что следует помнить, как Поттеры жили, а не как они умерли.

Гарри задумчиво глядел на изваяние. Очень странно было видеть самого себя в виде каменного младенца без шрама на лбу. Он словно заглянул в альтернативную вселенную, в которой Гарри Джеймс Поттер (без дополнения Эванс-Веррес к фамилии) стал умным, но обыкновенным учеником в школе магии. Наверное, гриффиндорцем, как его родители. Гарри Поттером, который бы вырос нормальным юным волшебником и знал бы что-то о науке только потому, что его мать была маглорождённой. И в итоге он смог бы изменить… немногое. У сына Джеймса и Лили не было бы того, что профессор Квиррелл называет целью, а профессор Веррес-Эванс — обычными амбициями. Его родные родители очень сильно бы его любили, но это не помогло бы никому в этом мире, кроме самого Гарри. И если бы кто-то мог отменить их гибель…

— Вы были их другом, — сказал Гарри, поворачиваясь к Люпину, — очень долго, с самого детства.

Мистер Люпин молча кивнул.

В памяти зазвучал голос профессора Квиррелла: