Солдаты - Михаил Алексеев

— Разумеется… — неуверенно подтвердил он.

Она пристально посмотрела на него.

— Почему ты не хочешь, чтобы я была в вашей роте? — губы ее дрогнули. — Почему?

— Этого не следует делать, Наташа!

— Почему? Мы были бы вместе…

— Мы не будем вполне счастливы, когда другие…

Наташа задумалась.

— Ну, как хочешь… — голос ее оборвался, она уткнулась головой в его грудь и разрыдалась. — Ты… ты прав, Аким, прав… — говорила она, всхлипывая и пряча от него свое заплаканное лицо.

Он отрывал ее голову от своей груди, стараясь заглянуть ей в лицо и утереть слезы. Неловко обнимая ее, сбивчиво говорил:

— В общем… собственно… я не против… Ты же знаешь, как я рад!.. Если хочешь, я сам похлопочу…

— Хочу! Хочу!.. И никуда от тебя не уйду! — вдруг с отчаянной решимостью заговорила Наташа. — Никуда!.. Никуда!..

Он молчал и дрожащей, грубой своей рукой гладил ее по спине, неловкий и беспомощный.

— А я знала, что мы встретимся, — немного успокоившись, сказала Наташа. — Только не думала, что так быстро.

— Я тоже думал о тебе, Наташа. Даже стихи писал…

Он вынул из сумки свой дневник. Потом подумал и снова спрятал его: «Только встретились и уже за стихи. Какая сентиментальность!..».

— Почему же ты не читаешь?

— Потом, Наташа, потом…

Наташа не возражала. В самом деле: стихи можно и потом.

— Какой же ты у меня… хороший! — воскликнула она и прижалась своей пылающей щекой к его жесткому, небритому подбородку.

Он вдруг вспомнил что-то, глаза под очками беспокойно заблестели.

— Наташа, а что… что с ним?

— Ты это о ком, Аким? — с тревогой спросила она.

— О Володине я спрашиваю, о Николае…

Наташа нахмурилась.

— Не стоило бы о нем и вспоминать, Аким. Кажется, в Австрии сейчас. Не знаю точно.

— В Австрии?! Как он туда попал?

— Стешка Лунченко ведь бросила его. Вскоре после нашей с тобой встречи. Не знаю, что между ними случилось, но только она выгнала его из своей хаты. Володина вызвали в комендатуру и предложили стать полицаем. Он, кажется, не согласился. Его долго били. Потом вместе с очередной партией ребят и девушек угнали куда-то. В июле к нам в отряд пришел Миша Кравцов. Ты же его хорошо знаешь. Фашисты его тоже угоняли куда-то. Так вот он рассказывал, что вместе с Володиным они работали на немецком заводе, который снаряды делает. Миша сбежал. Он звал с собой и Володина, но тот отказался. Это все Кравцов рассказывал…

— Снаряды немцам делает… Не убежал все-таки от войны.

Худое лицо Акима опять побледнело, глаза зло блестели за очками.

— Аким, скажи, ты заходил к нему в ту ночь?

Аким не ответил.

Наташа поняла, что ему неприятно об этом вспоминать, и заговорила о другом:

— А помнишь, ты о школе мне наказывал?

— Ну? — сразу оживился он.

— Ее, наверное, удалось спасти. Ведь там у нас остались надежные ребята. — И Наташа стала торопливо рассказывать о всем случившемся с ней после их недавней и короткой встречи.

— А почему ты решила пойти на фронт? — спросил ее Аким. — Ведь ты же учительница, могла бы работать где-нибудь в тылу.

Она посмотрела на него с удивлением.

— Нет, Аким. Я хочу быть на фронте. Помнишь, я рассказывала тебе о Шуре, избачихе нашей, которую фашисты в Германию угнали?.. — спросила она взволнованно. — Не знаю почему, но Шура все время стоит перед моими глазами. И мне кажется, что именно я должна освободить ее. Я найду ее… обязательно найду!.. И мы вернемся домой вместе!.. И будут у нас книги, и Шура будет опять такая же светлая и веселая, как всегда!.. А потом, на фронте я ведь встретила тебя, Аким…

Он стал порывисто обнимать и целовать ее, радуясь и одновременно удивляясь тому, какое большое, чистое сердце у этой хрупкой девушки, — в эту минуту Акиму казалось, что счастливее его никого нет на свете.

Не заметили, как подкрался вечер.

— Чудесная ты моя!..

Она, счастливая, смотрела на него.

Аким взглянул на часы и стал собираться.

— Куда ты? — испугалась Наташа. И в этом ее испуге было столько искренности и любви, что он в нерешительности задумаля.

— Останься до утра. Ведь тебе разрешил командир… — сказала она тихо.

— Но… Наташа…

— Останься, Аким, — уже не просила, а умоляла она. Он взял ее за узенькие, чуть вздрагивающие плечи, потом решительно сбросил с себя вещевой мешок.

…Рано утром она задержала его на крыльце.

— А что, если… — тихо сказала она, краснея.

Он понял ее и тоже покраснел.

— Тогда ты поедешь домой, Наташа…

Он хотел сказать, что она унесет и его частицу с собой, но застеснялся, легонько снял со своих плеч ее теплые маленькие руки, взволнованно-счастливый проговорил:

— До свиданья, Наташа!.. Любимая!..

…Ехал на попутной машине. Думал о Наташе, о своих боевых друзьях. Как отнесутся они к ее приходу?.. Не причинит ли он им боль? И будет ли он сам счастлив, когда такого счастья лишены другие?..

4

Через три дня Наташа была уже в разведроте. Устроил это через штаб армии майор Васильев. Он же и привел Наташу к разведчикам.

— Вот ваш доктор. Наталья Петровна Голубева, — представил он ее бойцам. — По части санитарии обращаться к ней и слушаться только ее. Не грубить. Иначе заберу обратно.

Пока майор говорил, Наташа бойко смотрела на солдат, не скрывавших своего любопытства. Акима в роте не было. Он еще с утра ушел с лейтенантом Марченко на НП генерала получать какую-то задачу. Наташа смотрела на бойцов, искала глазами Акима. Это, конечно, заметил Сенька. Не отличаясь особым тактом, он громко сказал:

— Аким скоро вернется.

Девушка вспыхнула и сразу же заговорила о чем-то с майором.

Она решила приступить к делу немедленно. Вместе с Васильевым сходила к начсандиву, попросила у него санитарную сумку. Тот дал ей записку, и Наташа побежала в медсанбат. Там ей выдали все, что полагалось для первой медицинской помощи раненым и больным.

Когда Наташа вернулась, все сверкало чистотой. Лица разведчиков румянились от холодной воды, сапоги у всех были начищены до сияния, подбородки тщательнейшим образом выбриты, а на гимнастерках красовались боевые ордена и медали. Двор был чисто подметен. Под крышей сарая рафинадом белел поварской халат Михаила Лачуги. За плетнем запоздавший Кузьмич чистил скребницей своих лошадей. На задах дымилась железная бочка — это, пользуясь небольшой передышкой, Пинчук решил пропарить солдатское белье. Сам старшина стоял у крыльца хаты, солидно потягивая трубку, многозначительно приглаживая книзу свои казачьи усы. Он вышел из хаты только затем, чтобы посмотреть, какое впечатление произведет на девушку наведенная по его распоряжению чистота. Наташа действительно сильно удивилась, она восторженно осматривала бойцов и хозяйство Пинчука. Она догадывалась, что все это произошло в связи с ее появлением в роте, и была рада этому.

— Где мне увидеть старшину? — обратилась Наташа к Пинчуку.

— Я старшина. Що трэба? — спросил Петр (из-за его плеча выглядывало плутоватое лицо Ванина).

— Я санинструктор, мне надо комнату. Помещение… вот для этого, — Наташа приподняла в руках большую брезентовую сумку с ярко-красным крестом на боку.

— Пидэмо за мною, товарищ…

— Голубева, — подсказала Наташа.

Они вошли в соседний маленький и, очевидно, давно оставленный хозяевами домик; там уже орудовала какая-то бабка, протирая мокрой тряпкой окна.

— Оце для вас.

— Спасибо, товарищ сержант.

— Що ще от мэнэ трэба?

— Я слышала, у вас много раненых. Пусть сейчас же идут ко мне на перевязку. Только по одному.

— Добрэ, — похвалил Пинчук, ценивший людей практичных и деловых.

Первым в хату Наташи вошел Вася Камушкин — у него открылась старая рана.

— Садитесь вот здесь, — указала Наташа на стул.

Она быстро развязала бинт. Кончик его присох, к ране. Наташа чуть-чуть потянула.

— Больно?

— Пока нет… не очень… нет, больно!

— Когда ранен?

Вася сказал.

— Где?

Он ответил.

— Сколько времени лежал в медсанбате? — задавала Наташа вопрос за вопросом.

Камушкин охотно отвечал. Он даже не заметил, как кончик бинта отделился от раны. «Молодая, а хитрая», — подумал Вася, глядя на светлые волосы девушки, хлопотавшей у его руки. Иногда они касались его подбородка, и, взволнованный, он поднимал голову выше, смущенно улыбаясь.

— Ну, вот и все! Можете идти, — девушка подняла на бойца разрумянившееся от хлопот лицо. — Через два дня снова приходите на перевязку.

— Спасибо вам… товарищ Наташа! — поблагодарил Камушкин, поймав себя на том, что ему вовсе не хочется уходить из этой хаты. Но за дверьми ждал другой разведчик, и Вася заспешил.