Шолохов. Незаконный - Захар Прилепин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На крыльцо вышел белоусый махновец из штаба, перевесившись через резные балясины, сказал:
– Взводный, чуешь?.. Не стреляй хлопца, нехай он ко мне пойдёт!
Петька взошёл на крыльцо, стал, прислонясь к двери. Белоусый подошёл к нему вплотную, сказал, стараясь заглянуть в узенькую, окровяненную щёлку глаза:
– Крепкий ты, хлопец… Я тебя мылую, запишу до батька у вийсько. Служить будешь?
– Буду, – сказал Петька, закрывая глаз.
– А не утэчэшь?
– Кормить будете, одевать будете – не сбегу…»
При понятной беллетризации всей этой истории в колченогого взводного в высоких английских крагах, пахнущих дёгтем, – вполне верится.
Скорее всего, в реальности любопытный Шолохов пошёл смотреть на махновцев и был задержан рядовым бойцом: «А ты кто такой? Чего тут выглядываешь?» Взяли за шиворот, пугнули – и то ли баба вступилась, то ли сам махновец всё понял. Поговорив с минуту, подростка отпустили.
Никакой Махно Шолохова, конечно, не допрашивал. Он совсем недавно был ранен и мучился жесточайшими болями. И смотреть ни на кого не стал бы. Но сам Шолохов действительно мог видеть Махно. Его многие каргинские жители наблюдали на следующий день.
* * *
21 сентября Махно хоронил своего атамана Гаркушу, погибшего в недавнем бою.
Нестор Иванович приехал на тачанке и, пока шли похороны, из неё так и не вышел. С ним была жена, красавица Галина Кузьменко. Она будто застыла у гроба. Рядом, тут же, стоял конь Гаркуши и обнюхивал то свежую землю, то голову покойного.
Каргинцы, наблюдавшие за происходящим, так и не поняли, отчего батька хоронит товарищей, не слезая с тачанки. А он на ногу не мог ступить. Это ранение будет его мучить всю оставшуюся жизнь.
В «Тихом Доне» про махновский рейд сказано совсем коротко: «Махно действительно появился в пределах Верхне-Донского округа. Под хутором Коньковым в коротком бою он разбил пехотный батальон, высланный ему навстречу из Вёшенской, но на окружной центр не пошёл, а двинулся к станции Миллерово, севернее её пересёк железную дорогу и ушёл по направлению к Старобельску. Наиболее активные белогвардейцы-казаки примкнули к нему, но большинство их остались дома, выжидая».
Если быть точным, то конкретно из Каргинской ушли двое. В других станицах к Махно присоединились тоже по двое, по трое из числа потерявших хозяйство. По дороге, в хуторе Дуленском Боковской станицы, махновцы убили председателя исполкома Ладинова, жену учителя, мальчишку десяти лет и несколько продагентов.
Не уйдя за Чир вместе с Чукариным и местным руководством, Шолоховы всерьёз рисковали. Они ж статистику вели, налоги считали – мало ли на них тут обиженных было! Отправившийся разглядывать махновцев, работавший в исполкоме Михаил и вовсе прошёл на волосок от смерти.
Это потом можно было посмеяться, раскрашивая короткое задержание то так, то эдак. Но в тот сентябрьский день Шолохова могли убить походя, между делом.
В Старобельске Махно прооперировали. Туда к нему явился уполномоченный РВС Южфронта с предложением начать переговоры о заключении союза. Столь огромен был авторитет Махно: только что он перебил несколько сотен командиров, комиссаров, красноармейцев, продработников – а с ним переговоры! За ситуацией Ленин следил лично. Троцкий тогда же написал целую панегирическую брошюру про махновцев, стремясь задобрить идейного, но безжалостного противника.
Сразу после ухода Махно кто-то из каргинских разрыл могилу махновца Гаркуши: искали драгоценности. Ничего не найдя, раздели покойника: справная одежда, чего пропадать?
Чукарин и прочие исполкомовцы подсчитывали огромные убытки. Из Вёшенской явилась милиция и обязала местных жителей сдать зерно, пообещав за невыполнение приказа расстрел. Каргинские начали свозить мешки обратно.
* * *
В автобиографии 1931 года Шолохов напишет: «Гонялся за бандами, властвовавшими на Дону до 1922 года, и банды гонялись за нами. Всё шло как положено. Приходилось бывать в разных переплётах…»
О Шолохове писали порой, что он был в эти годы то ли пулемётчиком, то ли бойцом ЧОН. Части особого назначения (ЧОН) были задуманы как боевые отряды при местных партийных организациях и появились на основании постановления ЦК РКП(б) от 17 апреля 1919 года. Они формировались из коммунистов, сочувствующих им рабочих и членов профсоюзов в возрасте от 17 до 55 лет, а также из комсомольцев.
Евгений Петрович Шолохов, двоюродный брат Михаила, достаточно скоро вступил и в комсомол (и приняли!), и в ЧОН (куда принимали только членов ВЛКСМ). Чем не прелюдия к очередному донскому рассказу? Оба деда Евгения из купеческого сословия, дома их были экспроприированы, лавки сожжены – а внук в ЧОНе.
Михаил тоже пробовал попасть в ЧОН, но ему сказали, что во-первых, не подходит по возрасту, во-вторых, не комсомолец. А в ЧОНе ботинки за отличную службу выдают, величайшую по тем дням редкость. И форму. И оружие.
С июня 1920 гола красноармейским кавалерийским эскадроном в станице Вёшенской командовал тот самый Яков Фомин. Красноармейцы имели паёк и обеспечение. Туда попасть было и вовсе пределом мечтаний.
Михаил был расстроен. Мало того что его Шолоховы и Моховы долгое время не принимали, на порог не пускали – так и теперь судьба унизить норовит! Брату, которого Шолоховы и Моховы сразу признали за своего, – пожалуйте в ЧОН служить, а его, татарчука, которого «мать под забором родила», прочь погнали.
Когда ж это всё кончится?
Для казаков – он не казак был. Для купцов – не купец. Для мужиков – не мужик. Но и для большевиков не свой.
Вот сиди, бумаги перебирай. Можем тебе дать револьвер, когда нас убивать придут. Но когда опасность минует – заберём.
В Каргинском ЧОНе было двадцать человек: Михаил всех знал. В их кругу крутился и, случалось, был с ними в деле. Раз в ожидании подхода очередной банды сидел с разведкой на Каргинской горе – той самой, с которой Мелехов в «Тихом Доне» из пушек стрелял.
Другой раз по тревоге собрались в исполкоме – и прятали бумаги. Выставили его в оцепление.
Третий раз выезжали на поимку дезертира. Не застали – но жену его, смотревшую чёрными глазами, видел. И детей, выглядывавших из-за юбки.
Хроника боевых столкновений тех месяцев впечатляюща.
19 ноября 1920 года семь человек конных казаков в хуторе Власове Краснокутской станицы арестовали 12 продармейцев и расстреляли за хутором. 21 ноября в районе станицы Казанской караульным батальоном Якова Фомина был обнаружен малый отряд (40 сабель и 15 человек на подводах) казаков-повстанцев. Их окружили. С боем, потеряв пять человек, повстанцы вырвались. Одновременно в хуторе Дедовском и Нижне-Лиманском отряд Ивана Колычёва (считавшегося махновским атаманом) захватил хутор Макаровский.
25 ноября колычёвские повстанцы встретились в бою с красноармейцами Якова Фомина. «Тихий Дон»: «В бою на подступах к селу Сухой Донец вёшенский эскадрон под командованием Якова Фомина атаковал цепи повстанцев с фланга, смял их, обратил в бегство и вырубил при преследовании около ста семидесяти